Джулиана Грей - В объятиях принцессы

Разве можно разобрать? Она никогда не испытывала ничего подобного с Петером. Петер, милый Петер, был ее дорогим другом, веселым и приятным в общении. Об их интимных ласках по ночам она почти ничего не помнила. Всякий раз по утрам оба делали вид, что ничего не было. Чтобы не испытывать неловкости.

Но все же она не может предать его память. Ее долг – уважать усопшего супруга, и она не поддастся сексуальному влечению всего лишь через несколько недель после его безвременной кончины.

Луиза выпрямилась.

– Хорошо. – Она с показным безразличием пожала плечами и протянула графу мочалку: – Убирайте за собой сами. Сами вино…

Она замолчала на полуслове, заметив на краю умывальника маленький круглый блестящий предмет.

Государственный перстень Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа.

– Сам… что?

Луиза с трудом оторвала взгляд от кольца.

– Сами виноваты, в конце концов. – Все это было для нее внове. До того судьбоносного октябрьского дня она не знала подобных забот и доверяла слугам уборку всех обрывков и осколков в своей жизни.

– Вы пристыдили меня?

Луиза чуть придвинулась к умывальнику.

– Вряд ли кто-то осмелится пристыдить вас. Тем более я.

– Вы ошибаетесь. Для меня важно ваше хорошее мнение. Уж не знаю почему.

– Вероятно, это влияние виски, которое вы пьете. – Она кивнула на столик с напитками.

К ее огромному разочарованию, граф не проследил за ее взглядом.

– Возможно. Но в вас, Маркем, есть что-то такое… Я должен был уже дюжину раз вас уволить, но почему-то не сделал этого. Признаюсь, что оскорбления, за которые я должен был вас рассчитать, меня забавляют.

Пусть говорит.

– Оскорбления? Я вас оскорбил? – Луиза сделала еще один шажок.

Сомертон опустил глаза и стал загибать пальцы:

– Ваша дерзость, отсутствие уважения, неподчинение прямым приказам…

– Я не дерзок.

– Ваша собака.

Услышав слово «собака», Куинси поднял голову.

– Моя собака тоже вас оскорбила?

Уголком глаза она видела кольцо, притягивающее ее к себе словно магнит. Им невозможно не восхищаться. Завтра утром, когда граф протрезвеет, а утреннее солнце избавит его от меланхолии, он рассмотрит кольцо, увидит надпись, прочитает ее. Его острый ум, несомненно, сложит вместе частички головоломки.

Луиза прикинула расстояние. Осталось два шага. Может быть, три.

Сомертон рассеянно вертел в руке стакан.

– Да, ваш пес тоже оскорбил меня. Он напоминает мне вас – так же не уважает старших.

– Это потому, что у него нет старших. А так это пес высочайших моральных принципов.

– И потом… – Сомертон снова взмахнул пустым стаканом и отвернулся. Луиза сделала еще два шажка к умывальнику.

– Что потом? – спросила она.

– И потом, мне кажется, я знаю, почему все вам прощаю, – тихо проговорил он, глядя куда-то в сторону. – Потому что честного, прямого и преданного человека в этом мире найти очень трудно. Почти невозможно. Это как иголка…

Луиза уже была возле умывальника и как будто случайно оперлась рукой о его край. Теперь вожделенное кольцо было совсем рядом. Одно легкое движение рукой, и оно окажется в кармане. Пусть только граф еще на мгновение отвернется.

– Что вы делаете?

Луиза едва не подпрыгнула. Сомертон сверлил ее проницательными черными глазами.

– Ничего. Жду продолжения. Вы весьма забавны, когда пьяны.

Граф нахмурился – темные брови сошлись на переносице.

– Щенок! Убирайтесь к черту!

– О нет. Прошу вас, продолжайте. – Она не убирала руки с умывальника, представляя, как еще мгновение – и ее пальцы коснутся знакомой драгоценности.

Сомертон отошел от стола. Его лицо казалось жестким и постаревшим.

– Я сказал, убирайтесь вон, Маркем.

Луиза всплеснула руками:

– Хорошо, я…

В этот момент Куинси спрыгнул с кровати и подбежал к босой ноге Сомертона.

Тот опустил глаза:

– Что ты делаешь, дворняга?

Куинси вывалил из пасти красный язычок. Мордочка пса выглядела счастливой, словно граф только что признался ему в вечной любви. Он поднял лапку и осторожно тронул большой палец ноги мужчины.

Луиза быстро смахнула перстень в карман.

Она могла бы поклясться, что Куинси ей подмигнул.

– Я ухожу, – сообщила она. – Спокойной ночи и приятных снов, ваша милость.

Она направилась к двери. За ней поспешил Куинси. Его лапки слегка разъезжались по натертому полу.

– Подождите.

Вкрадчивые нотки в голосе графа заставили ее моментально застыть. Одна нога повисла в воздухе. Луиза вздохнула, поставила ногу на пол и раздвинула губы в улыбке:

– Да, сэр?

– Возможно, мистер Маркем, вы передумаете?

Кольцо оттягивало карман пижамных штанов, и Луиза боялась посмотреть вниз и увидеть, как оно выпирает на бедре.

– О чем вы, сэр? – Она прикрыла рот рукой, сделав вид, что широко зевнула. – Простите, я очень устал.

– Передумаете брать кольцо с моего умывальника.

Куинси заскулил. У Луизы зашумело в ушах от страха.

– Но, сэр, я не…

– Мистер Маркем, сделайте одолжение, не валяйте дурака. – Голос Сомертона был таким острым, словно мог резать сталь. Лицо стало мертвенно-бледным. – Поверьте, я сталкивался с более предприимчивыми воришками, чем вы.

Луиза уставилась на нос графа, большой и прямой, нос с древних римских золотых монет. Так, должно быть, чувствует себя бабочка перед тем, как ее протыкают булавкой.

– Кольцо не ваше, – буркнула она.

– Вы так думаете? Но ведь оно и не ваше.

Если его не достать из кармана, оно, пожалуй, прожжет дыру в пижаме.

– Ошибаетесь. Оно мое.

– Ваше? – Он язвительно хохотнул: – А вы наглец, сударь.

– Оно мое, – упрямо повторила Луиза.

– Такой дорогой перстень не может принадлежать мелкому клерку. Не исключаю, что оно изготовлено на заказ в единственном экземпляре. Мне еще не приходилось видеть такого необычного подбора камней.

– Это семейная реликвия. Единственное, что досталось мне от отца. – Она говорила уверенно, поскольку это была чистая правда.

– Ах, вот как! Семейная реликвия.

– Да. Уже несколько поколений.

Медные часы на каминной полке тикали медленно и как-то сурово. Куинси виновато жался к ее ногам. Сомертон стоял перед Луизой словно скала, полуобнаженный, великолепный в своей наготе, хитрый зверь, настороженно принюхивающийся к возможному врагу. На его груди дернулась мышца и сразу расслабилась.

– Семейная реликвия. Наследство от отца. Оно выпало из кармана во время нападения? – спросил он.

– Нет. Вор вытащил его из моего жилетного кармана до вашего появления.

– Хм.

Луиза молча ждала, когда он заговорит. Скажет, что она лгунья, и потребует кольцо. Заставит ее показать его, описать…

– Тогда почему вы не потребовали его там, на месте? – спросил граф.

– Не думал, что вы мне поверите. Сами говорите: мелкий клерк, и вдруг такая ценность. Я боялся, что вы заподозрите неладное.

– Но это действительно подозрительно, Маркем, чертовски подозрительно. – Сомертон быстрыми шагами подошел к ней и остановился… слишком близко. Ей пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом, выставив напоказ свою забинтованную шею.

– Значит, вы мне не верите. – Луиза опустила руку в карман и стиснула в кулаке кольцо.

От Сомертона пахло виски и табаком. Горячее дыхание щекотало кожу. Он медленно поднял руку и коснулся ее лица. Его палец скользнул по расцарапанной щеке вниз, задержался сначала в уголке рта, потом на кончике подбородка.

– Наоборот, мистер Маркем, я верю всему, что вы предпочитаете мне сообщить.

Луиза забыла, что надо дышать, стараясь осмыслить сказанное.

«Я верю всему, что вы предпочитаете мне сообщить». Неужели он произнес именно эти слова?

Ей показалось, что с души свалилась неимоверная тяжесть.

Она глубоко вздохнула и сделала шаг назад.

– Спасибо за доверие, ваша милость. Спокойной ночи.

Уже закрывая за собой дверь, она услышала последние негромкие слова графа:

– Пока не доказано обратное, мистер Маркем.

Лондон

Февраль 1890 года

В гостиной дома миссис Дьюк в Баттерси пахло, как в хлеву.

– Мои глубочайшие извинения, – сказал герцог и почесал голову под париком. – Мой сосед слева во время недавнего похолодания приобрел большую и не контролирующую себя свиноматку. Мы собираемся добиваться судебной защиты.

– Ничего страшного. – Луиза сняла шляпу и положила ее на столик у стены. Куинси спрыгнул на пол и подбежал по протертому восточному ковру к ногам миссис Дьюк. Одно ухо у него задорно стояло, на умильной мордочке читалась надежда.

– Я не забуду о тебе, малыш. – Герцог взял с подноса сандвич с ветчиной, отломил кусочек и бросил песику. Тот поймал угощение на лету и немедленно его проглотил.

– Зря вы его подкармливаете. Слуги на Честер-сквер его совершенно разбаловали, не говоря уже о сыне Сомертона. – Луиза осторожно опустилась на продавленный диван у камина. Опыт научил ее проявлять осмотрительность.

– Считай это моей компенсацией за свиноматку, – буркнул герцог. – Грейся, девочка моя. Сегодня ужасный холод.

– Вовсе нет, – усмехнулась Луиза. – Зимы в Хольштайне намного холоднее. Снег может идти много дней подряд. – Она потянулась к чайнику: – Можно?

– Конечно, зачем спрашиваешь. Я с утра уже проглотил три чашки кофе, пытаясь оттаять. Куда, к черту, подевалась эта неряха-служанка? Динглби! – крикнул он.

– Отвали, – донесся из глубин дома вежливый ответ.

– В наше время так трудно найти хороших слуг! – посетовал герцог.

Луиза склонилась над чашкой, дожидаясь, когда ароматный пар согреет лицо. Она отщипнула крошку кекса и положила ее в рот.

– Вы, как всегда, правы. Но скажите, есть какие-нибудь успехи? Вы получили известия от моих сестер?