— Очень просто — пошла и устроилась.

— Ну и как там?

— Нормально, даже интересно. Понимаешь, работа с детьми — это совершенно особая работа. Она так затягивает…

— Да ладно тебе заливать, ты прямо как наша преподавательница по педагогике. Помнишь? Как мы её звали-то? Ах, да! «Коза!» Та всё тоже про школу пела, сама, правда, там почему-то работать не стала. Чего там хорошего? Дети, поди — придурки, училки — стервы или старые маразматички, мужики, если и есть, то какие-нибудь затюханные. Скажешь — нет?

— Нет, конечно! Что ты за глупости говоришь? С чего ты взяла? — Ольге вдруг стало обидно за свою школу, за своих детей. Она и сама иногда говаривала нечто похожее, даже и хлеще. Но это была она, и говорила она о своём, о том, что в глубине души уже успела полюбить. А вот так, со стороны… — Нормальные дети, нормальные учителя, и мужчины тоже, даже очень…

— «Даже очень!» Ну-ну, расскажи подробней!

— Мужчины как мужчины. А ты сама где работаешь?

Ольга, безусловно, прекрасно помнила, как они ходили наниматься на работу, и то, что Наташка приняла тогда условия хозяина, но считала неудобным заговаривать о Наташкиной работе. Но раз Наташка так нахально «наехала» на её школу, она тоже решила не оставаться в долгу.

— Я? Да всё там же, помнишь, устраиваться ходили? — Наташка говорила о своей работе спокойно и буднично, без тени смущения. — Вот там я и работаю. Секретарь-референт. Но через год я на другую работу перейду, в экономический отдел. Там гораздо интересней, перспектив больше, да и вообще… С шефом я уже договорилась.

— Но ты же в экономике ничего не понимаешь!

— А я на второе высшее иду. В экономико-статистический институт. Вообще-то я хотела на юридическое, но там уж больно гуманитарных дисциплин много. Нам, математикам, экономика как-то ближе.

— Но второе высшее образование теперь платное!

— Ну и что? Шеф сказал, что фирма оплатит, хотя я и сама бы могла. Но он говорит, что фирма должна сама себе готовить специалистов. А мне что, плохо? Пусть платит.

— Ну, ладно, — Ольга решила уйти от этого, уже начавшего раздражать её разговора. — Молодец, конечно. Слушай, а где это ты так здорово загорела?

— Это? — Наташка провела кончиками ухоженных пальцев с длинными, покрытыми золотистым лаком ногтями по загорелой коже плеч. — Это я недавно из Турции вернулась. Летала отдохнуть на недельку.

— В Турцию?! Слушай, ну и как там?

— Как тебе сказать… Вообще-то сервис гораздо лучше, чем в Египте. Но Красное море мне понравилось гораздо больше, чем Средиземное. Почище. А Средиземное так себе, общеевропейская помойка.

— Ты и в Египте была?

— Да, в марте. Там уже жарко в это время. Ты знаешь, я вообще пришла к выводу, что отдыхать нужно два раза в год. Зимой и летом. Пускай всего недельку, но именно два раза. Лучше на Новый год, как раз зиму пополам разбиваешь. Не так тоскливо. Да и праздников там много. Считай, с тридцатого декабря по Рождество всё равно никто не работает. В этом году я хочу зимой в Эмираты махнуть. Надо Дубай посмотреть. Говорят, там тепло, как в Египте, а сервис ещё лучше, чем в Турции.

— Но это же очень дорого!

— Не очень. Штуки баксов вполне хватает. Ну Эмираты чуть подороже.

«Тысяча долларов! — судорожно высчитывала Ольга, — это тридцать тысяч рублей. А у меня отпускные за три месяца — пятнадцать!»

— Ну и как там? — снова не удержалась она от бессмысленного вопроса.

— Хорошо. Море, солнце… Улетаешь из зимы, прилетаешь в лето… Пляж, бассейн, сауна, массаж, в общем, что хочешь. Знаешь, только там начинаешь ощущать себя белым человеком. Сидишь за столиком в баре, у ног море, а негр тебе коктейли приносит…

Ольга понимала, что Наташка вовсе не хвастается, она просто спокойно и достаточно скупо отвечает на её вопросы. Но её, пожалуй, не задело бы так нарочитое хвастовство, как задел этот совершенно будничный, без всякой эмоциональной окраски, с оттенком лёгкой скуки тон. Таким тоном они обычно говорили в школе о том, что на Черкизовском рынке всё, конечно, дешевле, хотя там грязновато, да и народу много, а в магазинах, оно цивильнее, но уж больно цены крутые. Её вдруг стала раздражать Наташка, этот её ухоженный вид, простая, но, безусловно, дорогая одежда…

— Ну ладно, — сказала она, — я пойду, пожалуй. У меня ещё дела.

— Погоди, вместе пойдём.

Наташка взмахнула рукой. Официантка принесла кожаную папочку, в которой лежал счёт. Наташка приоткрыла её, взглянула мельком, небрежно вложила несколько сторублёвых купюр, закрыла её и, не дожидаясь ни официантки, ни сдачи, стала подниматься.

«Сколько же это всё стоило?» — с ужасом подумала Ольга, поднимаясь за нею.

— Тебя подвезти? — Наташка уже достала из сумочки ключи от машины и вертела их на пальце.

— Нет, спасибо, мне ещё тут, рядом нужно.

— Ну как хочешь, — Наташка, видимо, уже удовлетворив свои ностальгические чувства, утратила интерес к общению, — звони.

— И ты звони, — ответила Ольга.

— Ладно, как-нибудь. Пока.

— Пока.

Ольга смотрела вслед уходящей Наташке. Та шла к машине, уверенно ставя загорелые ноги в туфельках на высоких каблуках, чуть покачивая бёдрами, и прохожие мужчины непроизвольно косили ей вслед.

«Да, — подумала она, — отдыхать, действительно, лучше два раза в год. Зимой и летом. Зиму действительно лучше разбивать на две половинки, она тогда, наверное, короче. И я это сделаю. Сдохну, но сделаю! Я обязательно улечу из зимы в лето, буду сидеть на берегу Красного моря, и негр будет подавать мне коктейли. Я тоже хочу чувствовать себя белым человеком».

Когда рядом был Олег, страстно и убеждённо говоривший о высоком предназначении учителя, о его роли в жизни ребёнка, о порядочности и самоуважении, необходимых в их профессии, она соглашалась. Его слова виделись ей правильными, справедливыми, хотя в душе порою и копошился червячок сомнений. Но теперь, когда она осталась одна, совсем другие мысли стали вертеться в её голове.

«Отчего всё так? — думала она. — Я работаю как лошадь. В восемь часов утра я уже в школе, а ухожу, самое раннее, в четыре, а чаще в пять. Весь день уроки, дети, иногда даже в туалет сбегать некогда. Переменка между уроками и то — моё рабочее время. Пока класс уйдёт, отметки им выставишь, на вопросы их ответишь, пока к новому уроку приготовишься, вот и всё, перемена прошла. Порой и поесть не успеваю. Уроки закончатся — тетрадки начинаются, сидишь над ними, проклятыми, всё тело затечёт, в глазах запятые какие-то плавают, а встать, размяться, времени нет. Домой ухожу, и там работа: к следующему дню надо подготовиться, контрольные прорешать, карточки с заданиями написать, а их штук тридцать нужно. А другие дела? Даже ночью школа не отпускает, всё время снится. И все только «Давай! Давай! Ты обязана! Тебе доверили самое дорогое — детей! У тебя такая профессия — себя отдавать детям!» Но если у меня такая важная и тяжёлая работа, то почему мне столько платят? Викуля жалуется, что тоже, бывает, на работе задерживается. Но она в пять раз больше меня получает, а работка у нее — не перетрудится, в контору к десяти, а дома уже в шесть. Наташка, вон, пожаловалась, что у неё отпуск всего два раза в году по десять дней. Ну и что, что у меня отпуск — восемь недель, я так за год вымоталась, что без такого отпуска просто бы сдохла. Но она в свой отпуск может отдохнуть нормально, а я только и делаю, что отпускные экономлю, не дай Бог не хватит. На материну пенсию ей и одной-то прожить невозможно. Да, конечно, учитель должен быть примером для детей. Но мне кажется, пример рабски покорного труда за кусок хлеба, под тычки и окрики начальства — далеко не лучший пример».

Учебный год она начала совершенно по-новому. Никаких заигрываний с детьми, никаких сюсюканий. «Я должна быть стервой, — внушала она себе, — холодной, рассудительной стервой». На уроках объясняла тему коротко, только самое главное, остальное задавала на дом доучивать по учебнику. Требования к проверочным работам стала предъявлять не то чтобы завышенные, а жёсткие, и твёрдо их придерживалась, независимо от того, что это был за ученик. Если в прошлом году, проверяя тетради, она могла кое-кому отметку и завысить: простить хорошему ученику мелкие огрехи, а к слабому вообще отнестись снисходительно, то теперь она требовала, так сказать, не взирая на лица.

Чтобы не пугать Анну Абрамовну столбиками двоек в классных журналах, завела свой, личный журнал, куда уж ставила всё от души. Через месяц её журнальчик был усеян закорючками двоек, как давно немытое стекло мушиными точечками. Правда, дети этих двоек не очень пугались, для них они были как бы не совсем настоящие, раз стояли не в главном журнале. Но Ольга нашла решение.

В октябре провела родительское собрание в своём 7 «В» и сходила во все другие классы, где она преподавала. Познакомила родителей с отметками в своём журнальчике, предупредила, что при такой учёбе за четверть наверняка будут двойки. На сакраментальный русский вопрос «Что делать?» ответила уклончиво. Сказала, что, мол, заниматься нужно, а вообще-то о каждом конкретном ученике лучше говорить индивидуально и что она будет у себя в кабинете ждать всех желающих… После собраний родители стали подходить.

Уже через неделю Ольга стала заниматься с группой отстающих, быстро увеличившейся человек до тридцати — тридцати пяти, так, что их даже пришлось разделить пополам. Брала она за занятие совсем немного, всего тридцать рублей, столько, сколько стоило два мороженых. В неделю получалось около тысячи, в месяц — четыре. На занятиях старалась втолковать то, что дети не усвоили на уроке, а самое главное, прорешать с ними точно такие же примеры, которые потом будут у них на проверочной или контрольной. Успеваемость занимающихся у нее детей, медленно, но неуклонно поползла вверх. Двоек за первую четверть она вообще не поставила, но троек было очень много, даже у тех, кто в прошлом году учился на твёрдую четвёрку. К сильным ученикам она была беспощадна. Придиралась к каждой мелочи, снижала отметку за небрежность в оформлении. Во второй четверти к ней на дополнительные занятия стали приходить и сильные дети, но сажать их вместе с отстающими было нельзя, и она открыла третью группу. Но всё это было в седьмых классах, десятые приходить после уроков не спешили. В прошлом году, когда они были в девятом классе, она относилась к ним с особой снисходительностью, уж очень взрослыми, близкими ей самой они казались. Даже на экзаменах помогла многим написать работы.