Заставить младенца родиться до того, как пришел его срок, оказалось делом не из легких. Гленнит приготовила для Николь питье, предупредив, что, выпив его, та подвергнет себя некоторому риску. Если бы схватки оказались чересчур интенсивными, она могла погибнуть. Но иного выхода не было. До рождения ребенка оставалось еще больше десяти дней, а на ожидание времени не было.

При воспоминаниях о пережитых страданиях Николь заскрежетала зубами. Она думала, что не перенесет такой пытки. Боль диким зверем раздирала ее внутренности, и она терзалась мыслями, что не выдержит и конец ее близок. Между приступами она уговорила Гленнит дать ей обещание, что та не отступится от плана и выполнит все, что они задумали, если Николь погибнет. Она намеревалась лишить Мортимера надежды иметь наследника даже ценой своей собственной жизни.

Внезапно все закончилось, и она услышала крик младенца. Тогда она впервые задумалась, сможет ли довести план до завершения, хватит ли у нее сил отказаться от милого, дорогого ее сердцу существа, теплым комочком лежащего на груди. И только ужас, взметнувшийся темной волной в ее душе, заставил ее проявить твердость. Она усомнилась в том, что Мортимер не изменит в один прекрасный день своего решения признать мальчика своим наследником и не обратит против чужого сына всю силу своего свирепого нрава.

Все прошло без сучка без задоринки. Спокойный и умиротворенный Саймон подле первых криков больше не издал ни звука. Николь с горечью в сердце поцеловала его крошечное личико, и Гленнит, спрятав малыша в корзину для снадобий и накрыв сверху тряпками, тайно вынесла его из замка.

Тем временем Старушка Эмма привела в комнату Николь Мортимера. Тот мельком взглянул на неподвижное жалкое тельце в люльке и тяжелой поступью подошел к кровати. Она, на свою беду, не смогла устоять от соблазна уязвить его больное самолюбие и сказала, что он никогда не получит от нее то, что хочет.

Пока Мортимер методично и долго избивал ее, Николь думала, что он не остановится, пока не убьет. От боли она потеряла сознание. Придя в себя, разрыдалась от охватившей ее радости победы и отчаяния. Ее сын жив и здоров, и никакая опасность ему не угрожала. Другая женщина будет растить и воспитывать его, и она никогда не познает материнского счастья. Он никогда не припадет к ее налитой молоком груди. Она не увидит, как сделает ее малыш свой первый шаг, не услышит, как произнесет свое первое слово. Ее любимое, родное существо. Ради спасения его жизни она отказалась от него.

Николь подошла к окну и закрыла ставни. Жизнь поставила ее перед трудным выбором, обрекла на молчание. Бремя тайн угнетало, грозя разорвать исстрадавшееся сердце. И вот теперь Фокс. Его появление еще больше усложнило ситуацию, добавило мучений и переживаний. Всего минуту назад она нутром почувствовала его гнев и негодование. Но он подавил свои эмоции. В отличие от Мортимера он не закричал, не обрушился на нее с кулаками. Нет, он умнее, хитрее и, следовательно, опаснее.

Фокс пересекал двор, продолжая мысленно перебирать содержание беседы с Николь. Он чувствовал, что она что-то от него скрывала. Но что именно? Чувство ли вины из-за потерянного ребенка или еще что-то? А может, любовника?

Господи, как ничтожно мало, в сущности, он знал о ней. Его свели с ума утонченные черты ее лица и физическое наслаждение, столь пронзительное по силе, что память о нем до сих пор жгла душу. Но ему практически ничего не известно о женщине, которую он боготворил и о которой все годы мечтал. Он мысленно перебирал их последние встречи. Увидев ее впервые после разлуки, он потерял от вожделения голову. Чуть позже она возбудила и шокировала его. И вот теперь он никак не мог отделаться от впечатления, что несколько минут назад имел дело с умной и неисправимой лгуньей. Она оставалась для него загадкой. Кто она на самом деле? Хладнокровное чудовище, убившее из мести собственного младенца? Или слабовольное создание, доведенное истязаниями Мортимера до крайности? Женщина, у которой от побоев ум зашел за разум, и она не ведала что творила, когда лишила жизни свое малое беззащитное дитя?

Или, может, она ни в чем не повинна?

Однако она вероломно предала его Мортимеру. Она не отрицала своего поступка. И совершала его отнюдь не из благородных побуждений. Чтобы уязвить Мортимера, как она сказала. Если ее ненависть носила столь всепоглощающий характер, то она могла бы толкнуть женщину и на убийство.

Он покачал головой. Следует забыть об этом. Последние три года он находил успокоение в том, что представлял, как будет заниматься с Николь любовью. Но теперь червь сомнения точил его сердце и бросал тень на благословенный образ женщины его мечты, заставляя думать, что в самом деле она может быть убийцей.

Фокс вошел в помещение казарм, где размещались рыцари. На глаза ему попался Генри де Бренн.

— Где Рейнар?

— Еще не вставал, — ответил Генри и широко улыбнулся. — Можешь заглянуть на конюшню.

Фокс живо представил Рейнара мирно сопящим в объятиях сговорчивой девки, а сам он провел тревожную ночь, не принесшую ни отдыха, ни удовлетворения. Жизнь Рейнара вызвала у него приступ острой зависти.

Он вошел в длинное приземистое строение и двинулся вдоль стойл. На него пахнуло насыщенным духом лошадей и свеже-скошенного сена.

— Рейнар, похотливый ты сукин сын, — окликнул он, — ты где? Отзовись.

— Фокс? Фокс? — донесся до него невнятный голос. — Неужели ты? Что за надобность выгнала тебя из постели ни свет ни заря? Я полагал, что ты будешь…

— Не твое дело! — проревел Фокс. — Ты мне нужен. Слезай вниз.

Послышался тихий шепот, потом шорох надеваемой одежды. Заскрипела лестница, ив следующий момент перед ним предстал Рейнар собственной персоной.

— Почему ты не с леди Николь? — полюбопытствовал Рейнар. — Только не говори мне, что уже успел утолить голод трехлетнего любовного томления.

— Я очень тебя прошу не распространяться о моих проблемах во всеуслышание, — проворчал Фокс. — Давай выйдем, и я расскажу тебе, как все происходило.

Они вышли на свежий воздух, под высокое, еще усеянное звездами небо.

— Ну, — нетерпеливо спросил Рейнар, — как все прошло?

— Я переспал с ней, но не в том дело. Потом я спросил ее, почему она предупредила Мортимера. Она сказала, что хотела подразнить его. — Фокс покачал головой. — В ее голосе сквозила такая ненависть, что у меня по спине побежали мурашки. Я тоже ненавидел Мортимера, но я мужчина и по природе своей должен быть жестким и мстительным.

— Звучит правдоподобно, — возразил Рейнар. — Если бы она изображала из себя запуганную цыпочку, у тебя скорее бы возникли причины усомниться в ее искренности, тем более что в крепости все знают, что она отнюдь не беспомощная жертва.

Фокс глубоко вздохнул.

— Но это еще не все. После того как я покинул ее, у меня состоялся разговор со смотрителем замка Адамом Фитцером. Он поведал мне жуткую историю. Примерно два года назад Николь родила ребенка.

— Твоего? — справился Рейнар.

— Да, она подтвердила. Но дальше ее слова отличаются от того, что я услышал от Фитцера. Она говорит, что ребенок родился мертвым. Фитцер же утверждает, что ходят слухи, будто она сама задушила его, чтобы досадить Мортимеру и расстроить его планы. Он ведь мечтал иметь наследника и надеялся тем самым узаконить свое право на Вэлмар.

— Слухи, он сказал — слухи, — уточнил Рейнар. — Я сомневаюсь, что женщина способна сотворить такое с собственным ребенком, какую бы сильную ненависть ни питала к его отцу.

— Я тоже склонен придерживаться такой точки зрения, но и это еще не все… — Фокс снова сделал глубокий вдох. — Я был на могиле. Она выглядит голой и заброшенной. Похоже, что она не оплакивает дитя. И сегодня утром, когда я устроил дознание, она сначала сказала, что ребенок родился мертвым, но потом вела себя довольно странно и нервничала, когда я напрямик спросил, не убивала ли она его. Мне кажется, она что-то скрывает.

— Господи, какая жуткая история. Тут есть отчего призадуматься. Ее поведение наводит на размышления.

— Еще на какие.

— Что же ты собираешься делать? — поинтересовался Рейнар.

Фокс растерянно покачал головой.

Глава 7

— Вам нужно, леди, спуститься вниз! Замок жужжит как пчелиный рой. Лорд де Кресси поставил всех с ног на голову!

Николь отошла от окна, когда в ее спальню ворвалась встревоженная Старушка Эмма. Все утро Николь ходила взад-вперед по комнате, обдумывая тактику своего поведения, но так ничего и не придумала. Она не представляла, как держаться со столь непредсказуемым и опасным человеком, женой которого стала. Как сможет она защититься от него сама… и защитить Саймона?

— Леди, вы должны послушать! — верещала Старушка Эмма. — Он устроил настоящий бедлам! Повар, кухарки и судомойки бьются в истерике. Его собственные рыцари ропщут, не стесняясь возмущаться во всеуслышание. И все из-за чего? Он поднял их спозаранку и приказал построиться во дворе в полной боевой выкладке и с оружием на изготовку. Естественно, такого подвоха от него никто не ожидал. У половины солдат после вчерашних возлияний раскалывались головы. Другие ночь напролет развлекались с девками. И конечно, все они спросонок искали способ предстать перед ним хоть немного в форме. Но Фокс, не дав им времени на раскачку, назвал их жалким подобием воинов, позорящих его имя, и бездельниками, каких он еще не видел. Затем он приказал своему рыжеволосому капитану, чтобы он задал им жару, а сам обрушился на нас!

Но Николь не обращала внимания на жалобы служанки. Ее мысли занимала встреча с Фоксом ранним утром. Он интересовался, не убила ли она их ребенка. Как мог он поверить, что она способна на подобное злодейство? Такая мысль ее удручала. Но, может, все было к лучшему. Если он будет считать ребенка мертвым, то перестанет изводить ее многочисленными вопросами.

— Куда только он не совал свой нос! — продолжала Старушка Эмма свою гневную тираду. — На кухне потребовал ключи от кладовых, сказал, что хочет собственными глазами взглянуть на запасы продовольствия, имеющиеся у нас на случай осады. Потом вызвал управляющего и велел принести мерные шесты, чтобы определить количество зерна в закромах и…