На шестой день они гостили в малюсеньком городке, который назывался Бах. Городок был аккуратненьким, типично альпийским, с пастбищами и садами.

– Ты обязательно должна посмотреть на все это с высоты! Здесь потрясающий вид! – сказал Егор, когда они устроились в местном гастхаузе.

Они сидели на балконе своего номера, и перед ними громоздились снежные шапки.

– Это, конечно, не отель пять звезд, но очень приятно, – как-то извиняясь, произнес Егор.

– Мне очень нравится, – ответила Ника, – нет, серьезно, мне здесь нравится гораздо больше, чем в дорогих отелях. Здесь – как дома. А я ценю именно такой уют.

– Ты просто не привыкла. В дорогих отелях тоже можно чувствовать себя как дома.

– Наверное, – не стала спорить Ника. Впервые за несколько дней они никуда не спешили. Завтра им предстояло выполнить последний пункт программы, которую наметил Егор. А потом они вернутся к Марии Александровне. Ника вздохнула – жизнь просто закрутила ее, не давая опомниться.

– Ты почему вздыхаешь?

– Не знаю. Вроде так все замечательно. Такое путешествие. Дома все хорошо, я маме звонила – она прекрасно себя чувствует и, похоже, рада, что мы с тобой путешествуем вдвоем. На работе все идет своим чередом. Как человек странно устроен – все замечательно, а он вздыхает.

– Это настроение. Оно может ни от чего не зависеть.

– Правда? – Ника с любопытством посмотрела на Егора – неужели мужчины чувствуют так же?

– Знаешь, есть лекарство против таких вещей.

– Какое?

– Работа. Я вообще – трудоголик. Я обожаю работать, я всегда спасался ею.

– Мне иногда трудно представить, что вы с мамой пережили.

– Я сам порой в это не верю. Вспоминаю об этом, как о приключении из книги. Думаю, что нормальный человек может выжить в любой стране. Важно понимать, что тебе никто ничего не должен.

– Неужели, это главное?

– Да, это мобилизует невероятно. Впрочем, сейчас, когда уже все позади, я склонен идеализировать ситуацию. Важны еще семья, поддержка, единомышленники.

– Твоим единомышленником стала Мария Александровна?

– Да. Мы были ориентированы, как теперь модно говорить, друг на друга. И, ты можешь не поверить, я тебя вспоминал очень часто. И даже советовался мысленно.

– И все же я не понимаю, почему за столько лет ты не дал о себе знать?! – вдруг воскликнула Ника. – Ты уже все объяснил мне, и я умом все это понимаю, но душой – нет! Даже оказавшись так близко – ты ничего не сделал. Ведь когда покупал комбинат, мог бы связаться со мной?

– Ника, пожалуйста, я ведь уже все сказал. И в этом нет ни капли вранья. Так получилось – все чего-то ждал. Послушай, у нас есть возможность все исправить. Вот оно, наше время, мы можем распорядиться им как заблагорассудится.

– Да, но…

– Мне было очень хорошо с тобой, и я рад, что мы эту неделю провели вместе. Столько воспоминаний сразу – ты совсем не изменилась! Точно так же любишь сладкое, так же проводишь рукой по волосам, хоть они у тебя теперь такие короткие. Ты та же, что и двадцать лет назад.

– Так не бывает! Я на двадцать три года старше!

– Ерунда! Все, что было в тебе, – все это осталось. Все, что я так любил… – Егор вдруг остановился.

– Ты продолжай, мне приятно слышать, – рассмеялась Ника.

– Ты точно такая же. Я это понял. За эти шесть дней понял. Мне очень было хорошо с тобой. И, знаешь, очень многое теперь будет зависеть от тебя.

– Ты о чем?

– О том, что ты мне очень нравишься. Точно так же как нравилась тогда. И тебе предстоит решить, получится ли у нас что-нибудь.

Ника покраснела. Вот эта минута, о которой она так часто думала, которую ждала всю поездку. Нет, это еще не конец, а лишь начало их прошлого романа. И как сладко представлять, что ты переживешь все заново! Они, пройдя каждый своим путем, вернулись к друг другу. Жизнь превратилась в кольцо – такое не с каждым случается. А им выпала удача найти друг друга. Нике захотелось рассказать про то, как она его ждала, как вышла замуж и чувствовала себя виноватой, поскольку мужа не любила. Нике так много надо было рассказать, что она ограничилась только одной фразой:

– Я ждала тебя, понимаешь, все равно тебя ждала.

Остальное, длинное, сбивчивое, наверняка со слезами, она решила оставить на потом. У них еще будет время для откровений и самых тайных признаний.

Ужинали они на том же балконе. И разговор не получался – каждый думал о своем. И вообще этот ужин был похож на третье свидание, когда каждая из сторон принимает решение. Оно еще держится в тайне, но в этой неясности и предопределенности было то самое сладкое чувство предвкушения.

Утром они добрались до подножия горы. Ярко-желтые кабинки подъемника, покачиваясь, уходили куда-то ввысь – Ника не видела вершины из-за выступа скалы.

– Это очень высоко? – спросила она Егора.

– Да, порядочно, почти три тысячи метров. Подъем сложный, туристы очень любят сюда подниматься – панорама великолепная, хороший ресторан и гостиница. Потрясающая горная гостиница. Мы можем там остаться на ночь, – Егор внимательно посмотрел на Нику. Он держал ее за руку, и внешне они полностью соответствовали образу влюбленной пары. Тучный контролер, который проверил у них билеты, даже улыбнулся.

– Там – солнечно! – сказал он по-английски, махнув рукой в сторону горы.

– А подниматься долго? – спросила Ника.

– Минут пятнадцать-двадцать, – ответил Егор, – накинь куртку.

Подъехала маленькая, похожая на яйцо кабинка. Служащий помог им сесть и закрыл двери. Земля поплыла под ногами, показались домики соседних селений – кабинка взбиралась по канатам все выше и выше. Егор подсел к Нике и взял ее за руку.

– Ника, – проговорил он, – Ника, ты знаешь…

– Знаю… – ответила она и поцеловала его.

Ей так и не удалось посмотреть окрестный лес, горную речку и развалины старой сторожевой башни. Ника была занята – она целовалась. Только когда уже кабинка приблизилась к вершине, Ника посмотрела вниз и подумала, что вся их жизнь напоминает эту самую канатную дорогу.

– Мы с тобой останемся здесь, – сказал Егор, когда они вышли на небольшое плато, – мы никуда отсюда сегодня не уедем.

Ника, зажмурившись, смотрела на ледяной блеск. Почти над их головами глыбы вечного льда образовали шатер, а чуть ниже зеленела трава, звенели тишина и альпийские колокольчики, дорожки убегали вниз по цветущим лугам и каменным откосам.

– Хорошо, останемся, – проговорила она, и Егор правильно понял ее ответ. Ника сказала ему «да».

Они выпили кофе, получили ключ от номера, сходили к источнику, спустились по тропинке на пастбище, поели сыра в местной высокогорной сыроварне, потом фотографировали окрестные вершины. Они переговаривались, смеялись, они снова стали вспоминать прошлые события и делали это запросто, без подтекста, не боясь сказать что-то не то. На вершине они стали свободными, словно оставили внизу все, что осложняло и портило им настоящее. Их память возвращала им юность, и от этого захватывало дух, кружилась голова, от этого предстоящая ночь казалось еще желанней.

– Что же мы наделали? Это моя вина! – говорил Егор.

Ника готова была ему простить что угодно! В порыве она воскликнула:

– Ты не поверишь, я все это прокручивала вновь и вновь. Гибель твоего отца, твое исчезновение, страх за тебя, это мучительное ожидание ужасных новостей. Я теперь все удивляюсь – я же была тогда совсем девчонкой! Что я понимала, соображала?! Откуда во мне было то несчастье, взрослое, бабье?! Я так и не смогла ответить на этот вопрос. А Шевцова оказалась умнее, она знала ответ.

– И какой он? – спросил Егор, не глядя на Нику.

– Она сказала, что я по-настоящему любила только тебя.

Егор промолчал. Он только взял ее за руку. Но Ника вдруг почувствовала неловкость – уж больно эмоционально все это прозвучало. Или Егор должен был сказать что-то похожее, такое же откровенное, искреннее. Что сейчас с ней происходило? Что появилось в душе? Наверное, стыд от этой девичьей глупой выходки. «Тоже мне, экзальтированная барышня!» – Ника подавила вздох и ощутила отстраненность, чувство, с которым смотришь захватывающее кино. И вроде ты погружен в происходящее, и уже твои переживания неотделимы от страстей героев, но что это? Одно слово, один жест, звук, и ты понимаешь, что они там, на экране, а ты здесь. И их жизнь вовсе не твоя. Что ты чувствуешь? Разочарование или облегчение?

Она внимательно вглядывалась в лицо Егора, пытаясь отыскать какие-то эмоции. Но ни один мускул не дрогнул на лице Бестужева.

– Это хорошо, что так все сложилось, – вдруг сказал он, – хорошо, что ты приехала сейчас сюда. Мы с тобой должны присмотреть дом для матери. Она прекрасно относится к тебе, но не думаю, что жить вместе – это хорошая идея.

– Для матери? – спросила Ника.

– Ну, да, для моей мамы. Знаешь, хозяйственные проблемы надо решать сразу. Зачем тянуть. Потом твой переезд – тоже лучше не затягивать.

«Все верно, – растерянно подумала Ника, – все правильно. Мы уже не дети».

– Конечно, но, может быть, потом… Не в этот раз? – спросила она робко. Ей показалось странным обсуждать подобное.

Так естественно было вспоминать прошлые события, переживания, естественно было признаться, как она тосковала долгое время, как плакала, боялась уйти из дома и пропустить момент его возвращения. И так естественно было бы слушать его признания о том, как он боялся вернуться в Россию, как хотел увидеть ее, Нику. Но Нике не хотелось обсуждать дом, мебель, условия жизни. Ей вообще ничего не хотелось обсуждать, кроме той любви, которая когда-то их связывала. И вот это слово «когда-то» промелькнуло и больно отозвалось в душе. «А ведь это действительно «когда-то»! Это не теперь, зачем мы обманываем друг друга! Наивно думать, что можно вырезать из жизни целый кусок и склеить концы, словно это кинопленка на монтажном столе. Он хороший, стойкий, умный. Но он не любит меня. У него такой бизнес-план – вернуть прошлое. А с ним и меня, – Ника чуть не расплакалась от такого неожиданного открытия, – и я не люблю его. Я не смогу вернуться в ту любовь. Тогда зачем я здесь? Зачем мы останемся сегодня в этом чудесном горном отеле? Чтобы завтра поутру прятать глаза от неловкости, чтобы поскорее забыть о случившемся и пожалеть, что встретились вновь? Зачем мы насилуем наши жизни?»