Их взаимное разглядывание нарушил возглас Брама. Он предложил Майлсу поддержать его братский тост за Блайт, а потом выпить за Девлина. Норт и Уинтроп присоединились к ним, и каждый из них рассказал свою историю из детства Девлина.

– За моего маленького братишку-великана, – закончил свое приветствие улыбающийся Уинтроп. – Хотелось бы когда-нибудь стать вполовину таким же мужчиной, как он.

Это звучало весьма трогательно, пока Норт не заявил:

– Ты уже и так вполовину его – по росту.

Смех наполнил комнату, а гости столпились вокруг виновников торжества. Мойра воспользовалась возможностью придвинуться поближе к Уинтропу. Она не представляла, что можно сказать, после того как прогнала его, но что-то надо было придумать.

– Добрый вечер. – Не бог весть как оригинально, зато вежливо.

Казалось, он удивился ее приветствию.

– Да ведь и в самом деле!

Опустив голову, Мойра стояла и покусывала нижнюю губу, потом подняла на него глаза.

– Я хочу извиниться за некоторые вещи, сказанные, когда мы виделись последний раз.

Он покачал головой:

– Не стоит. Вы были правы, когда заявили, что ваша жизнь станет лучше без меня.

Она отважно встретила свои слова, брошенные ей назад.

– Прекрасно сказано.

Он пожал плечами и глотнул шампанского.

– И безопаснее. Пока вам лучше быть подальше от меня. – Его словам удалось бы ранить ее сильнее, если бы она не услышала, как прервался его голос. Он не просто сказал ей это, он попросил ее, даже умолял.

– Уинтроп, что ты задумал?

Он не взглянул на нее, вместо этого он смотрел в сторону своей семьи.

– Не могу тебе сказать.

В груди все сжалось.

– Ты все так же не доверяешь мне. – Уинтроп посмотрел на шампанское.

– Не доверяю.

– Понятно. – Она замерла, вся похолодев. Оцепенела. Не ощущала своих пальцев, вцепившихся в ножку бокала.

– Нет, ты не понимаешь. – Повернувшись к ней всем телом, он говорил резким шепотом. – Я не могу рассказать, потому что не вправе довериться тебе. Ты ведь кинешься делать какую-нибудь глупость, например, помогать мне или, прости Господи, спасать меня.

Спасать его? О Господи, что он задумал?

– Я не собираюсь…

– Непременно соберешься, ты из этой породы женщин. – Одним глотком он осушил бокал. – Ты слишком хороша. Самое лучшее, что ты можешь сделать, чтобы помочь мне, – держись от меня подальше.

Она с трудом проглотила комок в горле.

– Разумеется. – Она повернулась, чтобы отойти. Она поняла: у него есть серьезная причина говорить ей такие вещи. Но он по-прежнему не желал сказать ей правду. Она и не была ей нужна, тем более сейчас. Все, что ей было нужно, – это знать, что в один прекрасный момент он все равно доверится ей. Тогда стоит отойти, чтобы никто не услышал этого унизительного разговора.

Он остановил ее, заступив дорогу, загородившись от любопытных взглядов.

– Мойра, я знаю, у меня нет права просить, но мне нужно, чтобы ты доверилась мне. Сделай так, и я обещаю, что, когда все будет позади, я расскажу тебе правду.

Надежда расцвела в ее груди. Уинтроп смотрел настойчиво, прямо и искренне.

– Отлично. – Это все, что она могла сказать, чтобы не засмеяться от радости, как деревенская дурочка. Может, он доверится ей потом. Но ее желание улыбаться быстро улетучилось. Он не будет с ней правдивым до конца, пока это не перестанет быть важным. Это было примерно так же: она рассказала ему о том, что девственница, после того как он сам узнал об этом. Так какое же это доверие?

– Буду стоять в сторонке и ждать, когда ты придешь ко мне. – Горечь примешалась к ее словам.

Он чувствовал ее недовольство. Глаза умоляюще смотрели на нее.

– Ждать долго не придется.

– Угу. – Она отступила в сторону, обходя его, как преграду. – Больше ничего не обещай, Уинтроп.

– Почему? – нахмурился он.

Она остро взглянула на него, прежде чем отойти.

– Потому что я буду ждать, когда ты начнешь выполнять обещания.

Что, черт побери, это должно означать?

Уинтроп наблюдал, как, шелестя платьем, Мойра пересекала комнату. Каждый дюйм ее королевского тела, затянутого в кремовую парчу, ее роскошная грудь приковывали взгляд. Ей можно было не беспокоиться, как она выглядит в его глазах. Она осталась бы для него красавицей и в рубище, и в лохмотьях.

Откуда взялся этот кураж – велеть ему не давать больше обещаний? Он никогда не сулил ей ничего, что не мог или не хотел сделать. Она просто разозлилась из-за того, что он отказался поделиться своими планами. Он и не думал говорить ей об этом. Рассказать, что он будет рисковать жизнью, сдавая Дэниелса в руки закона. А потом она станет корить его за это всю оставшуюся жизнь. Или, что еще глупее, начнет помогать ему. Женщины не могут поступать разумно, когда это касается мужчин. Разве Октавия не кинулась тогда на мужчину, который попытался убить Норта, потому что она, видите ли, думала таким образом повлиять на ситуацию. Понятно, Октавия вела себя как любящая женщина. Уинтроп не мог рассчитывать на большое чувство Мойры, но он знал, что в ней срабатывает охранительный рефлекс, когда дело касается тех, кто ей небезразличен.

Она уже очаровательно сглупила, отдав ему тиару. И это был отличный выход, учитывая, какой опасности подвергалась она сама. Если Дэниелс возьмется за нее… Понятно, Дэниелс живым не уйдет, но и не было никакой гарантии, что он сможет защитить Мойру. А он не мог позволить себе потерять ее сейчас.

Следующий час принес ему столько боли, словно он провел его у дантиста. Блайт и Октавия решили, что он обидел Мойру, и выражение их недовольства преследовало его везде, куда бы он ни направился. Но самой ожесточенной сторонницей Мойры оказалась Минерва. Если взгляды могли бы убивать, Уинтроп уже несколько раз стал бы покойником.

Пришло время уезжать. Мойра не заговаривала с ним снова, продолжая делать вид, что его не существует. Но не это было причиной отъезда. Этим вечером он собирался увидеться с Дэниелсом, чтобы обменять тиару на информацию на самого себя. Нужно было подготовиться на случай, если что-то пойдет не так. Он должен был быть уверенным, что в случае его смерти Мойра получит шахматы, те отцовские шахматы, которые Брам отдал ему. Они понравятся ей, а может, и его письмо, которое он приложит к ним.

Конечно, шанс, что Дэниелс не убьет его, есть, и тогда он сможет сам передать ей содержание этого письма. На такой исход дела он и рассчитывал.

Увидев стоявшего в одиночестве Норта, он тут же подошел к нему.

– Я уезжаю.

Норт напрягся, хотя постарался сохранить спокойное выражение лица.

– Уже?

– Нужно сначала кое о чем позаботиться. – Брат подозрительно посмотрел на него:

– Ты ведь не пытаешься нам доказывать, какой ты герой? Это было бы глупо.

Засмеявшись, Уинтроп покачал головой:

– Нет. В полночь я буду в доме на Рассел-стрит. Увидимся потом.

Норт удержал его за руку:

– Будь осторожен. Уинтроп улыбнулся:

– Разумеется. Играть в безрассудство – твой стиль, не мой.

Однако когда он покинул дом брата, Уинтроп с беспокойством подумал о собственной опрометчивости. И все из-за женщины.

Той, которую он предал. Без которой не мог жить.


– Она у тебя с собой? – Голос выдавал волнение Дэниелса.

В помещении было темно. Огонь, жарко горевший в очаге, не мог разогнать подступавшую со всех сторон тьму и согреть холод дома, пустующего долгое время. Мог ли огонь показаться кому-нибудь подозрительным? Уинтропу оставалось только надеяться на это.

Только что наступила полночь, и Ковент-Гарден стал темным и опасным даже для преступников, которые наводняли его. Если бы, к примеру, кому-то из них сейчас пришло в голову заявиться сюда, чтобы разнюхать, что здесь творится, он в лучшем случае получил бы нож Дэниелса в грудь. Старик не станет колебаться.

Пришло время поставить точку.

Уинтроп поднял шкатулку.

– Покажи бумаги.

Дэниеле тут же продемонстрировал папку с завязками, набитую листами бумаги.

– Доволен?

Не сейчас, но уже не долго ждать. Уинтроп показал кивком:

– Клади на стол.

– Ты первый, – возразил старик. Уинтроп холодно улыбнулся:

– Нет, ты.

Они уставились друг на друга, и в конце концов Уинтроп победил. Дэниелс положил папку на грубо выструганную столешницу. Уинтроп осторожно протянул руку и придвинул ее к себе, не спуская глаз со своего бывшего наставника.

– Теперь ты, – потребовал Дэниелс.

Сначала Уинтроп, дернув завязки, открыл папку, чтобы убедиться, что в ней та самая, нужная ему, информация. Удостоверившись, он поставил шкатулку на стол и подвинул ее к Дэниелcy.

Ирландец тут же схватил ее, и, когда поднял крышку, его лицо загорелось от жадности и удовольствия.

– О, парень, я горжусь тобой. – Уинтроп пропустил похвалу мимо ушей. Заполучить шкатулку ценой потери Мойры – в этом не было никакой заслуги.

– Теперь ты уедешь из Англии и никогда не вернешься. – Старик машинально кивнул в ответ. Похоже, он не обратил внимания, что это был приказ, а не вопрос.

– Да, да. Как-нибудь.

Уинтроп начал было расслабляться, но тут Дэниелс захлопнул крышку и вытащил из кармана пистолет. Сердце тяжело забилось в груди.

– И что теперь? Собираешься убить меня? – Дэниелс цыкнул зубом.

Всего лишь немножко страховки, парень. Надо быть уверенным, что ты не выкинешь какую-нибудь шутку, пока я смываюсь.

– Шутку, какую? – прозвучало довольно фальшиво даже для него самого. И какую шутку еще можно выкинуть? Ничего веселого в этой ситуации он не видел, хотя, если долбануть Дэниелса головой об стол, может, он и развеселился бы.

Дэниелс прищурился.

– Никак хочешь поиграть в героя или прочую чепуху? Ты ведь у нас такой. Сейчас же попытаешься забрать у меня эту вещицу, чтобы завоевать сердце красотки.