– Ой, – возбужденно вскричала Вилька, – да. Там конверт был с какими-то бумагами. Я к тебе поднялась, стала ждать звонка, думала, может, и правда, он тебя отпустит, но потом поняла, что нет. И что-то мне так страшно стало, сижу, реву. Всю ночь проревела. А утром мне на мобильник позвонили, сказали, что это из больницы, что ты в аварию попала и лежишь в реанимации.

– Ну, как можно быть такой доверчивой? – всплеснула я руками.

– Да голос такой старушечий, знаешь, типично, медсестринский, я и поверила… Выбежала, как сумасшедшая и помчалась, а возле больницы меня и прихватили.

– Что мы теперь делать будем?

– Конверт где?

– У тебя, на антресоли запихнула.


Я задумалась. Идти домой было небезопасно, а с другой стороны, вряд ли близнецы доберутся туда раньше нас. Да у нас и поддержка есть в лице Иваныча. Я ему позвонила, попросила проверить, нет ли засады. Иваныч уверил, что все в порядке. Мы доехали до дома, бросили машину возле подъезда и рванули вверх по лестнице. Закрылись на все замки, щеколды и приготовились к длительной осаде. Я с удовольствием приняла горячую ванну. А потом мы с Вилькой принялись за конверт. Ничего особенного там не оказалось. Банковские документы и только.

– Может, это имеет отношение к пропавшим деньгам? – высказала предположение Вилька. Я пожала плечами. А при чем тут кот? Деньги и ошейник это из разных опер, так я понимаю.

– Конверт надо спрятать, – решила я. – Это наша страховка.

***

Потом позвонил Краснов, рыкнул в трубку нечто нечленораздельное и примчался минут через двадцать. Летел что ли? Ворвался в квартиру ураганом, схватил меня за плечи и долго тряс, как грушу, у меня чуть голова не отвалилась. Вилька перепугалась, я тоже, если честно. Потом отпустил, махнул рукой, пообещав разобраться с нами позже.

А потом нас посадили в машину, и мы долго-долго ехали и приехали в огромный загородный дом. Да и не дом даже, а целая резиденция за массивным забором, с охраной, камерами и прочими атрибутами красивой жизни.

– Живут же люди! – вздохнула Вилька.


Полюбоваться, правда, местными достопримечательностями нам не дали, развели по разным комнатам и заперли. А я, между прочим, так поесть толком и не успела. Часик я еще высидела, борясь с чувством голода, но потом поняла, что кормить нас и не думают. В комнате, конечно, имелся телевизор, но телепрограммой сыт не будешь, тем более, когда рекламу такую вкусную гоняют, про пельмени, да селедочку. От нее есть захотелось еще сильнее. Я не выдержала и принялась колотить в дверь ногой. И только начала присматривать что-нибудь тяжеленькое, как дверь открылась.

– Ромик! – обрадовалась я. – Почему меня заперли? Я что в плену? Где Краснов?

– Уехал, – ответил Ромашка и прошел в комнату. – Злой он, – сказал он хмуро.

– Ничего, Ромик, – уверила я, – отойдет.

Он глянул на меня, и, ох, как мне не понравился этот колючий глаз.

– Вы зачем из офиса удрали?

Я вздохнула:

– Не верю я ему и, вообще, никому не верю. Вы тут в свои игры играете, а нам что делать?

– Ага, – кивнул Ромашка. – Ох, и разозлился же он, – добавил он.

Еще бы, я бы тоже разозлилась, подумала я, вспомнив свой трюк в пробке. Наверное, ревел, как галапагосский варан, с удовольствием подумала я, хотя я не знаю, ревут они или нет.

– Я есть хочу, – призналась я. – У меня с утра маковой росинки во рту не было. Принеси хоть что-нибудь. Я согласна даже на три корочки хлеба.

– Ладно, – сжалился Ромашка, – пойдем на кухню.


Дом казался пустым. Я с любопытством вертела головой по сторонам. До сих пор мне не приводилось бывать в загородных резиденциях богатеньких Буратин. На кухне я сделал себе пару бутербродов, налила кофе, Ромашка тоже присоединился к трапезе.

– Пойдем, – поднялся он, – а то приедет, не дай бог…

– Слушай, а у тебя книжки никакой нет? – спросила я. – А то этот телевизор я уже видеть не могу, а кто знает, сколько еще взаперти сидеть. Я хоть почитаю чего.

– Ну, вообще-то здесь есть библиотека, – кивнул Ромашка. – Пойдем.

И, действительно, в доме имелась неплохая библиотека. Неужели ее кто-то читает? Порывшись на полках, я подобрала парочку романов.

– Про любовь? – поинтересовался Ромашка.

– Нет, я детективы все больше уважаю, – показала я обложку Агаты Кристи и Рекса Стаута.

– Читал, – сказал Ромашка, – одобрив мой выбор, – интересно.

Я выглянула в окно. Здесь, за городом, все еще лежал толстый слой белого снега.

– Красиво! – вздохнула я. – Снежки, наверное, сейчас хорошо лепить. Воздухом бы подышать… – Правда, видно, говорят, что взглянувшие в лицо смерти, начинают больше ценить жизнь. Мне так, например, стало очень жалко впустую потерянного времени.

– Пойдем, – сказал вдруг Ромашка, – прогуляемся.

– А можно? – засомневалась я.

– Пойдем. Под мою ответственность.

– Ура! – обрадовалась я. – Снежную бабу слепим. Морковку ей вставим.

– Куда? – выкатил Ромик глаза.

– Ой, дурак! – засмеялась я. – Морковку вместо носа, понял?


Мы вышли во двор.

– Подожди, – остановил меня Ромашка, – я сначала тебя с пацанами познакомлю, а то чего доброго хватануть могут, – и негромко свистнул.

Пацанами оказалась небольшая свора пинчеров. Блестя упругими телами и сверкая белыми клыками, они пронеслись по двору небольшим торнадо и послушно сели по команде.

– Это Пиня, это Чери, – показывал он на сидящих псин.

– А это, наверное, Добер и Маня? – засмеялась я.

– Деби, – поправил он. – Я придумал. Здорово?

– Все гениальное просто, – улыбнулась я. – А погладить можно?

– Можно. Только не корми ничем. Не возьмут. А то и покусают. Сам учил!

Мы обогнули дом, и вышли в сад.

– Это бассейн, – показал Ромашка на стеклянный купол, – а там оранжерея.

– И сауна наверняка есть? – усмехнулась я.

– Да всего тут навалом – и баня, и сауна, и джакузи. Даже корт есть, – небрежно махнул он рукой.

– Вот тоска-то! – вырвалось у меня.

– Почему? – удивился Ромашка. – Хорошо ведь!

– Скучно, когда все есть. Стремиться не к чему.

Он ненадолго задумался, а потом сказал:

– Когда ничего нет, тоже тоскливо.

– Ну да. Короче, нет в жизни счастья – и так плохо, и так нехорошо. Ну что будем лепить или что? – И я скатала маленький снежок.

Ромашка с сомнением посмотрел на это дело и проворчал:

– Что мы дети что ли?

Я засмеялась. Давно ли Ромик перестал девочек за косички дергать, а туда же. Господи, чего это дети так быстро хотят вырасти? Так я размышляла, а сама тем временем скатала уже приличный снежный ком. Ромашка по началу равнодушно стоял поодаль, но потом не выдержал, и вскоре у нас вышла отличная снежная баба, вернее братан. Мы вылепили ему ушки, пальчики в растопырку, цепь на шее и пистолет за поясом.

– Как живой! – залюбовался Ромашка. – У тебя талант.

– Да ладно, – засмущалась я, довольная, однако, похвалой. – Морковку бы ему еще.

– Нет, – возмутился Ромашка, – морковку пацану – западло.

–Тогда – вот, – я подобрала с земли сосновую шишку и вставила ее вместо носа. – Порядок?

– Без базара. – Он отошел на пару шагов оценить шедевр издалека. – Что дальше? Еще одного?

– Давай, – согласилась я, скатывая снежок. – Смотри, птичка полетела.

Ромашка послушно задрал голову, снежок смачно влепился ему прямо в лицо.

– Ах, ты… – заорал он, – догоню – убью.

– Дыхалки не хватит, – показав язык, я бросилась наутек.


Так мы носились по саду какое-то время, громко визжа и топая. Визжала, конечно, я, а парень топал ботинками сорок пятого размера. Пинчеры заливисто лаяли, стремясь хватануть снежок зубами. Под конец мы выдохлись и, пытаясь насовать друг другу побольше снега за шкирку, рухнули в снег. Сверху весело наскакивали песики, тыкаясь в лицо мокрыми носами, норовя лизнуть в ухо. Мы барахтались, пока не услышали:

– Вы не замерзли, детишки?

Я повернула голову – Краснов стоял, засунув руки в карманы, в накинутой на плечи куртке. Собаки, радостно виляя хвостами, бросились к хозяину. Он успокоил их движением пальца. Ромашка, смущенно опуская глаза, слез с меня и поднялся. Я тоже села, тяжело дыша и отдуваясь. Вид у меня, наверное, был тот еще. Ромашка топтался рядом.

– Не сиди на снегу – простудишься, – сказал Краснов, доставая пачку из кармана. – Дай зажигалку, – приказал он Ромашке.

Тот двинулся к нему, но тут я протянула руки и сказала чарующим голосом:

– Ромочка, помоги подняться, пожалуйста, – вложив, в голос столько нежности, сколько нет и у сотни памперсов «Хаггис».

Секунду Ромашка качался из стороны в сторону, не зная кому отдать предпочтение. Но потом как-то резко мотнул головой и, повернувшись ко мне, бережно поднял на ноги.

– Спасибо, – так же нежно прошептала я и стала отряхивать снег с куртки, а Ромашка тем временем подскочил к Краснову и чиркнул зажигалкой.

Прикурив, он коротко бросил:

– Иди. – Не задавая вопросов, Ромашка побежал в сторону дома. Так же коротко Краснов отослал собак: – Место! – Потом с любопытством уставился на меня. Я скромно потупилась и попыталась пригладить лохмы. – Твоя работа? – спросил он, рассматривая снежного братана.

– Наша, – улыбнулась я. – Нравится?

– Похож, – сказал Краснов, одобрительно кивнув головой.

Я осмелела и попросила сигарету. Сигарету он дал, а зажигалку достал из кармана, свою, между прочим. Зачем, спрашивается, было просить у Ромки?

– Тебя всегда так слушаются? – пошутила я.

– И даже лучше, – серьезно ответил он.

Без фирменного костюма, в свитере крупной ручной вязки, выглядел он вполне безобидно. Совершенно нормальные человеческие глаза. Встреть такого на улице – обычный питерский мужик на дачку едет. Да, короля играет свита, антураж… и деньги, сделала я вывод. Снег за воротником растаял и холодил спину.