Мучаясь от неизвестности и проклиная крестьян с их торжествами, он решил немедленно вернуться в замок, чтобы найти вероломную предательницу. Но тут Фокс увидел мельника и кузнеца, двигавшихся ему наперерез, и понял, что загнан в угол.

— Милорд, пора, — объявил кузнец, расплываясь в широкой улыбке. — Сейчас вам и королеве урожая предстоит отведать хлеба первого помола, после чего вы вдвоем отправитесь в укромное местечко.

— Не стоит хмуриться, — добавил мельник. — Вы еще не видели королеву. Она девица в самом соку, лакомый кусочек, от которого грех отказываться. Я бы не пожалел правого яйца за право попробовать ее самому.

Когда девушку привели Фоксу, он был вынужден согласиться, что она и впрямь красавица: волосы цвета только что сбитого масла и васильковые глаза, румяные щеки и спелые губы. Ее наряд щедро украшали цветы, а голову — венок из колосьев пшеницы, смотревшийся наподобие короны. Но несмотря на свою юную, ослепительную красоту, она не тронула его сердце.

Фокс встал рядом с ней посреди общинного выпаса. Вокруг них тотчас выросла толпа из жителей деревни и рыцарей. Под их пристальными взглядами он преломил горячий, дымящийся хлеб и откусил кусочек, после чего протянул угощение девушке. Кукурузный хлеб, темный и плотный, совсем не похожий на рафинированную выпечку из пшеничной муки, которую подавали в замке, ели под всеобщее ликование собравшегося народа, после чего настал час отведать традиционного кушанья и всем остальным. Толпа на поле быстро густела. Мужчины, женщины, дети и солдаты стремились почувствовать себя участниками праздника. В людской толчее девушка взяла Фокса за руку и потянула за собой.

— Пошли, — сказала она.

Глава 11

Королева урожая привела его в один из опрятных домиков возле реки. Он следовал за ней нехотя, стараясь придумать какое-нибудь оправдание, которое позволило бы ему отказаться от навязанной ему роли и в то же время не обидеть. Они вошли внутрь жилища. Земляной пол был чисто выметен, стены побелены. В корзинах возле очага аккуратными горками высились продукты крестьянского подворья и разнообразные кушанья. Посреди горницы стояли дощатый стол, лавка и две скамейки. Фокс осмотрелся в поисках лампы или свечи, поскольку в помещении царил сумрак. Тут девушка снова взяла его за руку с намерением увлечь за собой к приставной лестнице, что вела на чердак.

— Погоди, — остановил ее де Креси. От его внимания не ускользнуло беспокойство девушки. Ее рука в его ладони стала липкой и холодной. Он чувствовал ускоренное биение ее пульса.

— Нам нужно сначала поговорить. Она покачала головой.

— Они этого ждут. — Она опять потянула его за руку, а когда он проявил нерешительность, нетерпеливо воскликнула: — Пожалуйста! Давайте закончим все побыстрее!

Ее слова живо напомнили ему о недавнем прошлом и о другой девственнице, покорно ждавшей, когда он лишит ее невинности. Та женщина тоже торопила его и просила завершить все как можно скорее. Но она разговаривала с ним подобно королеве, отдававшей приказание своему вассалу. Сегодняшняя девушка-королева находилась на грани нервного срыва.

Он разжал ее цепкие пальцы.

— Скажи лучше, как тебя зовут.

— Алисия. Меня зовут Алисия, — выпалила она на выдохе. — Прошу вас, идемте в постель! Не тяните, и давайте покончим с этим!

— Нет, я так не могу. — Он обнял ее за плечи и слегка встряхнул. — К тому же я не хочу. Я христианин и не верю в языческие обряды. Мне бы не хотелось, чтобы ты прижила от меня дитя.

Девушка вдруг разрыдалась. Сначала он не понял причину ее слез. Но он недолго оставался в неведении. Она начала что-то бессвязно тараторить, и в конце концов он понял, что Алисия горячо поблагодарила его за то, что он пощадил ее, отказавшись от своего права обладать ею. Из ее дальнейших слов Фокс уяснил, что у нее уже был возлюбленный, и она боялась, что после того, как ею попользуется другой мужчина, ее избранник к ней охладеет. Еще она с плачем призналась, что уже не девушка. Иоанни уже лишил ее целомудрия, уведя как-то вниз по течению реки. Было больно, но он обещал, что в другой раз ей понравится больше. Правда ли, спрашивала она. На самом ли деле теперь неприятных ощущений и болезненности она не испытает?

Фокс сверху вниз смотрел на прелестное личико девушки-женщины, на широко раскрытые, полные слез глаза, с надеждой ждущие от него положительного ответа. От бессилия он едва не застонал вслух. Он чувствовал себя едва ли не самым циничным и бессердечным человеком на свете. Ему очень хотелось сказать ей, что ее Иоанни, вероятно, грубый, глупый и неотесанный деревенщина, не стоивший даже ее мизинца. Что такой мужлан никогда не станет заботиться о том, чтобы доставить ей удовольствие. Он будет пыхтеть и кряхтеть на ней, обливаясь потом, а ее доля — каждый год рожать ему детей, пока не подурнеет. Потом, когда ее юная краса увянет, он начнет кидать похотливые взгляды на других королев урожая и говорить сальности, подобные тем, что он слышал от мельника.

Фокс ничего не сказал девушке, а только успокоил ее, чего, собственно, она и хотела.

— Да, будет лучше.

Она тихонько вздохнула и простосердечно обняла его. Он осторожно отстранился.

— Теперь ступай. Поднимись наверх и брось там на тюфяке свой венок и гирлянды. Потом я посмотрю, как можно будет тебе отсюда незаметно выбраться. Немного погодя я сам выйду из хижины с довольной улыбкой, как человек, получивший удовлетворение, и демонстративно поправлю одежду.

Она снова его обняла и с проворной грацией ребенка вскарабкалась по лестнице. Фокс остался в пустой комнате один и затаил дыхание. Он чувствовал сексуальное возбуждение. Вряд ли какой мужчина смог бы устоять против прелестей хорошенькой молоденькой женщины, прижавшейся к нему с такой непосредственностью. Но о принятом решении он не сожалел. Если его собственная жизнь приняла печальный оборот, зачем же губить чужие мечты и надежды на счастье. Пусть они сами набьют себе шишек и на собственном опыте узнают, какой горькой и мучительной бывает любовь.

— О, Саймон, как ты вырос! — Николь протянула руки навстречу сыну и почувствовала, как у нее защипало в глазах.

Время летело так быстро! Ее малыш уже почти перестал быть малышом.

Саймон обнял ее, как обычно, и его яркие голубые глаза взглянули на нее с удивлением и любопытством.

— Ты меня помнишь? — спросила она. Он кивнул.

— Ты приносишь сладости.

Ее пронзила стрела острой боли. Она вынуждена покупать любовь сына лакомствами.

— Ты прав, милый. Я приношу тебе сладости. Сейчас у меня есть для тебя черничные кексы. Ты любишь пирожные?

Саймон опять кивнул. Наклонившись, она протянула мальчику корзину, приготовленную поваром Вэлмара. Он выбрал пирожное и с сосредоточенным видом принялся его уплетать за обе щеки. Николь подняла глаза на Хилари, жену Жильбера де Весси, кастеляна Марбо. Их взгляды встретились. Хилари всего на несколько лет старше Николь, у нее добрые голубые глаза, светлые волосы с рыжеватым отливом и мягкая манера держаться.

— Он так быстро растет, — промолвила Николь срывающимся голосом.

— Ваша правда, — согласилась Хилари с улыбкой. — Он говорит уже совсем хорошо. Его успехи день ото дня становятся все лучше. Теперь он у нас настоящая болтушка.

Саймон запихнул в рот остатки пирожного и проглотил, потом повернулся к Хилари.

— Матушка, Джоанн тоже любит пирожки? — Мальчик мотнул головкой в сторону Джоанн.

— Конечно, милый, ступай и приведи ее, — ответила Хилари. — Поторопись.

Когда Саймон, ловко перебирая маленькими ножками, выбежал из светлицы, Николь невольно всхлипнула.

— Прошу прощения, — прошептала Хилари. — Он совсем недавно начал называть меня матерью, но у меня не хватило мужества его поправить.

Николь понимающе кивнула.

— Я… я бы не хотела, чтобы он воспринимал тебя по-другому, чтобы чувствовал себя сиротой. — Ее сердце разрывалось от горя. Она знала, что такой день рано или поздно должен был наступить. Ах, если бы все могло сложиться по-иному! Если бы ей не приходилось скрывать ото всех правду, включая собственного сына…

— Я люблю его как собственного ребенка, — сказала Хилари застенчиво, и ее лицо с тонкими чертами озарилось нежностью. — Большинство детей в его возрасте капризны и эгоистичны, дерутся из-за игрушек и прочее. А он, да вы и сами видите, всегда добродушен, щедр и источает радость. Мне бы хотелось, чтобы моя Джоанн хотя чуточку стала на него похожа. Но мне порой кажется, что она настоящая маленькая тиранка. С ней нет никакого сладу. Больше всех достается от нее Саймону, который всего на год ее младше. Мне приходится не спускать с них глаз, чтобы она его не обижала. — Хилари на минуту оборвала свое щебетание и взглянула на Николь. — Сейчас, когда Мортимера больше нет, что мешает вам наконец открыть правду о Саймоне?

У Николь напряглась спина. Она чувствовала себя такой несчастной. Она боялась, что муж не поверит, и тем самым сделала из него врага. Она отрицательно качнула головой.

— Ничего не изменилось. Я все еще вынуждена держать свою тайну в секрете.

— Что за человек лорд де Кресси? — Обычно тихий голос Хилари теперь звенел от возмущения. — Неужели он такой же мерзкий и жестокий, как Мортимер, что вы вынуждены прятать от него своего сына?

— Мой муж ненавидел Мортимера еще больше, чем я. Если он увидит Саймона, то наверняка примет его за сына Мортимера. Учитывая его ненависть к моему первому мужу, нетрудно представить, как он будет относиться к мальчику.

— Неужели его никак нельзя убедить в обратном? Наверняка де Кресси слышал сплетни о… пристрастиях Мортимера.

Если вы объясните ему ситуацию, расскажете, что Саймон прижит от молодого сквайра, подосланного в вашу постель Мортимером, я уверена, что де Кресси смягчится. — Хилари с надеждой взглянула на хозяйку.

— Дело в том, что у нас с мужем не все так мирно складывается, как хотелось бы. Я боюсь, как бы он не решил с помощью Саймона меня наказать.