– Ты на Ромашку не сердись, – сказала я. – Это я его уговорила свежим воздухом подышать…

Договорить я не успела, он подтянул меня к себе за шею и сказал, наклонившись к самому лицу:

– Вот что, куколка, ты мне парня не порть. Я все твои приемчики вижу. Ты думаешь, я не знаю, что он вас из офиса выпустил?

Я в миг согрелась – от страха. Вот уж не буди лиха, пока оно тихо. Выронив сигарету, я попыталась вырваться из железных объятий. Может, закричать, только кто поможет?

– Я кричать буду, – предупредила я.

– Давай, – оскалился удав.

Я уже набрала воздуха в рот, но тут он меня отпустил. Я отскочила, крутя головой.

– Ну что за жизнь такая, – заскулила я, – мало того, что вся в синяках, теперь еще и шею чуть не сломали. Нельзя же так, я все же лицо пострадавшее, меня жалеть надо!

– Иди сюда, я тебя пожалею, – ухмыльнулся он, протягивая мне сигареты.

– Фигушки, – спрятала я руки за спину, – хитрый какой. Да к тебе ближе, чем на пару километров подходить нельзя – опасно для жизни.

Но курить все же хотелось, и я рискнула дотянуться до пачки. Краснов усмехнулся и щелкнул зажигалкой. Я отрицательно помотала головой и протянула руку. Усмехнувшись еще раз, он бросил ее в мою сторону. Конечно, я ее не поймала – с координацией у меня не очень. Зажигалка упала в снег, я наклонилась и тут же вновь оказалась в его объятиях

– Ну что? – спросил он, непонятно что имея в виду.

– Ничего, – заерзала я. – Вторая сигарета из-за тебя пропала. Мне и так больно, еле хожу, а тут еще ты…

– А в снегу с мужиком, значит, не больно кувыркаться? – ехидно засмеялся Краснов.

– Мы не кувыркались, – запротестовала я, – мы в снежки играли. И потом, какой же он мужик – всего лишь большой ребенок. Он еще из детского возраста не вышел.

– А ты вышла?

– Не знаю, – скорбно ответила я. – Если и вышла, то скоро опять войду. От всех этих приключений мне точно до Кащенко недалеко. – И засопев, уткнулась носом в свитер с оленями. Вздохнув, Краснов притянул меня к себе за плечи, а я засунула руки ему под куртку, согревая озябшие пальцы.

– Давно ты Тайсона знаешь? – спросил он.

Я пожала плечами.

– Давно. Только виделись мы нечасто. Может раз в месяц, а может и реже. Когда как. Так что вроде и давно знаю, а вроде и не знаю совсем.

– И что же вы делали? – Ну, совсем, как менты, ей-богу.

– Да что? Бумажки всякие ему переводила.

– Ага, – кивнул он, – и вот так сразу, он за тебя вписался в это дело?

Я посмотрела ему в глаза. С одной стороны, пусть думает, что с Тайсоном у меня все серьезно, может, побоится трогать, а с другой – врать это…

– Да, вот так сразу и вписался, – спокойно ответила я. – Почему бы и нет. Настоящий мужчина не оставит женщину в беде.

– А он настоящий, значит?

– Хочешь, верь, хочешь, нет. Но я не вру. Я попросила помочь, он помог.

– Не верю, конечно.

– Да и черт с тобой! – тряхнула я головой, начиная злиться.

– Не верю, что не врешь.

– Я не вру, – повторила я, – никогда.

– Совсем? – удивился он.

Я кивнула.

– Надо же. Редкая ты женщина, однако. – Я скромно улыбнулась. – Редкая женщина, – повторил он опять. – Я еще такой не встречал. – В голосе послышалось восхищение или мне показалось? – Такой редкой лгуньи – поискать… и ведь врешь, как пишешь, – он встряхнул меня за воротник.

Я подняла на него широко открытые глаза.

– Да зачем мне врать-то?

– А кто утром сбежал? – грозно рыкнул он, – Я, как дурак, час из пробки выбирался. Почему ты мне не сказала про звонок? А теперь у нее все в синяках, видите ли… Лежать бы тебе сейчас в морге! – При этих словах меня передернуло. – Да тебе чудом повезло. Господи! – Он снова закурил.

Я вздохнула и ткнулась лбом в свитер.

– Ну прости, пожалуйста. Не могла я тебе сказать. Побоялась. Они бы ее точно убили.

– Ладно, – он потрепал меня легонько за волосы, – только не говори, что никогда не врешь. Не люблю.

– Я просто не сказал правду, а это не одно и тоже. Знаешь, есть ложь во спасение. Даже церковь одобряет…

– Я не церковь, – уткнул он палец в кончик моего носа, – ясно? Еще раз соврешь – знаешь, что будет? Память не отшибло? Или напомнить?

Я энергично закивала головой слева направо, что, мол, не отшибло, а потом сверху вниз, что помню.

– Точно? – прищурился он. В ответ я громко чихнула, а потом еще и еще раз. – Иди – толкнул он меня спину, – только соплей мне в доме не хватало.

– А с Вилькой я могу увидеться? – обернулась я на полпути. Он отрицательно мотнул головой. – Ну почему? – заскулила я.

– Брысь! – топнул он ногой. – Быстро в дом!

Меня сдуло, как тех собачек.

***

Стоя под горячим душем, я мучительно пыталась принять решение. Пойти рассказать про конверт, сдаться на милость победителя? Ведь все равно, сейчас он выспится, отдохнет и опять станет задавать вопросы. А если я отвечу правду, что нашла документы в своем ящике … что мне будет? С одной стороны – повинную голову меч не сечет, но с другой стороны от этого крокодила всего можно ожидать. Вот уж истинно крокодил – холодный, неподвижный, лежит себе бревнышком, а попробуй сядь, расслабься и все – хап, и ням-ням. Видела я по телевизору – бросок и нет олененка, только пузырики. Жуть-то какая! Самое главное – они дрессировке не поддаются. Люди-то, конечно, думают, что поддаются, даже вон представления устраивают, но что думают крокодилы, вот вопрос! У них же эмоций нет, поди догадайся. Я вспомнила внезапные переходы Краснова от насмешливого спокойствия, к ярости и обратно. «Боюсь я его», – сказала тогда Вилька.  «И я боюсь, – прошептала я, греясь под теплыми струями, – ужасно боюсь, и чем больше узнаю, тем больше боюсь».

Так и не придя ни к какому решению, я вылезла, завернулась в махровый халат, висевший тут же в ванне, и устроилась на широкой кровати с книгой в руках. Если бы не мрачные мысли, и не сознание того, что находишься, по сути, в плену, в этом доме можно было бы неплохо провести парочку дней, а то и больше. Здесь была, как это называет Вилька, особая аура – аура покоя. Хотя это и странно, учитывая кому принадлежат сии владения. Но все равно, хотелось лечь, закрыть глаза и ни о чем не думать.  Но думать было необходимо. И почему-то все чаще приходила мысль сдаться, рассказать все Краснову и пусть делает с этим, что хочет… Там, в саду, он так бережно обнимал мои плечи… «Ну да, а до этого чуть шею тебе не сломал», – пришлось напомнить себе. И что будет, если все ему рассказать? Что сделает он с нами, когда функция наша окажется выполненной? Отпустит или избавится, как от ненужных свидетелей? Свидетелей чего? Мы же ничего и не видели? А может еще хуже – сначала позабавится, а потом. … Тьфу ты! Плохо, когда у человека богатое воображение, а у меня оно очень богатое – куча картин, одна страшнее другой пронеслись у меня в голове. Ну, ведь не Чикатило же он, в самом деле?

Как мне не хватало сейчас Вильки и ее мудрой головенки. Почему, почему он нас разъединил? Из вредности или?.. О, боже! он же нам очную ставку сделает, и мы завремся и… и все. Даже если я все расскажу, реакция его будет непредсказуема. Надо было колоться тогда, в саду, и это бы выглядело естественно. Но меня подвело его благодушное настроение. Я решила, что смогу еще какое-то время поводить его за нос. Ну что ж, расплата грядет. Жалко только Вильку. Она-то за что должна платить? За то, что много лет тому назад угостила меня сигаретой? Воистину, курить опасно для жизни. Выберусь, если – брошу обязательно. Нет, никаких если – я выберусь, я обязана. И не, потому что так уж дорожу своей жизнью, но на мне лежат определенные обязательства… Нет, нельзя об этом думать, не сейчас. Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. После прогулки опять захотелось есть и даже очень. Наверное, опять придется колотиться в дверь.

Я оделась и уже подошла к двери, но тут она сама открылась. Ромашка.

– Рома? А я как раз хотела пойти чего-нибудь поесть попросить, – я смущенно улыбнулась.

– Можно, – сказал Ромка, – Горыныч как раз обед приготовил. Во! – он показал большой палец.

– Кто?

– Горыныч, повар наш. Он раньше в китайском ресторане работал, «Золотой дракон» называется. Мы его теперь Горынычем зовем.

– Китаец, что ли?

– Да нет, наш.

– Ну, пойдем тогда скорее, а то у меня сейчас спазмы начнутся. – От нетерпения я даже начала подпрыгивать.

– Подожди, – Ромашка как-то смутился, – там, это… зовет он. Идти надо. – Он нахмурился, наверное, ему стало стыдно вести на допрос голодного человека.

Да, незавидную роль отвел ему шеф. Интересно, что связывает этого странного, не сказать больше, очень странного парня, с Красновым? Он даже по имени его старается не называть. Боится так или очень уважает? В некоторых религиях не принято называть имени бога, дабы не прогневать. Может и…  На самом деле мне было фиолетово, почему Ромка не называет своего шефа по имени, просто было очень страшно и думать о том, что сейчас произойдет не хотелось.


Мы пришли. В комнате был Краснов, Вилька, ну и Ромашка. Это и радовало и пугало. Вилька, как всегда, сидела бледная и понурая. Удивительно, как ловко у нее соображала голова в спокойной обстановке, и какой тупой она становилась в минуты опасности. Я же наоборот, соображала лучше в стрессовой ситуации, а в мирное время иногда и плевой задачи не могла решить. Мы с ней прекрасно дополняли друг друга. Не в этом ли причина нашей многолетней дружбы?

– Документы где? – прервал мои размышления Краснов.

Я глянула на Вильку, она виновато понурилась. Понятно. Запираться, следовательно, бессмысленно.

– Я их спрятала, – заявила я. Вильку он, конечно, запугал. Но не учел, что та не знает, куда я спрятала конверт. Мы с ней так договорились. – Я их тебе не отдам, пока ты не пообещаешь, что ты нас отпустишь и больше никогда не появишься на моем пути…