Чарльз Мартин - В объятиях дождя

– Но Гибби хороший человек. – и Мэтт осмотрелся вокруг, словно стараясь разглядеть где-то поблизости лечебницу «Дубы».

Я согласно кивнул, подошел к каноэ и вернулся с пиджаком. Вынув пластмассовую коробочку из кармана, я показал ее Мэтту, который пристально на нее уставился.

– Мне надо будет потом отдать тебе вот это.

Мэтт взглянул на свое левое плечо, потом – на меня, а я снял колпачок со шприца, завернул Мэтту рукав, вколол ему торазин, бросил использованный шприц в воду и сунул коробочку в карман пиджака. А Мэтт и бровью не повел, но встал, его рост удивил меня. Он был выше, чем тогда, когда я отвез его в лечебницу, но совсем не прибавил в весе. Он был все такой же худой, только мускулы выпирали. Сунув сжатый кулак в карман, он неподвижно стоял на месте, а я на всякий случай отступил и молча наблюдал за ним с безопасного расстояния.

Мэтт вынул руку и хлопнул себя по карману:

– Это помогает мне помнить…

А потом подошел к своему каноэ, забрал шахматную доску, засунул ее в сумку на молнии и сел в мою лодку, сначала взглянув на переднее сиденье, но потом, очевидно, передумав. Он лег на дно, подтянул ноги к груди и отключился.

Я оттолкнул каноэ от берега и поплыл в темноте под ветвями кипариса по черной воде. Да, плыть придется дольше, но я намеренно не включал мотор.

В десять тридцать мы были уже около дока. Я причалил и увидел, что в кабинете Гибби еще горит свет. Я постучал в окно, и через минуту он уже продирался через папоротники на берегу. Я указал на дно лодки и прижал палец к губам. Гибби встал на колени, ласково погладил Мэтта по голове и вопросительно посмотрел на меня. Я внес Мэтта в его комнату, положил на кровать, выключил свет и вышел. Потом я обо всем рассказал Гибби, но мои мысли были в гостинице «Мариотт», поэтому, взяв со стола его мобильный, я позвонил Кэти. Прозвучало девять гудков, никто не отвечал, и я встревожился.

– Но их здесь нет, – пояснил Гибби.

Я смущенно посмотрел на него.

– Я тоже звонил сегодня утром, узнать, не захотят ли они поехать со мной на рыбалку, но дежурная сказала, что дама заказала такси еще до ланча и уехала с вещами… И Кэти ни разу не позвонила в течение всего дня.

– Ладно, утром увидимся. И… спасибо, Гибби.

Я прошел по коридору мимо комнаты Мэтта, потом вышел через вращающиеся двери из лечебницы.

В «Мариотте» меня никто не ждал. Постели были заправлены, на диване лежали мои аккуратно сложенные вещи. Я обыскал прикроватную тумбочку, всю ванную, осмотрел кофейный столик, но записки не нашел.

В ресторане и даже в баре никого не было, кроме хозяина за стойкой и заезжего торговца, который втиснул накачанные пивом телеса в кресло и ослабил галстук. В одной руке он держал полную кружку, а другой забрасывал в рот арахис, а на полу рядом с креслом уже возвышалась приличная груда ореховой шелухи. Одним глазом он посматривал на телеэкран, но за игрой почти не следил: его больше интересовала пенистая жидкость в кружке, желтая, словно моча. Он все жевал и жевал, сплевывая шелуху на пол и медленно покручивая кружкой, отчего пена вздымалась до краев и вот-вот готова была выплеснуться. Мне даже показалось, что я вижу перед собой тень Рекса, только лицом торговец был на него не похож. Во всем этом я уловил нечто символическое: мужчина и выпивка, надежда человечества и достояние дьявола.

– Чем могу помочь? – спросил хозяин.

– Я ищу привлекательную леди, ростом около шести футов, с маленьким мальчиком примерно пяти лет.

– Красивую леди с короткой стрижкой? И мальчик, тоже хорошенький, с ковбойским ремнем, на котором две кобуры?

– Да, это они, точно!

– Они были здесь на ланче, но ведь уже несколько часов прошло. С тех пор я их не видел.

– Спасибо.

Искать их больше не имело смысла. Я переоделся и отправился на пробежку по длинной извилистой дороге, параллельной реке. Огромные развесистые дубы осеняли дорогу с обеих сторон. Свежие глубокие раны и старые, затянувшиеся рубцы на нижней части стволов свидетельствовали о случайных столкновениях с деревьями местных грузовиков. Через час я вернулся к себе в номер, однако одиночество еще более сгустило надо мной свои тени. Чтобы от него избавиться, времени потребуется больше, явно не один час.

Я опустился в джакузи, закрыл глаза и подставил спину под струи горячей булькающей воды. А что, если они не по магазинам ходят? Что, если они уже на полпути в Калифорнию? И что, если?..

Пузыри поднялись ближе к шее, сильные острые струи сверлили спину и ноги. С тех пор, как умерла мисс Элла, я никогда еще не чувствовал себя таким беспощадно одиноким. Вполне вероятно также, что они на такси добрались до аэропорта и уже находятся на расстоянии четырех штатов от Флориды.

Я сидел в джакузи так долго, что спина у меня стала почти фиолетовой, но вдруг запахло лавандой, кто-то закрыл мне глаза ладонями, и раздался легкий всплеск воды – это Джейс прыгнул в джакузи. Я открыл глаза и увидел рядом Кэти в голубом купальнике и с тремя полотенцами в руках.

– На автобусной станции не было билетов, и, – тут она вошла в воду, а Джейс прыгнул мне на колени, – пришлось добираться пешком.

– Привет, дружище!

– Привет, дядя Так! Мы пошли за покупками, и мама купила мне рюкзак с нарисованным тигром. А тебе она тоже купила подарок, но это секрет и я не могу тебе о нем рассказать.

– Купила мне подарок?

Я покачивал его на колене, словно он оседлал лошадку, и посмотрел на Кэти. Вода была горячая, и по ее носу скатилась струйка пота, напомнившая мне о девочке, которая плясала когда-то на уступе скалы. Она откинулась на поручни и улыбнулась, не обращая внимания на пот…

– Гибби, – и она указала через плечо на лечебницу, – рассказал про Мэтта. – А я посмотрел вниз, в воду, и наблюдал, как тихо колышутся под напором воды ее бедра. Какой поразительный контраст между девочкой, оставшейся в моих воспоминаниях, и этой женщиной!

Кэти перетащила Джейса к себе на колени, обняла его и поцеловала, оставив след помады у него на лбу. Нет, она была хорошей, доброй матерью, тут и говорить было нечего, стоило только взглянуть на ее лицо.

«Мисс Элла!»

«Да, дитя?»

«Я пребываю в неуверенности».

«Почему же?»

«Не знаю, как сказать…»

«Что, ты имеешь в виду мальчика?»

«Да», – ответил я, немного помолчав.

«А чем ты хуже меня, Такер?»

«Не понимаю, о чем вы?»

«Такер, ты тоже не был моим сыном, но я о тебе заботилась».

«Но я как-то никогда об этом не думал».

«Но, Такер, ни одна мать не любит свое дитя так, как я люблю тебя».

«Но я не знаю, что мне делать с этим мальчуганом».

«Когда я брала тебя в кино, я отдавала тебе в руки твой билет?»

«Когда мы подходили к контролеру, и он говорил: ″Ваш билет, пожалуйста!″»

«Дитя, Господь подает нам то, в чем мы нуждаемся и когда мы нуждаемся в этом».

На следующее утро мы поехали в психиатрическую лечебницу «Дубы». Джейс сидел впереди, рядом со мной. Усевшись поудобнее, так, чтобы солнце не слепило глаза, он всякий раз, когда я переключал скорость, становился очень серьезным и сжимал мою руку своими ручонками.

Гибби ждал нас в своем кабинете, а потом мы с ним отправились в палату Мэтта. За ним всю ночь велось наблюдение, и нам сообщили, что он спал беззвучно и почти не двигался.

– Это влияние торазина, – пояснил Гибби.

Я вошел в палату. Мэтт лежал в постели и смотрел на меня, а я, приблизившись, ущипнул его за большой палец.

– Я хочу домой, – прошептал Мэтт.

– А где это?

– Я не помню, но это там, где живешь ты.

– Принимай душ. Встретимся внизу.

Мы направились в приемную, и Гибби ласково взял меня за руку:

– Я восхищаюсь тобой, но ты должен знать обо всем, что тебя ожидает.

– Гибби, я твой должник, но, понимаешь, я не могу больше его здесь оставлять, и на это существует множество причин.

– Если тебя мучает комплекс вины…

– Да, Гибби, я чувствую себя виноватым, но не это сейчас главное.

– Что ж, понимаю, у тебя могут быть веские причины.

– Да, они действительно есть.

Гибби подвел меня к окну.

– Я уже давно думаю о Мэтте и предполагаю, что если бы ты докопался до истинной, коренной причины его психического состояния, это могло бы положить начало процессу исцеления. Но тебе надо найти корни, а это процесс сложный – не сорняки дергать.

Я снова кивнул и увидел, как пациент из соседней палаты вошел к Мэтту, закрыл за собой дверь, а через полминуты вышел, застегивая на молнию ширинку.

– Позволь тем не менее рассказать тебе о том, что тебя ожидает. Если не произойдет чуда, Мэтт и дальше будет страдать от обострений. По моим предположениям, он стал одним из тех, кого психиатры называют «деятельными шизофрениками», а это нечто среднее между просто шизофренией и аффектацией, то есть стремлением действовать. Многое зависит от времени суток. Между восемью часами утра и тремя часами дня его могут одолевать мысли и типичные шизофренические расстройства. Между тремя и шестью вечера вступают в действие аффективные беспорядки, резко меняется эмоциональный фон: то он смеется, а через минуту плачет. Между шестью и девятью часами изменяется поведение: он может расхаживать туда-сюда при включенном свете, он не захочет мыться, наступать при ходьбе на одно и то же место, например на какую-нибудь щель или трещину в полу. Между девятью и двенадцатью наступает период расстройств в восприятии – так называемых психотических реакций, к которым относятся галлюцинации, голоса, беспорядочное, лихорадочное мышление и бессонница. В отличие от большинства моих пациентов Мэтту свойственны все эти состояния, но самый опасный для него период наступает в три часа утра. В это время ему свойственны немотивированность поступков и асоциальность. Временами он чрезвычайно возбудим, и это уже настоящая паранойя, он ведет себя так, будто совершенно убежден в том, что все только и думают, как бы до него добраться. Он видит то, что не существует, слышит слова, которые никогда и никто не произносил, иногда Мэтт совершенно уверен в том, что кто-то стремится его убить и в состоянии ужасающего страха он может даже сам нанести удар.