Они с Ильзой беспрестанно обсуждали мои дела, что же касается меня, состояние эйфории захлестывало меня, и временами я забывала обо всем, кроме желания иметь ребенка. Иногда мне приходило в голову: может бьгть, доктор Карлсбергдал им какие-то средства, чтобы сделать меня счастливой. Однажды я подумала в ужасе, что моя беременность – результат его воздействия, и я просто представила себя беременной. Наверно, это было не так, едь Ильза и Эрнст восприняли ее как трагедию. Но будучи однажды субъектом такого эксперимента, невольно станешь подозрительной.

Мы все пришли к единому решению до поры до времени ничего не сообщать тетям и обдумать в последующие месяцы дальнейший ход действий. Тем временем необходимо было изобрести предлог для о пребывания в Германии. Ильза взяла это на себя и написала тете Каролине, что я вынуждена остаться еще немного из-за ухудшения здоровья Эрнста и необходимости в моей помощи.

– Маленькая невинная ложь, – сказала она с гримаской.

Итак, я осталась в Денкендорфе, и недели замелькали сменяя друг друга. Приступы тошноты исчезли, и все мои мысли были о будущем ребенке. Я купила материал и принялась готовить приданое. Часами в думах просиживала я за шитьем.

Явился доктор Карлсберг и сообщил мне, что теперь за моим здоровьем будет следить его друг, доктор Кляйн, владелец небольшого родильного дома в Кларенгене, городке неподалеку отсюда. Скоро он отвезет меня к нему и познакомит. В клинике доктора Кляйна мне предстояло рожать.

Я поинтересовалась, сколько это будет стоить, не Глайберги не захотели обсуждать этот вопрос, а в моем нынешнем состоянии мне было не до расспросов.

Однажды Ильза предложила мне после рождения ребенка найти себе место учителя английского языка в одной из местных школ и устроиться вместе с ребенком.

– Вы считаете это возможным?

– Возможно, доктор Карлсберг поможет в этом. Он и его коллеги всегда в курсе происходящего. Они все разузнают и, если вакансия существует, будут только рады тебе помочь.

– Вы все так добры ко мне, – сказала я с благодарностью.

– Мы чувствуем себя обязанными, – ответила Ильза. – Эрнст и я никогда не простим себе, что это случилось в нашей стране, и более того, когда ты была у нас на попечении.

У меня не было возражений против их планов, что было совсем непохоже на меня, с моим независимым характером. Казалось, что Седьмая луна заколдовала меня и внесла разброд в мои поступки.

И я не возражала против ласковой опеки Ильзы. Меня мало интересовало, что происходит. Я не отрывалась шитья распашонок и рубашек и с умилением складывала готовые в специальный ящик комода. Белые, голубые, розовые. Мне сказали – голубые для мальчика. Поэтому шила и розовые, и голубые для девочки или мальчика. Я вязала, шила и читала. Прошло лето, наступила осень.

Тетя Каролина в письмах выражала удивление, что мне нравится житье в заморских странах с иностранцами, а не дома, но тетя Матильда, принимая во внимание, что у кузена Эрнста что-то с сердцем, а с сердцем шутки плохи, проявляла понимание, что я должна помогать Ильзе.

Писала миссис Гревилль. Она прослышала, что я остаюсь помогать кузине ухаживать за мужем, и считала это хорошей школой для меня.

Тем не менее, вся их семья, включая Энтони, ждала моего возвращения.

Все эти люди существовали в другом, отдаленном мире реальности, с иным, размеренным укладом жизни. Фантастические приключения недавнего времени еще более отдалили этот мир от меня.

Однажды Ильза поведала мне, что у доктора Карлсберга есть новость.

– Монахини твоего Даменштифта готовы взять тебя учить английскому языку своих воспитанниц. Ты могла бы взять ребенка с собой.

– Вы так много делаете для меня, – сказала я взволнованно.

– Это моя обязанность, и потом, я люблю тебя. В любом случае мы должны думать о твоем будущем.

Я полнела на глазах. Я чувствовала движения ребенка и всякий раз радовалась этому. Неужели можно радоваться, спрашивала я себя, если жизнь во мне – результат встречи с диким насильником в лесу? Я никогда не прекращала верить в те упоительные дни – пусть.

Доказывают и говорят, что они – плод моих галлюцинаций.

При случаях Ильза представляла меня как госпожу Трант, безвременно утратившую своего мужа и ожидавшую ребенка после его смерти. Все глубоко сочувствовали моему горю и были добры ко мне.

Когда я появлялась на рынке, они интересовались моим здоровьем. Я болтала с ними о всяких разностях, женщины рассказывали о беременностях, мужчины – о тягостных бдениях в ожидании родов.

Приехал доктор Карлсберг и повез меня в Кларенген к своему другу-доктору, владельцу родильного дома. По его мнению, необходимо было показаться врачу на этом этапе.

После осмотра доктор Кляйн рекомендовал мне приехать в его клинику в начале апреля и готовиться к рождению ребенка. Он называл меня госпожой Трант и, несомненно, был в курсе моей недавней тяжелой утраты.

В дороге доктор Карлсберг сказал, что я могу положиться на доктора Кляйна и что он лучший специалист по этой линии в здешних местах.

Я поинтересовалась стоимостью его услуг.

– Мы позаботимся об этом, – ответил он.

– Я не смогу принять...

– Легко дающему, – сказал доктор меланхолично. – И тяжко принимающему. Но именно вы даете нам удовлетворение, принимая нашу помощь в подобной ситуации. Мне известно, что ваша кузина страдает от угрызений совести и успокоится, если сделает для вас все возможное. Что касается меня, то вы чрезвычайно помогли в моей работе, дали возможность подтвердить мою теорию. И моя благодарность беспредельна. Скажите мне, пожалуйста, готовы вы теперь принять правду?

Увидев мои колебания, он сказал, что я, видимо, не могу отказаться от убеждения в реальности моих сновидений.

– Я прожила их, – сказала я, – что касается другого... другое я не помню.

Он кивнул:

– Это больше, чем я ожидал. А теперь в ожидании ребенка вы верите, что он плод вашего замужества и поэтому вы готовы приветствовать его рождение... А вы подумали... впрочем, не важно. Все хорошо. Мы с радостью сделаем для вас все, что в наших силах, будьте спокойны.

Временами, оглядываясь назад, я спрашиваю себя, почему я соглашалась с тем или другим, почему не интересовалась подробностями тех странных происшествий. Ответ один: я была очень молода и мне представлялось, что нахожусь в мире, где странности и чудеса в порядке вещей.

Меня вернули к реальности в один прекрасный февральский день. Я приезжала к доктору Кляйну каждые три недели и обычно с Ильзой. Она оставляла коляску во дворе гостиницы и отправлялась по магазинам, пока я находилась в клинике доктора Кляйна.

Он был удовлетворен ходом беременности и уделял мне особое внимание, следуя рекомендациям доктора Карлсберга. «У нее было шоковое состояние», – сообщил он Кляйну, тот полагал, что это связано со смертью мужа, что может сказаться на развитии беременности.

В тот февральский день сверкало солнце и ощущался легкий морозец. Когда я вышла из клиники, меня окликнул чей-то голос, мигом вернувший меня к оксфордской действительности.

– Клянусь, что это Елена Трант.

Я обернулась и увидела двух мисс Элкингтон, владелиц небольшой чайной лавки неподалеку от Касл-Маунт, открытой только в летние месяцы. Они продавали чай и кофе, пирожки домашнего приготовления, а также стеганые чехольчики для чайников и вышитые коврики, которые они также делали сами. Дамы Элкингтон никогда не вызывали у меня восторга. Они постоянно подчеркивали, что торговля не их удел, и с рождения их не готовили к этому, так как их папа был генералом.

– О, мисс Эдит и мисс Роуз, – поздоровалась я.

– Никак не ожидали встретить вас в этих местах. Маленькие глазки сестер внимательно разглядывали меня.

Они, должно быть, видели, как я выходила из клиники доктора Кляйна, и удивлялись почему. Впрочем, недолго. Хотя на мне было просторное пальто, мое состояние нельзя было не заметить.

– Что вы здесь делаете, Елена? – спросила старшая Элкингтон с проказливой улыбкой.

– Гощу у кузины.

– О да, конечно, вы уже здесь несколько месяцев.

– Надеюсь скоро вернуться.

– Ну-ну. Здесь такой маленький мирок. Так вы действительно живете здесь?

– Не совсем так. Я приехала с кузиной и жду ее.

– Я так рада видеть вас, – сказала мисс Элкингт он.

– Так приятно видеть земляков, – добавила ее сестра.

– Мне пора. Кузина ждет меня...

Наконец я освободилась от них. Взглянув на свое отражение в витрине, я поняла, что в моем состоянии вряд, ли кто-то усомнится.

Прошло еще несколько недель, наступило время моих родов.

Ильза тряслась надо мной, и часто я заставала ее молча сидящей в кресле с озабоченным лицом и догадывалась, что она беспокоится обо мне.

Проконсультировавшись с обоими врачами, Ильза решила отправить меня в клинику доктора Кляйна за неделю до родов. Что касается меня, то мое состояние безмятежной эйфории не исчезало, и я думала только о моем ребенке.

– Тебе придется подождать, пока ребенку не исполнится год, и только потом начать преподавать английский в Даменштифте, – предупредила Ильза. – Доктор Карлсберг не называл твоего имени, но его рекомендации будет достаточно для приема на работу.

Как странно, подумалось мне. Вспомнила старые времена ученичества – Елену Трант, вечно попадающую в переделки из-за своего необузданного характера и любви к приключениям. Странно вернуться туда матерью.

Я представила сестру Марию, сюсюкающую над ребенком, и сестру Гудрун с ее обычным заявлением: «Там, где Елена Трант, там всегда неприятности!».

Иногда я думала о тех трех днях и изнывала от своей любви к Максимилиану и желания его увидеть. Только мысль о нашем ребенке успокаивала меня, и я нетерпеливо ждала того времени, когда возьму его на руки.

Ярким апрельским днем Ильза отвезла меня в клинику.

Меня отвели в отдельную комнату, где не было других пациенток, по просьбе доктора Карлсберга, учитывая особые обстоятельства.