— Сколько нам еще ждать? Сначала эта старая карга наведет на всех панику и тогда ничего нельзя будет увидеть. Она и впрямь слишком часто заглядывает в чан с пивом.

Кто-то, смеясь, ударил себя по ляжке.

— Да по ее носу это сразу видно. Пьет она уже не первый год…

— Может быть, она и сама полакомилась беглецом. Чувствуется, что хозяин — настоящий забияка и драчун.

— При такой-то бабе совсем немудрено!

Я лихорадочно попыталась вникнуть в то, что здесь могло происходить… Беглеца, во всяком случае, в каморке уже не было. Тогда кого ожидали эти люди?

Внизу, в коридоре, послышалась тяжелая поступь рыцарских сапог, — кто-то направлялся к лестнице.

— Давайте оставим немного Йозефу и Генриху, пока не выпили все до капли. Хорошее пиво варит старуха, хоть и страшна до черта…

— Как думаешь, она размешивает его, а?

— Не знаю. А ты как считаешь?

— Ну, опускает в него свои длинные обвисшие сиськи, балда…

Говорящий начал безудержно хихикать.

— Лучше бы титьки ее служанки побывали в моем пиве, — заметил другой. — Их можно было бы облизать, а потом потискать в кровати — мой хвост весь вечер не дает мне покоя.

— О, за хорошее вознаграждение она тебе его так хорошо приласкает, что лопнут яйца. Меня больше тревожит бой против Зассенберга, чем игра в кошки-мышки здесь. Слышал, что там можно хорошо поживиться.

Пресвятая Дева Мария! Я оказалась в ловушке. Сейчас они пожелают сменить караул на галерее и тогда обнаружат меня на лестнице! Мне остается только бежать прочь. Что было сил я устремилась по шаткой лестнице наверх. Впотьмах я нащупала вторую дверь и устремилась туда. За моей спиной стало подозрительно тихо. Дверь комнаты Эрика открылась как раз в тот момент, когда я толчком распахнула вторую. Уже был слышен топот сапог в коридоре и кто-то кричал:

— Хватайте, это он!

Я бросилась к маленькому окну.

— На помощь! Иисус, Мария, Иосиф, помогите! Воры, убийцы… — раздался совсем рядом высокий женский голос.

В помещении началась суматоха. Послышался звон мечей, вынутых из ножен, и я сжала кулаки. О, если только они схватят меня, дочь врага, здесь, страшно даже подумать!.. В один прыжок я оказалась у окна, распахнула его, и створка с грохотом упала на пол. Я схватилась за оконную раму и спрыгнула на подоконную стенку. Подо мной зияла черная бездна, манила, щекотала мне ступни… Для меня существовал один лишь путь — на крышу, а дальше — вниз. Сжав зубы, я попыталась подавить в себе парализующий страх, медленно продвигаясь при этом по карнизу вперед. Мешок, болтавшийся на плече, мешал двигаться, но мне и в голову не приходило выбросить его. Уже зажгли первые фонари; солдаты, подстерегавшие меня, подняли крик; один из них свесился из окна, пытаясь схватить меня за рубаху, другой размахивал хлыстом, и небольшой кожаный ремень не достигал меня всего лишь на волосок.

— Элеонора! Да брось ты этот проклятый мешок!

Он был там, внизу! Как он очутился в саду? Я в тот же миг сбросила с плеча вниз мешок и сразу почувствовала, насколько легче мне стало карабкаться и держаться за стену. Когда я, вдохнув, подняла голову, вновь раздался свист хлыста. На этот раз он просвистел над самой моей головой и угодил мне прямо в лицо. Я застонала от боли и чуть ослабила хватку рук на балке, за которую держалась. Рана жгла, лицо полыхало огнем… О Всемогущий Господь…

— Падай! Я подхвачу тебя, прыгай, быстро! Не бойся, здесь не так уж высоко! Ну, девчонка, решайся и давай вниз…

— Во дворе кто-то есть, я слышала шорох!

— Прыгай же, Элеонора! Я поймаю тебя!

Все мое мужество лопнуло как мыльный пузырь. Лицо жгло, боль была невыносимой и ослабляла мои силы. Надо мной вновь раздался свист хлыста, я почувствовала на лице дуновение ветра от хлыста, мелькнувшего прямо перед моим носом, вскрикнула и бросилась с балки, за которую держалась. Темнота надвинулась на меня с бешеной скоростью. Я устремилась ей навстречу, отчаявшаяся и бледная от боли… две руки с силой вонзились в мои плечи. Со всей силы я ударилась о него и увлекла с собою на землю.

— Сверху ты выглядела не столь тяжелой… — прошипел он, пытаясь выбраться из навозной кучи, в которую мы упали.

— Что… что…

— Не спрашивай, за мной! Бегом!

Он схватил мою руку и мы бросились прочь, в темноту. За вами во двор уже ворвались первые солдаты. Кругом заплясали огни, кто-то резким голосом давал приказания, до меня доносились обрывки слов.

— Окружить… на восток… в лес… лошади… осмотреть… обыскать…

Я думала о том, что лучше бы мне было умереть. В моих легких уже почти не осталось воздуха. Казалось, что в бок был всажен огромный нож, который с каждым моим шагом все глубже входил в мою плоть, в горле клокотал огонь. На лице, на месте удара хлыстом, рана от соленого пота горела немилосердно.

Но Эрик неумолимо тащил меня дальше. Когда я начинала спотыкаться, он с силой дергал меня за руку и, тяжело дыша, говорил: «Возьмите себя в руки, графиня!» Мысль о том, что при беге сильно болят и его раны, придавала мне силы бежать дальше.

Стояла кромешная тьма, однако Эрик ориентировался в мрачной бесконечности без особых усилий. А я уже давно не понимала, где нахожусь. Огни наших преследователей едва были заметны и наконец исчезли совсем. Мы по колено провалились в затхлую осеннюю листву, ветви деревьев мешали двигаться, колючки рвали одежду в клочья и царапали кожу. Таинственные шорохи ночного леса окружали нас. Темные тени зверей разбегались от нас в сторону и скрывались в кустарнике: желтые звериные глаза, мелькавшие среди листвы, наблюдали за вами. Я знала о волках и одном медведе, населявших эти леса. Может, они уже начали охоту на вас? Если они взяли наш след, то, считай, мы погибли… Да и здешние болота, как я слышала, непроходимы, а значит, таят в себе смерть.

Мы перебирались через ручьи — один, два? Так много воды — может быть, мы уже на болоте? Я забыла, сколько их было, только чувствовала, насколько холодной была в них вода — так закоченели у меня ноги. Земля казалась мне лучшей на свете кроватью, она манила меня к себе, и только рука Эрика не дала уступить ее зову. Говорить я уже не могла. Я просто умирала от боли и усталости. Господь Бог оставил меня своей милостью, и в этом была его кара.

— Почти пришли, осталось совсем немного… — выдохнул Эрик.

Перед нами возник каменный массив на фоне затянутого облаками небосвода. Эрик остановился и отпустил наконец мою руку. Наше тяжелое дыхание нарушило тишину ночи. Ступая неуверенно, он проверял тропинку у скалы, я продвигалась за ним след в след

— Ну наконец-то! Проходите — держитесь крепче, это — вход… — сказал он и внезапно исчез.

Паника охватила меня, набросилась диким зверем. Темнота хоть глаз коли, да еще Эрика нет рядом. Куда же он мог деться?

Прямо надо мной покатился камешек, задетый его ногой. Потом я обнаружила в скале щель, достаточно большую, чтобы сквозь нее мог пролезть мужчина. Пещера. Место привала. Конец бегства, хотя бы на время.

Я услышала неясный шум, стоны. Потом воцарилась тишина.

— Эрик! Эрик, где ты! О Пресвятая Дева Мария, я ничего не вижу…

Я поднялась наверх, наступив на нечто, напоминающее ступеньку и чуть было не споткнулась о него. Он неподвижно лежал на земле прямо передо мной. Я упала на колени и принялась изо всех сил трясти его.

— Эрик, ради Христа, скажи же хоть что-нибудь!

Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, смилуйся надо мной… Дикий, ни с чем не сравнимый страх сковал меня. Он не двигался и не подавал признаков жизни, Широко раскрытыми глазами я всматривалась во тьму. Без него и мне конец, одна, наедине с демонами и дикими зверями, я не смогу выбраться из этого леса!

Обезумев, я вцепилась в его плечи и склонилась над ним.

— Послушай меня, скажи же что-нибудь, если слышишь… Ах, Эрик, я не знаю, что делать дальше!

На мгновение стало тихо, и лишь мое дыхание пробивалось сквозь тьму.

— Почему ты не слышишь меня? — в отчаянии шептала я. — Почему, черт возьми!

Он не шевельнулся. С комком в горле, вспотевшая, вся в слезах, жгущих рану на лице… Никогда прежде я не чувствовала себя такой беспомощной.

— Элеонора…

Он схватил мою руку, сердце мое учащенно забилось.

— Боже правый, ты жив, а я уже думала, ты…

Благодарно закрыв глаза, я опустилась возле скалы на землю.

— Так быстро не умирают, графиня. У вас есть свеча?

— Сейчас, Эрик. О пресвятая Дева Мария, сейчас…

Дрожащими пальцами я вытащила из кармана на поясе свечу и кремень. Слабый мерцающий свет озарил пещеру, которая кому-то, видно, служила жильем: мне удалось различить ложе и котел, который висел над местом разведения огня. С помощью воска я укрепила свечу на выступе в скале и отползла назад, к Эрику. При свете свечи я увидела, что он был весь в крови, одежда его была порвана в клочья… Но, Боже правый, он был жив.

Мы наконец смогли немного передохнуть.

— Не будете ли вы столь любезны сделать мне перевязку еще раз? — попросил Эрик с закрытыми глазами и указал рукой на свой живот. Одним движением руки он достал из рукава толстую пачку корпий и задрал рубаху кверху. Я наклонилась и… давясь от отвращения, сразу же отвернулась.

Рана стала темно-серой, из больших пузырей вытекал гной, распространявший невыносимое зловоние. Мне была известна эта чертова гангрена, яд которой убивал постепенно, мучая людей болями, от которых сходят с ума. От неизвестности и страха у меня перехватило в горле, и я в бессилии заломила руки.

Эрик конечно же заметил мою беспомощность. Он окинул себя взглядом и насторожился. Потом поднял голову и схватил меня за руку.

— Воительница, до сих пор вы смело сражались. Но теперь я должен вас кое о чем попросить…