— Я знаю, тебе вчера было страшно и больно. Боже, когда я подумаю, что могло произойти… — Он крепко зажмурился и стиснул зубы — яркая белая полоска блеснула под темными усами. — Если не хочешь, не будем сегодня. Я все понимаю.

Лидия встала, повернулась к нему спиной и откинула волосы с шеи.

— Пожалуйста, помоги мне расстегнуть пуговицы.

Грудь Росса разрывалась от чувства, не имеющего наименования, но более могучего, чем все чувства, которые он когда-либо испытывал в жизни. Он сел на краешек табурета. Лидия стояла между его вытянутых ног. Пальцы поначалу не слушались его, когда он начал расстегивать длинный ряд пуговиц.

Покончив с ними, он расстегнул ей пояс, развязал ленты нижней юбки и стянул ее с ног. Подсунув руку под сорочку, он расстегнул панталоны. Когда они сползли до самых лодыжек, она, сделав грациозный шаг, освободилась от них и оттолкнула ногой прочь.

Было что-то возбуждающее в том, что она стояла перед ним только в блузке и сорочке. Потом она скинула блузку и принялась расстегивать сорочку. Он обнял ее и схватил за руки.

— Дай я.

Действуя только на ощупь, он аккуратно расстегнул пуговицы одну за другой. Его руки время от времени надолго отвлекались от этого занятия, чтобы погладить ее груди через тонкую ткань. Потом руки его скользнули по талии, чтобы расстегнуть все пуговицы до конца.

Нежно и мягко, не встретив возражений с ее стороны, он стянул сорочку с ее плеч и рук, и ткань обвила ее бедра, подобно облаку, обнажив безупречно гладкую спину с как бы подсвеченной изнутри теплой кожей, безупречно чистой кожей. От плеч до ягодиц, вдоль позвоночника шел неглубокий желобок. Он кончиком пальца дотронулся до него и провел пальцем вниз — до основания позвоночного столба и ниже.

По обеим сторонам позвоночника — там, где начинается изгиб линии бедер, — находилась пара симметрично расположенных соблазнительных ямочек. Он по очереди поцеловал обе, а потом, слегка покусывая кожу, поднялся вверх вдоль ее изящно очерченного хребта к лопаткам.

Лидия задрожала от восторга, почувствовав, как его влажный теплый язык скользит по самой середине ее спины. Дойдя до талии, он крепко впился губами в кожу и страстно поцеловал, а руки его обняли ее, нашли груди и любовно стиснули.

— Повернись, — мягко велел он.

Он знал, что такими они и будут — ее соски, ласкаемые его пальцами, были большими и темными. Положив руки ей на ягодицы, он привлек ее к себе и поцеловал эти остроконечные коралловые вершины. Он тыкался носом в ее груди, время от времени нежно бодая их.

Тускло горящий фонарь отбрасывал мерцающие отблески, и тени плясали по ее золотистой благоухающей коже.

Ему хотелось проглотить ее. Но он подавил в себе людоедский инстинкт и вместо этого снова взял в руки ее груди, соединив большие пальцы под ними, в ложбинке между ребрами.

Он наклонился вперед и легонько скользнул губами по ее животу. Затем его язык нащупал эрогенную зону на животе, чуть пониже диафрагмы. Большие пальцы продолжали гладить низ грудей, периодически поднимаясь вверх до сосков — воспламененных и жаждущих успокоения. Он уткнулся губами ей в пупок. Кончиком языка он описал круг по его краям. Затем проник глубже в эту нежную впадину.

Лидия погрузила пальцы ему в волосы и судорожно сжала голову. Она никогда не представляла себе, что могут существовать такие высоты наслаждения. Неужели то, что они делают, — это плохо? Или, может быть, другим все это прекрасно знакомо, а она познает это только сейчас?

Чувства Росса бушевали. Кровь бешено и неотвратимо стучала у него в паху. Он чувствовал движение ее рук у себя на голове, вдыхал аромат ее тела, ощущал вкус ее очарования. Он тонул в ней, но и этого было мало. Далеко не достаточно. Ему хотелось большего. Всего!

Он отпрянул и в тусклом свете увидел треугольник плоти в проеме сорочки там, где она держалась у нее на бедрах. Низ живота был скрыт полутенью, но все же он разглядел гнездо курчавых темно-коричневых с золотистым отливом волос, почти терявшееся в темноте.

Сердце его бешено колотилось, пуговицы на брюках едва выдерживали напор его неистовой мужественности. Он колебался, никак не решаясь. Потом он снова наклонился вперед и просунул губы в проем между краями ткани. Она не пошевелилась. Он легонько потер ее усами, очень легонько — сначала живот, потом все ниже, ниже и остановился у края желанного треугольника. Губы его раздвинулись, дыхание колыхало мягкие волосы.

Она отреагировала на это, неожиданно вздрогнув всем телом. Резко вздохнула и вдруг, как бы задыхаясь, шумно принялась ловить ртом воздух, а руки ее непроизвольно сомкнулись у него в волосах.

Ему вдруг стало стыдно, что он довел ее до такого возбуждения, и он тут же отпрянул. Неловко встал, задев головой парусину.

Она сделала легкий шаг и сбросила с себя сорочку, оставшись в одних башмаках и чулках.

Она все еще не отдавала себе отчет в том, насколько она соблазнительна, и ее наивность временно привела его в чувство.

— Сними башмаки, но оставь чулки, — попросил он.

— Зачем? — едва дыша, выговорила она. Он снял сапоги и брюки. Восставшая плоть, распирающая изнутри его белье, была более чем заметна.

— Мне нравится, как ты выглядишь в чулках.

Она сделала так, как он просил, прикусив нижнюю губу и проказливо улыбнувшись ему. Росс застонал и начал яростно расстегивать рубашку.

— Дай я сделаю это сама, а то кончится тем, что мне же придется пришивать все пуговицы.

Она отстранила его руки и стала расстегивать пуговицы. Рубашка полетела прочь. Сначала глаза, потом кончики пальцев нашли у него на груди отметину — шрам от раны. Она с любовью прикоснулась к нему и прошептала:

— Ты мог умереть. — Встав на цыпочки, она дотянулась до шрама. Ее губы шевелились, слегка поглаживая розоватую кожу. — Я так рада, что ты не умер.

Отбросив последние остатки стыдливости, она поцеловала его в шрам, ткнувшись языком в эту впадину неправильной формы. Из горла его вырвался сдавленный стон, и он обвил ее руками. Чувствуя себя увереннее, она принялась губами ласкать его грудь. Вьющиеся волосы щекотали ей губы и нос, но ей нравилось их прикосновение к лицу. Ее груди слегка касались его живота и шелковистой полоски темных волос, делящей живот надвое. Его сосок дернулся, когда ее пальцы легонько пробежали по нему, и она решила, что он заслуживает большего внимания, прикоснулась к нему языком и с вожделением лизнула.

Росс сам дивился тому жаркому ощущению, которое испытывало все его тело.

— Черт побери! — сквозь зубы выругался он и начал неловко стягивать с себя белье. — Ты учишь меня таким вещам, каких я не знал.

Лидия опрокинулась навзничь на тюфяк, но тут же начала смеяться над его отчаянными попытками избавиться от нижнего белья. Он угрожающе воззрился на нее, прищурив зеленые глаза:

— Тебе смешно?

Она попыталась подавить приступы смеха, но не смогла и разразилась неудержимым громким хохотом. Она каталась с боку на бок, заливаясь смехом, и Росс тоже не сумел сдержать улыбки. Полностью обнаженный, он лег рядом с ней и принялся душить в медвежьих объятиях.

— Так тебе кажется это смешно? — повторил он, щекоча ей ребра.

— Нет, нет. Перестань, пожалуйста! — взмолилась она, пытаясь вырваться из его объятий.

— Смех надо мной тебе дорого обойдется, — сказал он, с силой водя лицом по ее горлу.

— А именно?

— Тебе придется остаться в чулках. — Теперь он лежал у нее между ног, распластавшись поверх нее, и его мощь покоилась между их телами.

Их дыхание слилось воедино, и смех постепенно затих. Они страстно глядели друг другу в глаза. Он видел, как трепетно пульсирует жилка у нее на горле. Она тоже чувствовала, как пульсирует его мужественность, прижатая к бугорку ее женственности. Ее глаза тускло мерцали.

— Пожалуй, я могу остаться в чулках. Если они тебе нравятся.

— Мне нравишься ты, — без колебаний заявил он и удивил ее этим не меньше, чем самого себя. Взгляды их вместе воспарили и глубоко проникли в душу и сознание друг друга.

— Правда? — Голос ее звучал так тихо, что он едва расслышал.

— Да.

Если раньше он не до конца отдавал себе в этом отчет, то теперь был твердо уверен. Он боролся, но она стала значить для него больше, чем он когда-либо мог себе представить. Та ревность, которая обуревала его прошлой ночью, была лишь слабым предвестником чувства, во власти которого он находился сейчас. Это новое чувство потрясло его до самых глубин его существа.

Он не мог больше не считаться с ним. Чувство завораживало его. Оно приводило его в ужас. И он больше не хотел бороться с ним.

Он не знал что сказать. Знаки любви — вот что должно было стать средством выражения его мыслей. Его пальцы безотчетно поглаживали ее груди, массировали соски — такие желанные и так очаровательно набухшие.

— Я никогда не чувствовал такой близости с телом женщины, — неловко произнес он.

Зная, какого усилия ему стоило произнести даже такую малость, она положила руку ему на затылок и привлекла его голову к своей груди, слегка приподняв ее другой рукой.

— О, как чудесно, когда ты прикасаешься ко мне языком!

В горле у него заклокотало, и он, как губкой, принялся тереть ее соски языком, плотно прижимая и сливая воедино их друге другом, пока она не начала постанывать, отдаваясь все возрастающей страсти.

— О Росс, ничто в мире не может с этим сравниться! — едва выдохнула она.

Только самый кончик его копья вошел во влажную расщелину ее тела. Он смаковал предвкушение безраздельного обладания ею.

— Может, — ответил он, уткнувшись лицом ей в грудь. — Кое-что может.

— Что? — спросила она со слабым стоном, и он вошел глубже на какую-то долю дюйма в мягкие влажные недра. — Покажи мне.

Дыхание выходило из него резкими прерывистыми толчками. Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. В них он прочитал только искреннее желание знать. Ни страха, ни жертвенности. И уж во всяком случае, никакого предшествующего опыта.