Мы с Сэл стали еще ближе к друг другу, после того вечера. Нас связал мой маленький постыдный секрет. С того дня прошло чуть больше девяти месяцев.


* * *

Итан только-что ушел.

Он обнаружил меня, рыдающей за столом. Он принес поднос и, собрав всю бумагу, положил её на пол. Он очень мягко положил мне руку на плечо, и держал её так, пока я плакала. Когда слезы кончились, я взяла в руки вилку и начала есть. Я смогла опрокинуть в желудок только пару вилок. Потом я сделала несколько глотков Кока-Колы, так что чуть было не поперхнулась. Итан сидел на моей кровати и наблюдал за мной.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Почему ты держишь меня здесь?

— Ты должна поесть и почувствуешь себя лучше.

— Зачем ты со мной так?

— Грейс… — он умоляюще смотрел на меня.

— Я не хочу тебя видеть, пожалуйста, уйди.

И он ушел.

День 11

У меня был сон про Сэл прошлой ночью. На самом деле ничего удивительного.

Она была здесь со мной и мы сидели за столом друг напротив друга. Итан стоял, облокотившись о стену, и наблюдал за нами. Мы с Сэл обсуждали что-то очень важное, а Итан повторял за мной каждое слово. Меня это раздражало и я сказала ему, чтобы оставил нас наедине. И вот так запросто, Итан вдруг исчез, а вместо него появился Нэт. Самодовольный Нэт, который слишком много улыбался. Это раздражало, в свою очередь, Сэл и она велела ему оставить нас. Я улыбнулась Сэл и потянулась через весь стол, чтобы взять её за руку, но она превратилась в Итана и сказала, — Грейс, может быть мы к чему-нибудь придем? — Потом я проснулась, желая, чтобы люди из сна, по крайней мере, были так любезны и оставались такими же как во сне, а не вводили бы в такое нефиговое заблуждение.


* * *

Я подумала, что продолжу с того места, где закончила вчера, изложу весь жизненный цикл нашей дружбы в хронологическом порядке. После того, как я поведала Сэл про свои порезы, какое-то время всё было хорошо. Никто бы со стороны не заметил перемены, но я обратила внимание, что она стала как-то по-другому смотреть на меня. Я чувствовала, что она всегда старалась угадать моё настроение. Например, если я выпадала из душевного равновесия без особой причины (не то чтобы это было так редко), она наклоняла голову набок и задумчиво смотрела на меня. Я почти слышала, как она думает: буду ли я себе резать. Сэл скорее всего думала, что она ничем не выдает себя, но я часто ловила её на том, что она ищет свежие порезы (которых она еще не видела). Я не особо заморачивалась на этот счет. Она вела себя так, как и должна была себя вести лучшая подруга. Мне это нравилось.

Время от времени, пыталась разговорить меня — зачем я резала себя. Я не стала выслушивать её теории на этот счет и тут же старалась сменить тему. Почему на всё должна быть причина? Некоторые вещи просто происходят.

Итак, наша дружба была несколько не сбалансирована: я — вся такая, вызывающая жалось, и Сэл, присматривающая за мной большую часть времени. Она, безусловно, много раз выручала меня: когда меня рвало в туалете какого-нибудь убогого клубешника. И она умела отговаривать меня от чего-нибудь такого и непонятно с кем, о чем я могла потом сожалеть.

Мне не очень льстила отведенная роль Несчастной Подружки, но Сэл, казалось, хотела приглядывать за мной. И наверное, мне было нужно, чтобы за мной приглядывали.

Всё изменилось несколько месяцев назад.

Я была в Глазго, гостила у своей бабушки на Пасху.

На славу повеселилась: немного пошарилась по магазинам, много читала, вела приятные долгие беседы за чашечкой отличного любимого чая. (Чай всегда был отличным, ни разу ни попалось какой-нибудь гадости.) Я вернулась домой в прекрасном расположение духа и принимала уже подарки с родины Сэл: милейшие Лох-Несское чудовище и шотландскую куклу-волынщика со страшными выпученными глазищами.

Я заметила, что Сэл уже прибывает ни в таком радостно-солнечном настроение, которое у неё было на момент моего отъезда. Ну, может оно не было таким очевидным. Она смеялась подаркам, что я привезла ей, и с интересом слушала моё повествование о прошедших праздниках. Но было что-то не так — я была в этом уверена. Было что-то такое, едва уловимое, ну вроде как вы возитесь с настройкой уровня яркости у телика. Она будто бы сникла, погасла. Она не казалась ни печальной или подавленной, или обеспокоенной, или еще чего-нибудь в таком духе. Она просто не была уже прежней Сэл.

Я спросила её, что с ней произошло, как только увидела её, но она твердо меня уверяла, что всё хорошо и ничего не изменилось. Я знала, что Сэл лжет и начала давить на неё, но в ответ она начала только раздражаться и я отступила. Потом я подумала, что она сама мне обо всём расскажет, когда будет готова. Я даже не представляла, что мне придется столько ждать.

Ближайшие недели всё шло более или менее свои чередом. Сэл явно делала всё возможное, чтобы вести себя как обычно, но я на это не купилась. Кажется никто и не заметил, что с ней что-то произошло. Её родители были слишком заняты с Кэмом, которого шпыняли в школе. А в нашей школе, как обычно, все были слишком погружены в себя и заняты только собой.

Прошло около месяца, как я наблюдала за Сэл и пыталась хоть за что-нибудь зацепиться. Мне казалось, что ей становится только хуже. Я обратила внимание, что она отталкивают тарелку с едой во время обеда, даже не притронувшись к еде. И у меня было такое ощущение, что она теряла вес. Но она продолжала настаивать, что ничего не случилось, всё по-прежнему.

На моё ежедневное.

— Здоровки, как оно? — теперь в этих словах был скрытый смысл, мол, — Здоровки как оно-то на самом деле? — Но Сэл не велась на это. Казалось, что она всё больше и больше отдалялась. Я чувствовала, как она отстраняется от нашей дружбы. И это было печально.

Как то в четверг вечером, как раз на кануне наших экзаменов, мы с Сэл свернули в парк. Мы шли ко мне домой, чтобы немного позаниматься английским. Не то чтобы нам надо было что-то делать, но мы по крайней мере делали вид, что прикладываем хоть какие-то усилия.

Это было великолепное утро, типа птички поют, вперемешку с песнями, утро из фильмов пятидесятых годов, но как только мы вышли из школы, небо тут же затянули тяжелые облака, и когда мы уже проходили через ворота парка, тупо полил сильный дождь.

Мы просто остановились, смотрели друг на друга и хихикали. В течение минуты или около того, мы обе смотрели как принимаем душ в одежде. Потом я сгребла Сэл и побежала к огромному старому дубу, росшему рядом с качелями. Мы сели спиной к стволу, смеясь и дрожа, наблюдали за тем, как мамашки отчаянно пытались нацепить чехлы от дождя на детские коляски. Вскоре мы остались единственными в парке. Дождь все так же барабанил.

Мы какое-то время сидели, загипнотизированные дождем, который демонстрировал своё шоу только для нас. Сэл повернулась ко мне, словно пытаясь прочесть что у меня на уме или, может, пытаясь всё взвесить, о чём думала сама. Ого, похоже время-то пришло. Мне стало немного не по себе. Страшновато.

— Есть кое-что, о чем мне нужно тебе рассказать, — Предполагала ли, что то, о чем она собирается мне рассказать всё изменит, тут же? Скорее нет. Но я догадывалась, что это нечто весомое.

— Думаю, я беременна. — Три слова, вот и весь разговор. Всё, что я смогла на это изречь, было — Господи Иисусе! — Класс. Прекрасно сказано. Отлично поддержала.

Сэл начала плакать и это просто разбило моё сердце. Я крепко обняла её и держала в своих объятьях. Она раз за разом продолжала повторять одно и то же: — Что же мне делать? — Я говорила, что всё будет в порядке и что мы со всем разберемся, и окончательно ли она уверена? Но я никак не могла до неё достучаться, поэтому я зажала её лицо между своих ладоней и заставила взглянуть в мои глаза, — Сэл, послушай-ка меня. Ты уверена, что беременна? Ты сделала тест? — Сэл покачала головой и всхлипнула, — Я знаю, что беременна. Знаю. Знаю. Как же могло так случиться?

Должно быть мы просидели добрых минут двенадцать, прежде чем я заметила что Сэл очень сильно знобило. Она выглядела просто ужасно. Мы пошли на автобусную остановку, я обнимала её за плечи, она спотыкалась, была будто в ступоре. Думаю, что она всё еще плакала.

Всю дорогу до дома мы сидели молча. Наверное, меня просто невозможно было бы сильнее удивить. Как такое могло случиться? Я думала, что она скорее всего девственница…Конечно, она никогда мне ничего подобного не рассказывала, если…Когда она успела? С кем? И почему она раньше мне ничего не рассказала?

Я привела её к себе домой и отвела наверх в свою спальню. Мы переоделись в сухую одежду. Я даже уступила ей свои любимые джинсы. Она сидела за туалетным столиком, пока я расчесывала её мокрые спутанные волосы. Она смотрела в зеркало, но я поняла, что на самом деле она ничего не видит.

Я глянула на отражение Сэл. Назвала бы я её красивой? Наверное да. Определенно да. Светлые волосы, едва касаются плеч. Она часто собирает их в какую-то замысловатую прическу, которая всегда выглядит так будто к ней не прикладывали-то и особых усилий. Карие глаза и медового оттенка кожа. Счастливица.

Когда я закончила расчесывать волосы Сэл и, быстренько расчесав собственные (скучного каштанового цвета, на сто рядов перекрашенного в рыжий), села на край кровати. Сэл развернулась на стуле лицом ко мне. С одной стороны мы сидели так близко к друг дружке, но были так далеки друг от друга. — Итак ты собираешься поведать мне, что же произошло?

Она покачала головой. Но в глаза мне так и не посмотрела.

— Лааадно, и как давно ты уже…? — слова застряли у меня в горле. Я не могла поверить, что мы говорим об этом.

— Две недели, — сказала она тихо. Две недели? Может у неё могла быть просто задержка эти две недели или что-то вроде того. Или она определенно уверена, что забеременела? Ё-моё. У меня нет ни малейшего представления о таких делах.