Я все еще плохо знал наш новый дом, поэтому шел в темноте, ведя по стене рукой. Деревянные панели под моей ладонью были прохладными и гладкими на ощупь, и это почему-то успокаивало. В спальне я быстро разделся, не включая свет, и устроился рядом с Тесс. Она что-то пробормотала, прижалась ко мне, и я зарылся лицом ей в волосы.

– Хороший выдался день? – тихо спросил я.

– Тут все дни хорошие. А у тебя как? Успел с кем-нибудь подружиться?

– Есть там один англичанин. Джесси. Довольно самовлюбленный паренек, но он мне нравится.

Я не стал ей рассказывать ни о гиббоне, ни об австралийце, который пытался задушить моего босса, ни о девочке-мусульманке на мотоцикле. Я мечтал, чтобы все дни и правда были хорошими, хотя понимал: есть много такого, о чем лучше молчать, если я хочу сохранить ее улыбку. А я хотел этого больше всего на свете.

– Не забудь поговорить с Фэрреном о наших визах, – сонно пробормотала Тесс. – О разрешении на работу и прочих формальностях.

– Тесс…

– Что?

– Ничего. Спи, ангел.

Вскоре я почувствовал, как она погрузилась в сон, однако сам долго не мог уснуть. Я лежал рядом с женой, уткнувшись лицом ей в волосы, и слушал гул мотоциклов в необъятной дикой ночи.

4

Шум мотора разбудил меня после восхода солнца.

Прямо за окном спальни тарахтел автомобиль, медленно двигаясь задом по узкой дороге.

– Наверное, кто-то ошибся адресом, – сказал я Тесс, натягивая джинсы. И вышел на крыльцо.

В кузове пикапа громоздилась невозможно высокая, выше кабины, гора пластиковых бутылок с водой, упакованных в большие поддоны. Обычное зрелище на Пхукете – перевозка грузов, противоречащая всем мыслимым законам, особенно закону гравитации. Шофер, сосредоточенно наморщив лоб, пытался объехать банановое дерево.

Господин и госпожа Ботен вышли проверить, в чем дело. Я посмотрел на них с улыбкой, надеясь, что они во всем разберутся, но госпожа Ботен только крикнула что-то шоферу – наверное, велела осторожнее обращаться с банановым деревом: грузовик уже оборвал с него несколько мясистых, все еще блестящих от дождя листьев.

Тесс вышла из дома, заправляя футболку в шорты. Шофер, видимо, ее узнал: высунулся из окна, протянул ей счет и ткнул пальцем, где подписать.

– Мне столько не нужно! – сказала жена строгим тоном учительницы: в Англии она работала в школе. – Я столько не заказывала!

Воду поставляли в больших, завернутых в целлофан упаковках из шести полуторалитровых бутылок. В одном картонном поддоне таких упаковок помещалось с десяток, самих же поддонов было столько, что и не сосчитать.

– Похоже, от жажды мы теперь не умрем, – с улыбкой заметил я.

Тесс метнула на меня испепеляющий взгляд и вырвала из рук шофера счет. Он что-то настойчиво говорил ей на своем языке, а она стояла перед ним с решительным видом и пристально смотрела на бумагу.

– Мне это не прочитать, – сказала Тесс. – Здесь все по-тайски.

Рори и Кива медленно вышли из дома, еще в пижамах, еще взъерошенные со сна, и тоже уставились на пикап.

– Я заказывала двадцать упаковок по шесть бутылок, – объясняла Тесс шоферу, – а не двадцать этих… как их…

– Поддонов, – подсказал я.

Страсти накалялись. Соседи подошли поближе, чтобы помочь, а может, просто не хотели ничего упустить. Господин Ботен взглянул на счет и задумчиво кивнул:

– Он прав: вы заказали много воды.

Госпожа Ботен больше беспокоилась за Тесс.

– Джай йен, – промолвила она. – Джай йен. Сохраняйте холодное сердце.

Мы с Тесс переглянулись. Мы никогда не слышали о «джай йен». И выражение, и само понятие были нам незнакомы. Там, откуда мы приехали, считалось, что сердце должно быть горячим. Но в Таиланде проповедовали другое. В Таиланде проповедовали джай йен.

Госпожа Ботен взяла Тесс за руку и, улыбаясь и ласково поглаживая ее по плечу, принялась рассказывать ей о преимуществах холодного сердца.

– Ну хорошо. – Тесс коротко кивнула шоферу. – Признаю свою ошибку. Извините.

– Прекрасно, – отозвалась госпожа Ботен.

Мы сохранили холодное сердце и оставили воду себе. Соседи и сразу подобревший шофер помогли нам разгрузить пикап. Я переставил мотоцикл в сторону, и мы сложили поддоны в сарае, который служил мне гаражом.

– Май пен рай, – утешала старая тайка мою жену. – Ничего страшного. Вода не испортится. Все хорошо, все хорошо.

Когда мы разгрузили пикап, госпожа Ботен повела Тесс и детей завтракать. Я остался с господином Ботеном, который стоял во дворе и дымил сигаретой: в доме курить ему не разрешалось. Где-то над морем рокотал гром и сверкали молнии. Небо затягивали грозовые тучи.

– Опять будет дождь? – спросил я.

Господин Ботен внимательно поглядел на небо и глубоко затянулся.

– Дождя не было со вчерашнего дня.

Я задумался над этим наблюдением, гадая, что оно может означать. Какое-то время мы оба молча смотрели на небо.

– На сколько вы останетесь? – спросил господин Ботен.

– Что? – потрясенно переспросил я.

«Дикая пальма» арендовала дом на год, и Фэррен с улыбкой сообщил мне, что господин Ботен потребовал половину суммы вперед. Но я знал, что сосед спрашивает не об аренде и не о деньгах.

– Интересно, на сколько вы останетесь, – повторил он, хотя на этот раз его слова звучали скорее как мысли вслух, чем как вопрос.

– Мы остаемся насовсем, – ответил я. – В Англию мы возвращаться не собираемся. Там нам делать нечего.

Я твердо верил в то, что говорил, однако господина Ботена мне убедить не удалось. Он улыбнулся, вежливо и немного смущенно, как будто слышал все это уже много раз, и принялся с большим интересом разглядывать свою самокрутку.

«Я здесь живу, – подумал я. – Это теперь мой дом».

Но потом я вспомнил, как Бэкстер вцепился в горло Фэррену, как легко Джесси лгал по телефону и как мне самому пришлось сказать неправду, когда наш самолет приземлился и меня спросили о цели моего визита.

– Ваш босс… – произнес господин Ботен.

– Фэррен, – кивнул я.

– В Таиланде много таких, как он.

– Бизнесменов? – уточнил я. – Много иностранных бизнесменов?

– Англия – богатая, – заметил вместо ответа господин Ботен. – Таиланд – бедный.

Я рассмеялся.

– В Англии тоже много бедных. И я был одним из них.

– А-а… – промолвил господин Ботен, смущенно улыбаясь и глядя на небо, как будто мы зашли слишком далеко. – А-а…

Наши соседи кормились морем. Он ловил на длиннохвостой лодке рыбу, а она чистила ее, готовила и подавала в «Почти всемирно известном гриль-баре». Он носил мешковатые брюки, в которых ходят все тайские рыбаки. На ней поверх одежды обычно был белый фартук, словно она только что вышла из кухни или собиралась туда вернуться. Их жизнь протекала на небольшом участке земли и моря вокруг Най-Янга, и с самого начала они хотели, чтобы и мы увидели его потаенную красоту.

– В это время года сюда приезжает много нехороших людей, – сказал господин Ботен моей жене на следующий день после того, как нам привезли гору поддонов с водой. Он с беспокойством потер свои старые огрубелые руки и продолжил: – Они зарабатывают большие деньги на бедных глупых фарангах. Наживаются на иностранцах. Предлагают им ракушки. Прогулки на дырявых лодках. Массаж. – Господин Ботен бросил на меня многозначительный взгляд и понизил голос до смущенного шепота: – Любовные таблетки.

Тесс подняла глаза от рюкзака, в который укладывала вещи.

– Уверена, ничего с нами не случится, – с улыбкой сказала она. – Все к нам очень добры.

Однако господин Ботен был непоколебим. Он считал своим долгом оберегать нас от искателей наживы и, когда мы захотели посмотреть, как откладывают яйца морские черепахи, объявил, что пойдет вместе с нами.

Рори оторвался от зачитанной книги «Природный мир Таиланда. Справочник туриста».

– Ух ты, как классно! – возбужденно проговорил он. – Во время брачных игр самец черепахи плывет перед самкой хвостом назад и поглаживает ее морду когтистой лапой. Когда самец готов к спариванию, он забирается самке на спину и обхватывает ее панцирь всеми четырьмя лапами.

Тесс с улыбкой посмотрела на него:

– Какой же ты умный!

Рори не имел ни малейшего представления о сексе, зато о брачных играх ему было известно все.

Казалось невероятным, что из всех пляжей острова черепахи приплывают откладывать яйца именно на наш. С другой стороны, Най-Янг – один из самых безлюдных уголков Пхукета. Сюда приезжают в основном местные жители и то лишь по выходным, чтобы провести день в мелкой воде, а вечер – в каком-нибудь ресторанчике вроде «Почти всемирно известного гриль-бара». Так что черепахи знают, что делают.

Когда мы добрались до северной оконечности Най-Янга, солнце уже опускалось за горизонт, а пляж опустел. Было воскресенье, мой выходной – как раз та часть дня, когда для купания слишком поздно, а для еды слишком рано. Ни людей, ни черепах. Мы сидели на песке, глядя на однообразное море.

– А морские черепахи и сухопутные – это почти одно и то же, да? – спросила Кива.

Рори воззрился на сестру так, словно она сошла с ума.

– Нет, – отрезал он, – совсем не одно и то же. Морские черепахи проводят всю жизнь в море. На берег выходят только самки, чтобы отложить яйца. А сухопутные… ну, не знаю… это что-то вроде хомячков. Сухопутные черепахи живут в саду за домом. Морские живут в море.

– Похоже, они решили там и остаться, – заметила Кива.

Она взяла красную летающую тарелку и пошла к воде. Рори поправил очки и с беспокойством посмотрел на море.

– Сейчас ноябрь, а черепахи откладывают яйца с ноября по май, – сказал он. – Но они вымирают.

Рори взглянул на сестру, которая подбрасывала и ловила летающую тарелку, стоя у самой воды, так что едва заметные волны лизали ей ноги.

– Головастых черепах нет уже пятнадцать лет, – пробормотал он как бы про себя. – Все остальные виды тоже под угрозой. Может, они вообще уже вымерли.