Патриция Симпсон - В омуте блаженства

– У меня мало времени, – объяснила она. – Миссис Каванетти будет дома с минуты на минуту.

Джессика кивнула, вспоминая, как много времени понадобилось ей, чтобы привыкнуть к появлению в доме новой миссис Каванетти. Каждый день она видела лишь Марию, направляющуюся к почтовому ящику и затем возвращающуюся обратно в дом. Других женщин в особняке не было. Ни она, ни ее отец никогда не общались с Каванетти. Те объяснялись только по-итальянски и строго придерживались своего круга. Тетя Эдна запрещала Джессике иметь хоть какие-то отношения с этой семьей, говоря, что они плохие соседи: бросают через забор цыплячьи головы и позволяют своим козам щипать траву на чужой лужайке.

Однажды Джессика увидела, как мальчик Каванетти тащит в дом какую-то доску, она попыталась спросить его, как его зовут и сколько ему лет, но тетя Эдна наглухо завесила окна шторами и приказала ей больше не подглядывать за соседями. Тете было безразлично, кто этот мальчик и чего хочет Джессика.

Только после того, как скончалась мать, Джессика узнала, что Мария служит у Каванетти одновременно домохозяйкой и кухаркой. Тетя Эдна стала появляться все реже, а отец был слишком расстроен, чтобы уделять должное внимание шестилетней дочери. И вот однажды, в полдень, чувствуя голод и одиночество, Джессика бродила около почтового ящика Каванетти. Она решила выяснить, кто отрывает головы цыплятам. Мария, выйдя за почтой, заметила одинокую девочку. Она спросила, как деда? Кормит ли ее отец? Джессика выглядит такой худенькой. Отцы часто бывают заняты и забываю о ленче. Желудок у Джессики урчал, а отец еще и не вставал сегодня с постели. В доме же почти не было еды. Когда Мария спросила, любит ли она булочки, девочка энергично кивнула. С этого момента она всегда имела и булочки, и любимую пареную репу.

Это был первый визит на кухню Марии – сияющую белизной комнату, полную прекрасных запахов, смеха и домашней еды. В тот день Джессика проглотила огромное количество булочек, винограда и овсяного печенья. А потом она выплеснула на Марию все свои печали: как она осталась без матери и не знает, что теперь делать! Мария окружила ее теплотой и заботой, успокаивая по-итальянски, который Джессика понимала сердцем.

– Ах, эта миссис Каванетти. Она будет так сердиться! Я никогда не вмешиваюсь. – Причитания Марии отвлекли Джессику от воспоминаний.

– Куда ты не вмешиваешься?

– Я позвонила Николо и сказала ему: «Ник, ты должен вернуться! Мне безразлично, что сказал тебе папа, но ты должен непременно вернуться. Отец тяжело болен и лежит в госпитале. Настало время вернуться».

– Мистер Каванетти в госпитале? Мария кивнула.

– Удар. Уже второй.

– Уже второй? Мария округлила глаза:

– Да, Джессика. Мистер Каваяетти очень болен. Он даже не может подняться с постели. У него парализованы левые рука и нога.

– Я не знала!

– А кто знал? Эта миссис Каванетти прятала его в спальне. Как это только он до сих пор продолжает жить! Когда он снова попал в госпиталь, я сказала себе: «Так, Мария ди Барбьери. Ты должна позвонить Нику. Ник был хорошим мальчиком. Он всегда был хорошим мальчиком. Мне нет дела до того, что говорит о нем эта миссис Каванетти. Я знаю, что Николо придет на помощь к своему папе, если узнает, как с ним обращается эта миссис Каванетти».

– Значит, ты ему позвонила?

– Да. И он приехал, как только смог. Ах, он такой видный мужчина, Джессика. Я такого и во сне не видела.

– Так он здесь? – Сердце Джессики защемила боль.

– Нет, сейчас нет. Он отправился в госпиталь. Только оставил свой багаж. Но он сказал, что не сможет общаться с мачехой. Я боюсь, она будет браниться, будет ругать меня за то, что я позвонила ему. Я не могу больше общаться с этой злыдней, Джессика. Мое сердце не может больше переносить такое, ты знаешь...

– А почему бы тебе не перенести его багаж сюда, Мария? Если Изабелла не разрешает Нику остановиться в доме, он может прийти сюда и оставить багаж у нас.

– Я надеялась, Джессика, что ты поможешь. – Мария встала, – Ты такая хорошая девочка. И еще не замужем? Дай мне посмотреть на твою ладонь!

Джессика протянула ей левую руку.

– Вот видишь, ты такая хорошая девочка и непременно должна выйти замуж!

– Воспользуемся моей машиной? – Джессика взяла со стола ключи.

– Да, она понадобится нам. Ух, уж этот Николо. Шесть чемоданов. Шесть больших чемоданов! – Мария затянула шарф под полным подбородком. – Хотела бы я иметь столько нарядов.

У Николо Каванетти был большой багаж. Джессика перетащила его из багажника машины в дом. Когда все чемоданы уже находились в бунгало, она заметила, что три из них были черного, а три – темно-коричневого цветов. Два багажа? Может, Николо приехал не один? А, может быть, он женат? Сердце Джессики затрепетало, но она заставила себя успокоиться. Ведь ей все равно, женат Николо Каванетти или нет.

Она наклонилась и прочла одну из бирок на черных чемоданах: «К. Николе, 10, Вербери-авеню, Сент-Луис, Миссури». Кто это такой К. Николе?

Она сжала губы и взялась за бирку коричневого багажа:

«Л. Жирар, 1601, Линден-стрит, Сент-Луис, Миссури». Да, и этот багаж явно не принадлежал Николо. Знает ли он, что это чужой багаж?

Что за путаница? Но Джессика ничего не могла поделать. Ей остается только ждать возвращения Николо. Она пожала плечами и вернулась к своим делам на кухне, надеясь хоть слегка прибраться там до возвращения Николо. Она не хотела, чтобы кто-то знал, в каком неряшливом состоянии содержит дом ее отец.

К одиннадцати часам Джессика навела хоть какой-то порядок в этом хаосе. Она устало облокотилась о сверкающий мытой посудой буфет, прижав намыленную руку к бедру, и посмотрела на дело рук своих. Кафель блестел, посуда была расставлена на полках. Буфет отмыт и наполнен продуктами. Мусорный контейнер – выскоблен. Маленький кухонный столик и стулья были протерты и расставлены по местам, занавески вытрясены, а пол просто сиял.

Джессика вздохнула и улыбнулась. Порядок и чистота благотворно действовали на состояние ее духа. Теперь все, что ей было нужно, – ото душ, после которого она предстанет перед Николо совсем обновленной. На ней были старые джинсы и одна из клетчатых рубашек отца. Она закрутила волосы на затылке в пучок и заправила челку под бейсбольную шапочку. Если бы кто-нибудь ее сейчас увидел бы, то принял бы за нищую.

Джессика взяла халат и направилась в ванную, где обнаружила еще больший беспорядок, чем на кухне. Она застыла в дверях, потому что не отважилась бы принимать душ в этой заплесневелой конуре. От мысли об уборке ее стало мутить. Джессика опустила руки и вздохнула, Она снова вернулась в спальню. В этот момент раздался звонок у входной двери. Ее бросило в озноб. Это, должно быть, Николо. А она все еще выглядит как замарашка. Прозвучала новая трель звонка. «А что, если сделать вид, что она спит и ничего не слышит? – подумала Джессика. – Это нетрудно. Но он видел свет в окне. Он знает, что кто-то в доме еще не спит. Кроме того, необходимо вернуть багаж, даже чужой». Джессике не оставалось выбора...

Девушка направилась к двери. Кому какое дело, как она выглядит? Ей не надо производить какое-то особое впечатление на Николо Каванетти. Теперь она выше этих условностей. Джессика заглянула в глазок, чтобы удостовериться, что это пришел именно Николо, а не кто-нибудь другой. Сквозь линзу глазка он предстал перед нею таким, каким часто являлся в сновидениях. Сердце ее затрепетало. Наконец Джессика отважилась отворить дверь.

На какой-то момент она застыла от удивления, глядя на мужчину, стоящего на коврике у порога. Может быть, она ошиблась? Разве это Николо Каванетти? У него были те же темные волосы, те же тосканские черные глаза, те же широкие плечи, которые она помнила столько лет. Но на этом сходство кончалось. Николо был элегантен, ослепителен, кто бы мог подумать, что он станет таким. Свет на веранде отражался на прядях его блестящих волос, искрился в больших линзах очков, терялся в темных складках кашемирового пальто, темных вельветовых брюках и кожаных туфлях.

– Джессика? – спросил он.

Джессика медленно перевела взгляд с его ботинок на лицо. Смущение парализовало ей язык Она смотрела на него, все позабыв. И какой вид у нее был? Она непроизвольно подняла руку к шапочке.

– Это что за наряд! – усмехнулся Николо.

– Ник?

– Коул.

– Извините.

– Коул. Коул Николе. – Он протянул руку, в его сильной загорелой ладони ее рука могла легко утонуть.

Сконфузившись и покраснев, Джессика протянула руку и только тогда заметила кусочек мыла, присохший к ее запястью. Она отдернула руку и спрятала ее за спиной.

– Уборка, – объяснила она с глуповатой ухмылкой. Потом все-таки пожала его руку, раздумывая, почему же он изменил свое имя? Коул было прозвищем, которое она дала ему в детстве.

– Как дела, Джессика?

– Превосходно. А ты как?

– Прекрасно. – Он улыбался и стоял в дверях, как будто ожидая, что она первой сделает встречный шаг.

Джессика чувствовала неловкость от того, что вроде бы нужно обнять его, как будто рукопожатия было недостаточно.

– Входи, Коул, – сказала Джессика, показывая на багаж, – Я увидела имя «К. Николе» на этих вещах и подумала, что ты перепутал багаж.

– Разве ты не знала, что я теперь Коул Николе, Джесс?

– Нет. Откуда?

– И ты не знаешь, кто такой Коул Николе? – Он скрестил руки на груди и с ухмылкой посмотрел на нее.

– Ну... это имя звучит несколько странно. – Она снова взглянула на его насмешливое лицо. У Коула на лбу была складка, которая придавала ему вид человека, постоянно на чем-то сконцентрированного. Где она видела это лицо? По телевизору? В газете? Она пожала плечами и тряхнула головой в растерянности.

Коул искренне рассмеялся.

– Ты никогда не слышала о Коуле Николсе? – Он сделал движение, как будто ударяя по мячу. – Футбол!