На экране появилось заснятое ранее интервью: Нина Ревская и тележурналист сидят бок о бок на диване. Дрю узнала квартиру на Коммонвэлс-авеню. Лицо бывшей примы выражало капризное недовольство. Дрю обожала читать газетные и журнальные интервью, взятые у знаменитостей. Она с жадностью выискивала в них незначительные факты или события, способные пролить свет на формирование личности знаменитости, на то, как другой человек смог стать «кузнецом собственного счастья», взять от жизни все возможное. Это ее любопытство было сродни энтузиазму, который охватывал Дрю во время изысканий для «Беллера». Все, что она читала и над чем работала, даже последний проект, были посвящены поискам ответа на вопрос «Как жить?».

— Этот аукцион в пользу Бостонского балетного фонда — великое дело, — начала репортер Четвертого канала. — Денег на культуру катастрофически не хватает. Ваши щедрые пожертвования существенным образом поспособствуют развитию балета.

— Надеюсь. — Нина не смотрела собеседнице в глаза.

Репортерша держалась невозмутимо и спокойно, словно говорила с близкой подругой.

— Многие из этих великолепных украшений были подарены вам ювелирами и поклонниками во время пребывания в Париже и Лондоне, но нашим зрителям будет интересно узнать, что некоторые драгоценности вы вывезли из России.

Лицо Нины Ревской напряглось.

— Да, у меня есть русские драгоценности.

— Она не собирается облегчать репортерше ее работу, — сказала Дрю Стефану.

Джуна ободряюще кивнула головой.

— Мне кажется, русские драгоценности имеют для вас определенную символическую ценность. Эти прекрасные произведения ювелирного искусства, подобно вам, красивой и талантливой балерине, смогли не только выжить в условиях авторитарного режима, но и вырваться на свободу.

— Тогда все жили в постоянном страхе, в постоянной опасности, — раздраженно заявила Нина Ревская. — Опасность грозила каждому, не только людям искусства. Это был совсем иной, не похожий на современность мир. Было опасно быть чуть богаче соседа. В тюрьму попадали за сомнительный разговор или двусмысленную шутку. Аресты стали повседневным явлением. Среди арестованных всегда был кто-то из твоих знакомых.

— Ужасно!

— Боже правый! — произнес Стефан.

— Так правительство гарантировало послушание своих граждан, — сказала Нина Ревская.

— К счастью, вам удалось выбраться оттуда.

Репортерша тряхнула головой, но ее отливающие золотом волосы даже не шелохнулись.

— Я думаю, — продолжала она, — наши зрители согласятся, что прибывшие с вами из России драгоценности представляют собой частицу трагического прошлого.

— Да, трагического для миллионов моих сограждан.

— Янтарь обладает собственной символикой, являясь как бы застывшими в смоле мгновениями прошлого. Он не только поразительно красив, в его капельках окаменели мелкие насекомые и другие удивительные создания.

— Ну да.

— У вас есть предположения относительно того, кто такой загадочный владелец кулона, идентичного по дизайну вашему набору?

Дрю подалась вперед, поближе к экрану.

— Этот кулон может быть откуда угодно, — сказала Нина Ревская.

— А это кто такой? — прыснув, спросил Стефан, показывая куда-то на экран.

— Что?

— Там кто-то стоит, сзади, возле края дивана. Видна только рука, но…

— Где? А-а, вижу…

В уголке экрана виднелась облаченная в фиолетовое рука.

— Разве не удивительно, — спросила репортерша, — что кулон оказался здесь, в Соединенных Штатах, а не остался в России?

— Ну же, рассказывай, — прошептала Дрю.

На экране появилась женская фигура, одетая в черные слаксы и фиолетовый свитер. Пока Нина Ревская говорила, стройная чернокожая женщина наклонилась, посмотрела прямо в объектив камеры, улыбнулась, приветственно помахала рукой и снова исчезла.

— Вы допускаете кражу? — спросила репортерша. — Думаете, кулон украли?

— Вполне возможно, — с важным видом ответила Нина Ревская. — Браслет и серьги достались мне от мужа. Они принадлежали его семье много поколений, но во время Гражданской войны многие ценности… исчезли.

— Наконец-то, — сказала Дрю.

Если драгоценности передавались из поколения в поколение в семье ее мужа, то их фамилии, вероятно, можно отыскать в бухгалтерских книгах ювелиров. Почему Нина не рассказала об этом раньше? Дрю позвонит ей завтра утром или заедет к ней домой. Пусть Ревская напишет имена родственников и предков мужа кириллицей. Всех, кого сможет вспомнить.

— Эта женщина сведет меня с ума, — пожаловалась она Стефану.

— Полно.

Стефан шутливо похлопал Дрю по плечу, но тут же отдернул руку, словно давая понять, что не собирается нарушать установившиеся правила их отношений. Сердце Дрю сжалось. Если бы она смогла разжечь искру любви в своем сердце… А впрочем, это может привести только к неоправданным страданиям. Ее представления об идеальных отношениях между партнерами по браку совсем не походили на то, что у нее могло бы быть со Стефаном. Если уж идти на компромисс, то не имело смысла разрывать брак с Эриком. Просто два человека, живущие вместе.

Дрю не могла забыть неприятное чувство постепенного отдаления, которое испытала по отношению к Эрику. Она даже помнила момент, когда поняла, что назад дороги нет. Все началось с того, что она нашла себе первую по-настоящему хорошую, высокооплачиваемую работу в дизайнерском отделе национальной страховой компании. Дрю стала помощником человека, ведавшего экспертизой и покупкой произведений искусства для оформления многочисленных филиалов. Роджер был пожилым джентльменом, вежливым, милым, возможно геем, хотя по его настоянию они никогда не обсуждали свою личную жизнь. Дрю пришлась ему по душе, и Роджер брал ее с собой в бесконечные поездки и командировки. Помимо работы с торговцами антиквариатом на Одиннадцатой улице и участия в аукционах, проводимых в других городах США, они летали в Лондон, Афины, Париж, Боливию, Турцию и Марокко. На дворе стоял 1996 год, и компания не стесняла их в средствах. Дрю чувствовала себя смелой девочкой, которая не боится ходить одна по шумным восточным базарам, где человеческая речь сливается в ничего не значащую для ее уха музыку. Она торговалась, использую язык жестов, азы французского языка, который изучала в колледже, фразы на греческом из путеводителя и испанские слова, почерпнутые из детской телепередачи «Улица сезам». Все это ей очень нравилось. Дрю гордилась своими достижениями.

Однажды она взяла Эрика с собой в Лондон. После двух напряженных дней работы ее ждал длинный уик-энд с мужем. Утром они отправились на станцию метро, желая погулять в Блумзбери, районе в центральной части Лондона, где находятся Британский музей и Лондонский университет. Только они с Эриком оказались на платформе, как двери поезда открылись.

— Это наш! — сказала Дрю и быстро шагнула в вагон.

Эрик помедлил.

— Ты уверена? — спросил он.

Двери закрылись.

Дрю через стекло выкрикнула Эрику название станции, где будет его ждать. Поезд тронулся, и тут до молодой женщины дошло, что случилось нечто непоправимое…

Отогнав неприятные воспоминания, Дрю обнаружила, что сидит на диване рядом со Стефаном. Впереди — огромный телевизионный экран.

— Я поискала в наших архивах, — говорила тем временем репортерша, — и не нашла ваших снимков в янтарном браслете и серьгах. Впрочем, я обнаружила много других интересных фотографий. Вот, к примеру, сделанный мною снимок вас и Джеки Онассис.

Нина Ревская никак не отреагировала на эти слова, и репортерша продолжила:

— Мне бы хотелось увидеть вашу фотографию в этих замечательных янтарных серьгах.

— Они мне не шли.

— Что, янтарь плохо смотрелся на вас?

— Для больших бусин необходимо широкое лицо… и продолговатое. В противном случае они утяжеляют. Нет, эти украшения не для меня.


Зима. Холодное серое утро. Бесконечный сумрак.

Иногда в Большом театре экономили и не отапливали помещение даже днем. Тогда Нина репетировала в шерстяных чулках и длинном вязаном свитере. Из-за теплой одежды ее бедра казались толстыми. Перед представлением она грела ноги в горячей воде. Виктор больше не давал о себе знать, и Нина с нетерпением ждала, когда он объявится. Ногти ее выкрашены в перламутровый цвет. Еще не до конца изношенные туфли подбиты. Ей даже посчастливилось найти в комиссионном магазине красивое вискозное платье.

Сидя в маленькой гримерной, Нина царапала рашпилем подошвы балетных туфель. Теперь она не поскользнется. Каждый раз, проводя напильником по коже, девушка повторяла про себя: «Не думай о Викторе». Надо сосредоточиться, приготовиться к выступлению. Сегодня «Спящая красавица». Она танцует партию Феи Сирени.

За соседним туалетным столиком Полина наклеивала накладные ресницы. В этот вечер она танцует партию Феи Бриллиантов.

— Я влюблена.

— В Аркадия Ловния? — с недоверием спросила Нина.

Такое случалось довольно часто. Балерины стремились завести «друзей» среди высшего партийного руководства. Это надежный способ сделать карьеру независимо от собственного таланта. Не то чтобы Полине его недоставало, скорее у нее отсутствовало некое неосознанное качество, которое нельзя выработать балетными классами и репетициями. У настоящей примы должен гореть в душе огонь. Полине не хватало веры в себя. Она была хорошо вымуштрована, но ее танцу недоставало естественности. Длинные сильные ноги… Полина танцевала мускулами, а не сердцем.

— Нет, не в Аркадия, — прошептала Полина. — Он просто друг.

Ее глаза были широко открыты. Только одна накладная ресница наклеена, поэтому другой глаз казался меньшим, чем на самом деле. Полина уже нанесла макияж, и ее лицо алело неестественным румянцем.