— И женщины с ними.

— Именно, что с ними. А что касается того, что стыдно такие деньги получать… Ты же сам, считай, в армии вырос, знаешь, какие там у младших офицеров оклады. Но ведь не разбежались. Ушли некоторые, которые послабее, не спорю, но большинство осталось. И новые приходят. Всё знают, и про оклады копеечные, и про то, что жить в казарме приходится, а приходят. Потому что знают — это их дело Родину оборонять, и его за них никто не сделает.

— Армия! Армия — дело мужское! Я бы из армии тоже не убежал.

— Не знаю. Ты думаешь, у нас подлости мало? Хватает. А что до мужского дела… Знаешь, я бы баб вообще в школу не допускал. Ну нянечками там, не более. Из них воспитатель, как из салаги капитан. Только изуродуют. Во всяком случае, к воспитанию мужчин их на сто кабельтовых подпускать нельзя. Сейчас вообще призывник пошёл — не парни, а девки в штанах! До чего дошло! Из армии к мамочке под юбку прятаться бегут! В моё время от такого парень бы со стыда сгорел. А мамаши дурные, знай себе кудахчут: «Ах! В армии трудно! Ах, там такие жёсткие люди!» Мужское дело всегда жёстким, даже жестоким было. Только благодаря этому и женщины спокойно жить могли. А теперь они навоспитывали! Мужики боятся хама одёрнуть, хулигану морду начистить. Девок ещё ладно, пусть воспитывают, но и то под руководством мужчин. До революции учителями работали в основном мужчины.

— Сейчас время другое. Сейчас в школе одни женщины.

— А что в этом хорошего? Что-то я ни про одного выдающегося педагога женского пола не слыхал. Про Макаренко слышал, про Корчака слышал, про Ушинского, Сухомлинского, а вот про баб — нет. Я из всех своих учителей, хотя давно это было, мужиков помню, а баб — нет. Не их это дело — учить. Учить — не сопли подтирать, не пилить и не истерики закатывать. Учить — это требовать, это пример показывать. А с баб какой пример? Как приспособиться половчее? Нет, Олег, учить — дело мужское. Вот ты говоришь, с подлостью столкнулся. И что? Ты её, эту подлость, наказал? Нет! Ты ушёл, а подлость осталась. Осталась победительницей. Осталась детей учить.

— Не знаю, пап, наверное, это всё же не моё дело.

— Ну смотри. Тебе виднее, — отец как-то сразу утратил весь свой пыл. — Сам разбирайся. А всё-таки учить — мужская профессия. Если меня в запас уволят, я в школу работать пойду.

Олег живо представил отца военруком на месте вечно слегка поддатого и суетливого Виктора Николаевича и, улыбнувшись, покрутил головою.

— Что? Думаешь, шучу или не справлюсь? — тут же отреагировал тот.

— Нет, не думаю. Только трудно тебе придётся с твоими взглядами.

— Трудно? А мне всегда трудно было! И ничего! Моряки не сдаются!

Олег потом часто вспоминал этот разговор. Мысленно спорил с отцом или соглашался, но, правильно ли он сделал, уйдя из школы, он так и не решил.

Тема школы, так или иначе, но всплывала даже в его поездках. Как же звали того англичанина, с которым он работал в Бирмингеме? Ах да, Эндрю. Ну да, после того как они, после осмотра отелей, хорошо посидели вечерком, Олег начал его называть просто Андрюха, а сам превратился почему-то, на скандинавский манер, в Ольгреда. Эндрю тогда очень удивился, узнав, что Олег ушёл из школы в туристический бизнес.

— Но почему, Ольгред? Ведь работа в школе — это государственная служба, это гораздо надёжней, чем бизнес. Ведь так? Государственная служба — это уверенность в стабильном доходе, это надёжная и высокая пенсия, это социальные гарантии, наконец, не так ли? Неужели ты так любишь путешествовать, что пожертвовал всем этим ради возможных перспектив в столь переменчивом бизнесе?

— Эх, как же тебе объяснить, чурке бестолковому, — пробормотал себе под нос по-русски Олег.

— О чём ты говоришь? — тут же отреагировал Эндрю. — Я очень плохо понимаю по-русски.

— Я говорю, Эндрю, — снова перешёл на английский Олег, — я говорю, что в нашей стране государственная служба не так уж и выгодна. Вот у вас, сколько получает учитель? Или ты не знаешь?

— О! Я совершенно случайно это знаю. Я недавно прочитал аналитическую статью в одном журнале. Там говорилось о недостаточном уровне оплаты труда учителя. Сейчас лучшие учителя зарабатывают только сорок пять тысяч. Речь шла о необходимости увеличения этой суммы до шестидесяти пяти тысяч. Но налогоплательщики могут не согласиться, поэтому автор предлагает сделать это без увеличения финансирования, высвободив необходимые средства за счёт сокращения различных ненужных бюрократических структур. Скоро в парламенте будут слушания по этому вопросу.

— Погоди, не гони, — Олег всё никак не мог «врубиться».

— Что такое «Не гони»? — любознательный британец был неутомим в желании лучше изучить русский язык.

— Не торопись. Я не понял. Сколько зарабатывает ваш лучший учитель?

— Около сорока пяти тысяч фунтов стерлингов в год.

«Это почти четыре тысячи фунтов в месяц, — быстро сосчитал в уме Олег, — фунт сейчас чуть больше полтинника идёт, получается где-то двести тысяч рублей в месяц. Ни хрена себе! И это у них — «недостаточный уровень»!

— У вас, наверное, немного меньше? — по-своему понял его молчание Эндрю. — Я понимаю, у вас сейчас трудные времена. Но я думаю, что те, кто работает на благо государства, и у вас ценятся выше, чем те, кто развивает свой личный бизнес. Разве не так?

— Слушай, Эндрю, а зачем вам это всё надо? — проигнорировав вопрос, спросил Олег.

— Что надо? Не понимаю.

— Ну всё это. Реформа, зарплата учителя. Неужели вас это всё волнует?

— Как ты так можешь говорить, Ольгред?! Ты, наверное, шутишь!

— Почему шучу? Ведь это всё — расходные статьи бюджета, прибыли от них не получишь. Это же не выгодно.

— О нет, ты не прав. Впрочем, я не думаю, что говоришь это серьёзно. Я думаю, ты это говоришь специально. Как это, ты провоцируешь меня, тестируешь, могу ли я мыслить перспективно. Хорошо, я тебе отвечу. Инвестиции в образование — это выгодно. Но это совершенно особый, долгосрочный вид инвестиций. Развитие общества идёт таким образом, что наиболее дорогим товаром становятся не природные ресурсы, а интеллектуальные ценности. Посмотри, что происходит. Кто сегодня наиболее успешен? Конечно, это и нефтяные магнаты, но и Билл Гейтс, с его компанией «Майкрософт». Что они производят? Интеллектуальные ценности! Что используют? Только интеллект!

Даже армии побеждают не те, где солдаты физически лучше развиты, а те, у которых оружие с элементами интеллекта. Посмотри на последние войны, в Югославии, например. Победители разбили противника, даже не вступая с ним в непосредственный контакт. Ни глобальных сражений, ни партизанских войн, просто использование высокоточного дистанционного оружия.

Да, тенденции развития совершенно очевидны, наиболее успешными будут наиболее образованные нации. Поэтому сегодняшняя наша молодёжь должна получать не просто хорошее, а отличное образование. И вкладывать в это деньги элементарно выгодно. Если сегодня я вложу деньги в образование, пускай в виде тех налогов, которые я плачу, значит, нынешнее молодое поколение поднимет страну ещё на одну ступеньку выше и жить в ней станет ещё комфортней. И когда я стану совсем стариком и выйду на пенсию, пенсия моя будет ещё выше, и я смогу позволить себе гораздо больше, чем нынешние пенсионеры. Конечно, можно было бы эти деньги, например, вносить в банк, но инфляция их быстро съест, да и банк может разориться. А вот уровень образования у нации отнять невозможно. Мои сегодняшние инвестиции дадут мне прибыль и окупятся многократно.

И главный в образовании детей, конечно же, учитель. Поэтому стране нужны хорошие учителя, которым нужно платить хорошие зарплаты.

К сожалению, в правительстве не все хотят это понимать. Некоторые лоббируют свои интересы, и мы занимаем не первое место по уровню оплаты труда учителя.

— А кто же на первом?

— Южная Корея. У них самая высокая оплата труда учителя в мире. Кстати, очевиден и результат. За полвека из отсталой сельскохозяйственной страны она превратилась в одну из наиболее высокоразвитых индустриальных держав мира. Мне кажется, не последнюю роль в этом сыграла их система образования. Ну как, Ольгред, я правильно ответил на твой тест?

— Да, Андрюха, правильно, — печально отозвался Олег. — Ты правильно ответил на мой тест.

Глава 28

Он много ездил в эти полтора года. Вначале ему это нравилось, потом стало утомлять, потом надоело до чёртиков. Города и страны сливались в какой-то бесконечный поток узоров калейдоскопа, за кажущимся разнообразием которого на самом деле скрываются всего несколько всё тех же цветных стёклышек. Просто эти стёклышки каждый раз складываются чуть по-разному, да ещё многократно отражаются в зеркалах — вот и готова очередная иллюзия.

Менялось всё. Ницца, забитая автомобилями, с её узенькими улочками, отмытыми шампунем, уличными кафе и, в общем-то паршивеньким, крупногалечным пляжем; Монте-Карло, вгрызающийся тоннелями и дорогами в скалу, давшую ему название; склоны Альп, скатывающиеся прямо в Лигурийское море, всё было вроде бы разным, но и удивительно одинаковым.

Да и сама его жизнь, при всей внешней яркости, на удивление однообразна. Он скоро понял, что европейские страны очень похожи друг на друга, различаясь лишь своими достопримечательностями; курорты, те, вообще, словно вылеплены с одного образца, а экзотика азиатских стран сводится лишь к особенностям кухни, одежды да уровню нищеты населения.

Хотя Олегу постоянно приходилось встречаться и разговаривать с десятками новых людей, он быстро ощутил то оглушающее одиночество, в котором оказался. Новые люди, города, отели, пляжи, возникали и исчезали, будто кадры кинофильма на экране жизни, но вот свет зажигался, и он обнаруживал себя единственным зрителем в пустом зале.