Ферн Майклз - В плену страстей

С огромной кровати, занимавшей большую часть обитой розовым шелком комнаты, доносились тихие, приглушенные звуки. Нетерпеливо отбросив в сторону одеяла и подставляя обнаженное тело прохладному воздуху, который не мог согреть даже разведенный в камине огонь, Калеб ван дер Рис перевернулся, увлекая женщину за собой. В неровном свете пламени Селеста изучала его лицо, пылающее неподдельной страстью. Она затрепетала, заметив в черных, как ночь, глазах искорки превосходства.

Крепко держа девушку за бедра, Калеб наблюдал за игрой чувств на хорошеньком личике Селесты. Она запустила пальцы в мягкие волосы на его груди и погладила крепкое, мускулистое тело. Его разметавшиеся волосы темнели на подушке, а черные глаза неотступно следили за Селестой, будто Калеб хотел загипнотизировать девушку, чтобы полностью насладиться не только великолепным телом, но и бурей восторга, которую он неизменно вызывал у женщин. Сильные стройные ноги мужчины обхватывали бедра девушки, а руки ласкали грудь Селесты, время от времени приближаясь к месту слияния их тел.

Снизу доносилась музыка, звон стаканов и смех – обычные звуки для заведения мадам де Туа. Но Селеста уже ничего не слышала: мужчина, который лежал рядом, полностью завладел всеми ее чувствами.

Калеб пожирал девушку взглядом, наблюдая за приближением экстаза. Из груди Селесты вырывались низкие страстные стоны, пульс участился, а тело покрылось капельками пота. Глаза Калеба не переставали следить за ней, и это был взгляд победителя, который сознает свою власть над женщиной и благосклонно принимает ее страсть, одновременно утоляя голод своего тела.

Уже два года капитан ван дер Рис являлся одним из клиентов Селесты, и она всегда с нетерпением ждала встречи с ним. Горячий и крепкий, он считался замечательным любовником и с охотой демонстрировал свое мастерство в постели. Сейчас, наблюдая, как он одевается, Селеста думала об абсолютной власти, которую имел этот сильный мужчина над женщинами. Требовательный и волевой, он обладал каким-то мальчишеским очарованием, перед которым не могли устоять очень многие женщины.

Калеб сел на краешек кровати и натянул высокие, до колен, сапоги из мягкой кожи.

– Если хочешь, – тихо промурлыкала Селеста, – мы можем встретиться вне дома мадам де Туа.

Он улыбнулся, взвешивая ее предложение.

– Где мы можем встретиться, дорогая? Мой дом – мой корабль. У капитанов кораблей обычно нет квартир в порту.

– Марсель – очень крупный порт, – надув губки, произнесла девушка. – Ты часто бываешь здесь, я могла бы присматривать за твоей квартирой…

Он запрокинул голову и от души расхохотался, заполнив раскатами смеха всю комнату.

– Неужели? Селеста, не порти вечер. Я уже говорил тебе раньше: мне не нужна квартира, а тем более – женщина, которая держала бы ее для меня. Разве тебе не достаточно, что все время, которое я нахожусь во Франции, я провожу здесь, с тобой?

Чтобы как-то сгладить сказанное, Калеб наклонился и уткнулся лицом ей в грудь.

– Нет! Не достаточно! Девушки снова станут смеяться надо мной. Ты выбираешь только меня, когда приходишь в заведение мадам де Туа, но я, видимо, мало для тебя значу, раз ты не хочешь, чтобы я принадлежала только тебе!

Селеста обиженно выпятила вперед нижнюю губку, а прекрасно изогнутые брови сурово сомкнула над вздернутым носиком.

– Я думаю, у тебя просто есть другие женщины!

– Конечно, есть, – добродушно отозвался Калеб, – так же, как и у тебя – другие мужчины.

– Но ведь это же моя работа! – возразила она, сбрасывая с себя одеяло.

Опустившись на колени, Селеста нежно обняла Калеба за шею надушенными руками.

– Иначе на что мне жить?! Меня уже тошнит от заведения мадам де Туа… Почему ты никогда не пригласишь меня на свой корабль? Я могла бы остаться там и быть рядом, когда бы ты ни пожелал. Это лучше, чем несколько часов ночью…

Ее настойчивость начала раздражать Калеба. Он потянулся за жилетом и с яростью принялся его натягивать.

– Я уже говорил тебе, что никогда не вожу женщин на корабль.

– Ах да! Это же что-то вроде священного места, где твой отец и мачеха поняли, что любят друг друга. Ба! Вот уж никогда бы не подумала, что ты настолько сентиментален!

Калеб в очередной раз пожалел, что рассказал Селесте об истории своего корабля «Морская Сирена». Во всем был виноват ликер, развязавший ему язык, и, возможно, одиночество, в котором он не хотел признаться даже себе. Калеб внезапно понял, что никогда больше не вернется к мадам де Туа: Селеста надоела ему своими чрезмерными требованиями и мольбами.

Почувствовав, что зашла слишком далеко, девушка сразу же сделала вид, что раскаивается. Она прижалась к Калебу и прошептала на ухо, что никогда больше не будет надоедать ему разговорами о корабле.

Зажав в кулаке ее пышные золотистые волосы, Калеб тянул за них до тех пор, пока Селеста снова не оказалась на подушках. Он впился губами в рот девушки, обдав ее горячим дыханием с привкусом вина. С сильно бьющимся сердцем Селеста принялась срывать с него одежду, приглашающе выгибая бедра. Губы Калеба проделали привычный путь от ее рта до груди, а руки завладели всем телом, разжигая огонь, который, казалось, уже погас.

В уголке рта Селесты промелькнула едва заметная хитрая улыбка, а миндалевидные, чуть раскосые глаза торжествующе вспыхнули. Калеб простил ее и всегда будет прощать! Со временем она заставит его признать, что он не может без нее жить. Селеста хотела его, нуждалась в нем. Калеб не был похож на других мужчин, с которыми ей приходилось иметь дело. Одно его прикосновение разжигало в ней неутолимое желание, по телу разливалось приятное тепло, и Селеста ощущала, что хочет его снова, снова и…

Когда проститутка достигла головокружительной вершины страсти, Калеб оттолкнул ее от себя, оставив одну на краю бездны.

– Ты права, Селеста: ты никогда больше не будешь докучать мне.

Беззвучно ступая по ковру, он направился к двери и с грохотом захлопнул ее за своей спиной.

Тайлер Пейн Синклер прохаживался по широкой галерее, которая протянулась над главной лестницей и холлом его лондонского дома. Глядя на впечатляющий ряд фамильных портретов на стене, он до сих пор не совсем верил, что после смерти отца унаследовал титул барона и занял его место в парламенте. Все угрозы родителей лишить Тайлера наследства, если он когда-нибудь женится на своей дальней родственнице Камилле Ленгдон, не осуществились. Когда, наконец, нахальный отец Камиллы умер от руки Сирены ван дер Рис, старики Синклеры изменили свое решение. Они убедились, что Камилла, лишившись дьявольского влияния Стефана Ленгдона, показала себя как девушка с изысканным вкусом и прекрасным характером. Об этом никогда не говорилось вслух, но было ясно, что Синклеры предпочтут лишиться обеих рук, чем оттолкнуть от себя единственного сына.

Темные глаза Тайлера стали задумчивыми, когда его ухо уловило звонкий девичий смех. Он будет очень скучать по Рэн, когда та уедет вместе с Сиреной и Риганом, которые должны прибыть в Лондон через две недели. Сейчас, когда все мысли Камиллы заняты приближающимся материнством, ему будет не хватать жизнерадостной Рэн и ее зависимости от него, которая, кстати, очень льстила Тайлеру.

Какими одинаковыми и в то же время разными были прекрасные Сирена и Рэн! Тайлеру придется смириться с тем, что он всегда будет беспокоиться о Рэн, как если бы был ее старшим братом. Казалось, Тайлер никогда не мог относиться к Рэн беспристрастно, даже когда заменял ей отчима, пока девушка жила под его опекой. Тайлер тяжело вздохнул. Рэн вскоре вернется на Острова Пряностей[1] вместе с Сиреной и Риганом и там найдет свою судьбу. Хвала Господу, что в ее новой жизни уже не будет места этому денди – Малькольму Уэзерли.

Но как объяснить Сирене появление этого щеголя? Тайлер вздрогнул, представив, как гневно вспыхнут изумрудные глаза, когда Сирена узнает, что малышка Рэн готова выскочить замуж за этого повесу, стоит только ему попросить ее руки. На красивом лице Тайлера заиграла недобрая усмешка: если Малькольму Уэзерли удастся избежать гнева Сирены, то ему придётся иметь дело с Риганом. Тайлеру было досадно, что Риган – в отличие от него самого – возможно, сумеет взять ситуацию под контроль. Но барон утешался тем, что Риган не испытывал на себе очарования Рэн на протяжении последних трех лет.

Тайлер считал себя не в праве в чем-либо отказать Рэн, и Камилла полностью поддерживала мужа. Восхищение Камиллы девушкой было удивительным во всех отношениях. Тайлер ласково улыбнулся при мысли о своей красивой светловолосой жене. Камилла проделала долгий и трудный путь от хорошенькой и легкомысленной молодой девушки, которую он знал и любил, несмотря на ее эгоизм, до любящей, заботливой женщины; и Рэн, как и Тайлер, была благодарна ей за материнское покровительство. Единственное, что не нравилось Камилле – это дружба Рэн с пуританкой[2] Сарой Стоунхам. Даже в этом Камилла защищала и оберегала свою маленькую семью: пуритане высказывали опасные мысли против королевской власти над церковью; ходили даже слухи о гражданской войне.

Как член парламента, Тайлер знал, что страхи Камиллы небезосновательны, но не хотел, чтобы его собственные интересы повлияли на отношение к юной подруге Рэн. Сара Стоунхам была славной девушкой из благородной семьи, с которой Тайлер был знаком многие годы. Для Синклера не имел значения тот факт, что их религиозные взгляды не совпадают. Кроме того, как мог он выгнать из своего дома Сару, когда та приехала по приглашению Рэн дождаться прибытия в Лондон своих родителей?

Тайлер ускорил шаги по направлению к резной двери в комнату Рэн, чтобы пожелать девушкам доброй ночи. Он уже поднял руку, чтобы постучать, когда из-за толстой двери донеслись девичьи голоса.