Григорий медленно кивнул, раздумывая, верить или не верить Ревской.

— Спасибо, что принес мне это. Ее слова проливают новый свет на поэзию Ельсина.

— Я сделаю тебе фотокопию. Как я мог забыть об этих записях? Сейчас все только и говорят об аукционе, такую шумиху подняли, вот я и вспомнил, — Золтан подхватил свои пакеты и направился к выходу. — Всего хорошего, Григорий! Я оставлю фотокопию в твоем почтовом ящике. Смешно сказать, насколько по-разному смотришь на вещи в зависимости от того, что ищешь.

Золтан вышел. Григорий уже собирался закрыть за ним дверь, как на пороге появилась Карла.

— Вы ведь знаете, что в этом здании курить запрещено…


Наступил новый год. Грязные сосульки свисали с карнизов домов. Солнце пряталось за тучами до десяти часов утра. Покрытые сажей и грязью окна плотно заперты на зиму и законопачены забитым в щели между рамами тряпьем. Мама бегала на работу, с работы, в больницу, по магазинам, к тюрьме с передачами, навещала подруг и родственниц. Нина суетилась, как белка в колесе: по утрам — на занятия или обязательные лекции по марксизму-ленинизму-сталинизму, днем — на репетиции, по вечерам — на представления. Еще была добровольно-принудительная общественная нагрузка: длительные поездки на автобусе по ухабистым дорогам в дальние деревни или на большие заводы выступать перед колхозниками, и рабочими. Дополнительные деньги можно было заработать, выступая на полулегальных концертах в клубах культуры и отдыха или на представлениях в институтах и университетах. Нина моталась по концертным залам как угорелая. От усталости все мышцы болели, пальцы ног были стерты до крови. Иногда все получалось: тело идеально слушалось Нину и даже удивляло ее своим совершенством. В другие дни случались досадные срывы. Она сама гладила себе сценические костюмы и стирала пуанты, пришивала ленты и эластичные резинки. Выслушивая после репетиций критические замечания в свой адрес, Нина изредка плакала. Ей хотелось танцевать идеально, но это казалось недостижимым. Она целовала маму в щеку и уходила в зимний полумрак, шла мимо детей, играющих в переулке в хоккей. Их громкие голоса перезвоном колокольчиков разносились в морозном воздухе. По улице медленно ползли переполненные трамваи, пассажиры висели даже на подножках. Нина направлялась в свой мир белых колгот и пачек, постоянно накладываемого и стираемого грима, опускающегося и поднимающегося занавеса. Все это время она ждала, когда объявится Виктор.

Со времени ужина в «Арагви» прошло две недели. Не сказала ли она чего-нибудь лишнего? А вдруг он встретил другую? А что, если с ним произошел несчастный случай?

И вот однажды вечером она его увидела. Или ей показалось, что это был Виктор.

В тот воскресный день Нина выступала не на сцене Большого театра, а в небольшом концертном зале. Сольное выступление. Маленький приработок к основной зарплате. Представление закончилось, и она вышла на улицу. Воздух ясен и свеж. Холодно, но не слишком. Солнце лишь коснулась своим краем горизонта. Нина присоединилась к толпе на тротуаре. Люди шли медленно, словно наслаждаясь выпавшим выходным днем. Вдруг Нина заметила у стоящего на углу киоска Лилию. На красавице были серая шуба и темная маленькая шапочка, из-под которой выбивались белокурые волосы. Высокий элегантный мужчина покупал сигареты. Шапка и шарф сбивали Нину с толку. Между ней и мужчиной сновали люди, но она была почти уверена, что это он, Виктор, — высокий, стройный и отнюдь не больной. Нина почувствовала глубочайшее разочарование.

Она к нему подойдет! Нина уже совсем было набралась храбрости, как Лилия и ее спутник развернулись и пошли в противоположную от Нины сторону. Прогуливающаяся по тротуару толпа помешала ей последовать за ними.

Нина закрыла глаза. Она забудет Виктора! Она молода, и мир не сошелся клином на этом человеке. Вместо того чтобы идти домой, Нина решила прогуляться, словно, уйдя от дома, она сможет уйти и от своих навязчивых фантазий. Девушка рассказала по секрету воображаемой подруге о чувстве, которое испытала две недели назад к Виктору. Чувство это было выше физического влечения. Нина надеялась, что это любовь. Без опаски довериться первому встречному было с ее стороны крайне опрометчиво. В переулке детвора, крича и визжа от восторга, каталась на коньках по неровному льду и утоптанному снегу. Нине вспомнился пыльный двор ее детства и Вера, с которой они играли допоздна. Они так заразительно смеялись, что долго не могли остановиться…

Она все шла и шла по набережной Москва-реки. Из громкоговорителей неслось задорное хоровое пение. Вечерело. В лучах заходящего солнца лед на реке казался розоватым. Вдруг Нина почувствовала, что замерзает. Лицо просто окоченело на морозе…

На следующий день она нашла на полу своей гримерки записку, просунутую, судя по всему, под дверью.

«Ужасно извиняюсь за долгое молчание. Моя мама снова болела, и я не мог отойти от ее постели. Тысяча извинений. Приглашаю вас сегодня вечером на свидание.

Ваш Виктор».

«Снова его мать!»

После представления, возвращаясь со сцены, Нина наткнулась на Виктора. Он стоял, небрежно прислонясь к стене напротив ее гримерки.

— Я с вами поссорилась, — ледяным тоном сказала она.

— Извините. Я сидел дома с больной мамой. Не судите меня слишком строго.

— Я вас не прощаю.

Виктор улыбнулся.

— А если я пообещаю, что этого никогда больше не повторится?

— Я вам не поверю, — удивительно спокойно ответила Нина. — Я видела вас с Лилией.

Виктор удивился, но не выглядел растерянным.

— Вы видели меня вчера? Где? В ресторане? Почему вы к нам не подошли?

— Не хотела нарушать ваш тет-а-тет.

— Но мы ведь не… Я хотел сказать, мы с Лилей друзья, не больше. — Он беззаботно рассмеялся. — Бабочка, если вам будет от этого легче… Лиля уезжает в Украину. Ей предложили хорошую работу в одном из местных театров. Но даже если бы она осталась здесь… Нина! Я не понимаю…

Он покачал головой. Впервые за то короткое время, что Нина его знала, Виктор не нашелся, что сказать.

— Кое-что произошло, — наконец смущенно произнес он.

— Что именно? — встревоженно спросила Нина.

— Я хочу быть с тобой.


Так оно и случилось. Каждый вечер Виктор приходил за Ниной и вез ее ужинать в ресторан, где воздух клубился сигаретным дымом, сновали люди и гремела музыка. Его непринужденность в общении передалась Нине. Невидимая стена, обычно мешавшая ей заводить новые знакомства, куда-то исчезла. Ее переполняло страстное желание досконально изучить характер Виктора и докопаться до причин его непоследовательности. Впервые в жизни ею руководило не простое любопытство, а живейшая необходимость.

Виктор оказался галантным и надежным кавалером. Вот только частые перемены в его настроении порой заставляли ее чувствовать себя не совсем комфортно. Нина убедилась, что у нее, похоже, и впрямь нет соперницы. В редкие минуты, когда они оставались наедине в гримерке, в чудом пустом коридоре Большого или в холодной темноте вымощенных булыжником переулков, Виктор долго и страстно целовал Нину, шептал ей на ухо ласковые слова. Иногда он ласкал ее, как тогда в машине. Нину удивляло, как она прежде жила без всего этого. Она поздно приходила домой, со счастливой улыбкой ложилась на узкую раскладушку и мечтала под аккомпанемент маминого похрапывания.

Однажды мама проснулась и встревоженным голосом спросила:

— Ты в курсе, который сейчас час?

— Извини, я не хотела тебя будить, — ответила Нина, забираясь под одеяло.

— Курица-наседка не спит, пока не удостоверится, что ее цыплята в безопасности.

— Ха! Слышала бы ты свой храп!

Мама рассмеялась. Ее смех был звонким, как у девушки.

— Я вижу, как ты счастлива, — шепотом сказала она. — Я только хочу, чтобы ты не натворила глупостей. Не общайся с людьми, которым нельзя доверять.

— Не волнуйся, пожалуйста.

Мать вздохнула.

— Ты еще слишком молода. Он красивый?

Нина до этого и словом не обмолвилась о Викторе.

— Очень.

— Очень… — повторила мать. — Если он позволит себе лишнее, ты знаешь, куда бить.

— Мама! — не сдержав смешок, воскликнула Нина.


Темные волны зимы накрыли город. Грустное небо и лютая стужа. Без устали падал снег. Временами наступала оттепель, и он таял, чтобы на следующий день превратиться в лед. С Виктором Нина не замечала капризов погоды. Он познакомил ее со своими друзьями: супружеской парой литературных переводчиков, ершистым романистом-сибиряком, нервным драматургом, то и дело умудряющимся что-нибудь пролить. Среди людей старшего поколения выделялись академик Руднев, архитектор Каминский и директор Государственного архива крепостничества и феодализма.

Но Виктор ни разу не пригласил ее к себе и не познакомил со своей мамой.

Ближайшим другом Виктора был композитор Аарон Симеонович Герштейн, для друзей — просто Герш. Он преподавал в Московской консерватории и жил в том же доме, что и Виктор с матерью. Здание было просто огромным и находилось на балансе Большого театра. В нем жили в основном композиторы, артисты и художники. По сравнению с покрытыми плесенью деревянными балками Нининого дома он смотрелся просто шикарно. Внутри, правда, пахло горелым подсолнечным маслом, но зато вход в здание охранял милиционер.

На каждом из трех этажей был длинный коридор с дверями на обе стороны. Когда Виктор и Нина приходили к Гершу в гости, все они, как по команде, приоткрывались, и в образовавшуюся щелку выглядывала пара любопытных глаз. Независимо от времени суток здесь всегда находились люди, которые курили в прихожей, громко спорили или ссорились, разговаривали по телефону и жарили картошку в кухне. Комната Герша была как раз посредине коридора. Там стоял огромный рояль.