Елена Искра - В глубине стекла

— Любуетесь? — Марина Михайловна неслышно подошла сзади. — Каждый год на Первое сентября и День учителя такая картина. — В начальных классах каждый ученик по букету приносит. Тридцать букетов куда поставишь? Домой не утащишь. Вот те, что похуже, и…

— Но ведь так нельзя. Если я кому цветы подарю, а он их тут же в туалет выбросит, это же он мне словно в лицо плюнул… Даже хуже. Цветы же, это как красота души, как солнца свет, а их в туалет…

— Ну ведь это не подарки, всё равно завянут, хотя подметили вы точно, «плевок в лицо», это правильно. Потом дети на нас плевать начинают, а мы удивляемся: «Откуда это у них?» Да от нас же — мы и научили.

Ольга поднялась к себе и заботливо расставила в классе свои цветы, мысленно приговаривая: «Не бойтесь, маленькие, я вас не выброшу, вы у меня долго стоять будете и радовать, а вас я вообще домой возьму», — обратилась она к лилиям.

— Ау! Девушка с лилиями! — В дверях стояли Володька и Олег, балагурил Володька. — У двух джентльменов… Надеюсь, вы не сомневаетесь, что мы — джентльмены? Так вот, — он был всё же слегка пьян, — у двух джентльменов есть предложение, не отличающееся оригинальностью. Так как нашу тёплую компанию самым беспощадным образом разогнали, предлагаем перебраться в другое место, где и продолжить празднества, тем более что завтра суббота. Сразу уточняю, что другое место — это Олежкина квартира, куда он нас и приглашает в гости, правда со своей закуской и выпивкой. Впрочем, вас, как безусловную представительницу прекрасного пола, данный вопрос не касается, джентльмены решат эту проблему сами.

— А почему хозяин молчит? — Ольга смотрела на Олега, ожидая от него каких-то слов или хотя бы знака.

— Сударыня! У него просто нет слов! — продолжал балагурить Вовка.

— Ну почему нет, есть. — Олег смотрел на Ольгу спокойно и ласково. — Я тут недалеко живу, пошли, Оль? Будет Виктор, который Николаевич, Светлана из начальных классов и Татьяна, она русский у твоих ведёт. Посидим. Правда, что-то расходиться не хочется, праздник всё-таки.

— Ну хорошо, — Ольге и самой не хотелось домой. — Если не долго… Только вот цветы…

— Бери с собой, не стесняйся, там пристроим, мы все с цветами.

Олег действительно жил недалеко, шли, правда, полчаса, но половину этого времени провели в магазине. Квартира была большая, трёхкомнатная, с просторным холлом и большой кухней. Одна комната была закрыта. «Это — родительская, — сказал Олег. — Ключи, конечно, есть, но они просили держать закрытой».

Татьяна, высокая блондинка, лет тридцати, тут же взялась руководить, отослав мужчин с кухни.

— Так, мужики всё равно есть запросят, Свет, почисти картошку, отварим её и сосиски, в самый раз будет. Оля, мой овощи и зелень, салат резать не будем, лишняя морока, так вкуснее, да и остатки не прокиснут, Олегу останутся. Мужчины! Режьте хлеб! Олег, где у тебя широкие тарелки, нарезку разложить?

Вскоре уселись за стол. Мужчины, предоставленные сами себе, явно не теряли время даром, Виктор Николаевич, во всяком случае, уже смотрел на окружающий мир как-то смутно.

Выпили за праздник, за женщин, за любовь. Вовка уверенно устроился рядом со Светой, пышной, курносой, русоволосой хохотушкой, тут же доверчиво и покорно прижавшейся к его крепкому плечу. Майор окончательно утратил интерес к действительности, погрузившись в мир грёз. Остальные болтали о школе, учениках, о себе. Оказалось, что у Татьяны есть шестилетний сын, который сейчас у бабушки, а муж «объелся груш». Ольга с тревогою поглядывала то на Олега, то на Татьяну, ожидая, что и они сейчас зациклятся друг на друге. «Неужели меня сюда для этого старого алкаша пригласили?» — подумала она, бросив неприязненный взгляд на уснувшего майора, и почувствовала, как горькие слёзы обиды закипают в груди и поднимаются прямо к глазам. Но Олег не проявлял никаких признаков интереса к Татьяне и, даже когда та, достав пачку сигарет, вопросительно на него посмотрела, сказал, чуть заметно поморщившись: «Если не трудно, курите на кухне, я не могу спать, когда в комнате накурено». Татьяна, пожав плечами, ушла курить, прихватив с собою Свету, Вовка взялся снова наливать, и Ольга ретировалась в туалет. Туалет примыкал стенкой к кухне, и, сама того не желая, Ольга услышала то, что не предназначалось для её ушей.

— И зачем ты меня сюда притащила? — это был голос Татьяны.

— Тань, я сама не понимаю, как эта соплюха тут оказалась, да и Петрович тоже. Вовка говорил, их двое будет, и нас двое. Ну пока мы с Вовкой… ты бы Олега…

— Я бы, ты бы… — передразнила Татьяна, — Олег твой — пацан совсем, только на эту девчонку и пялится. Ладно, резвись со своим Вовкой, а я слиняю по-английски минут через двадцать, не козла же мне этого дрыхнущего будить.

— Тань, ну я, правда, не виновата, я думала…

Ольга тихонько, чтобы её не заметили, выскользнула из туалета и остановилась в холле возле зеркала.

«Значит, между ними ничего нет, значит, она здесь случайно, за компанию», — радостно повторяла она про себя, поправляя волосы и стараясь не думать, что в этом хорошего, и чего это она, собственно, радуется.

— Ты что здесь спряталась? — сзади неслышно подошёл Олег. Он приподнял руки, Ольга видела это в зеркале, и хотел их положить ей на плечи, но не сделал этого.

— Ничего, — Ольга не обернулась, а смотрела почему-то на отражение Олега в зеркале и обращалась именно к этому человеку в глубине стекла. Сердце её билось часто-часто, а в голосе появилась легкая хрипотца. — Ничего.

Из кухни вывалились Татьяна и Света.

— А Вовка где? — спросила Света, заглянув в комнату и испуганно обернувшись. — Неужели смылся?!

— Нет, он Петровича пошёл провожать, тот проснулся и домой засобирался.

— Как же он доберётся, он же никакой!

— Ничего, его Вовка на такси посадит, доберётся как миленький! Военная закалка!

— Я, пожалуй, тоже поеду, — Татьяна выдержала паузу, не станут ли её уговаривать остаться. Не стали. — Со мной никто? — она посмотрела на Ольгу, но та лишь улыбнулась в ответ. — Ну, ладно, пока!

Вернулся Вовка, и все четверо опять собрались за столом. Но что-то неуловимо изменилось. И хотя Ольга и повторяла по себя, словно заклинание: «Посижу немного и уйду», в глубине души она прекрасно понимала, что осталась совсем не для того, чтобы немного посидеть.

Володька включил музыку и стал по очереди ставить кассеты, лежащие на полке. Всё ему что-то не нравилось, он доставал кассету и ставил следующую. Вдруг из динамиков музыкального центра раздался щемяще-пронзительный звук аккордеона. Он растёкся по комнате несколькими протяжными нотами, повторил их снова и начал отыгрывать размер три четверти.

— Погоди, не трогай! — Олег остановил потянувшегося сменить кассету Володьку. — Это родительская, любимая.

Аккордеон сыграл вступление, и плавная, нежно-знакомая мелодия изящного вальса, ритмично покачиваясь, будто лёгкие волны спокойного моря, поплыла, подхватила их всех.

Ночь коротка,

Спят облака…

Олег подскочил, вытянулся в струнку перед Ольгой, щёлкнул каблуками, резко наклонил взлохмаченную голову и кренделем выставил правый локоть, предлагая даме тур вальса.

И лежит у меня на ладони

Незнакомая ваша рука.

Ольга плавно поднялась, кивнула гордо поднятой головой и доверчиво положила свою ладошку на его предплечье.

Хоть я с вами совсем не знаком,

И далёко отсюда мой дом,

Я, как будто бы снова,

Возле дома родного,

Они сделали несколько «па» по комнате. Олег вёл партнёршу удивительно твёрдо, чётко, по-военному выполняя повороты. Чувствовалось, что комната ему мала, что стены и мебель стесняют его движения, что, будь на то его воля, он бы, вырвавшись на простор, по волнам вальса полетел, понёс Ольгу куда-то далеко-далеко.

В этом зале пустом,

Мы танцуем вдвоём,

И действительно казалось, что никого, кроме них, здесь нет, есть только эта кружащаяся пара и льющиеся, словно из самой души, звуки вальса. Ольга танцевала, выпрямив спину, чуть откинувшись назад, доверчиво опираясь на поддерживающую талию руку. Голова её была слегка запрокинута, а глаза смотрели на Олега с вызывающе-снисходительной заинтересованностью.

Так скажите хоть слово,

Сам не знаю о чём…

— Сколько времени? — Ольга встрепенулась и оторвала голову от подушки, испуганно округлив глаза.

— Ш-ш-ш, тише, рано ещё, десяти нет, — Олег нежно погладил её по спутавшимся волосам.

— Как же рано! Рано! Уже десять, пока домой доберусь…

— А может, останешься? Завтра же суббота.

— Ну да, скажешь тоже, мать совсем с ума сойдёт, если я ночевать не приду. А Вовка со Светкой где?

— Ушли они уже, ты спала.

— Пусти, я в душ. Отвернись! Я стесняюсь!

Она схватила свою одежду и юркнула в ванную. Вернулась оттуда уже одетая, причесанная. Посмотрела на успевшего одеться Олега.

— А ты куда?

— Тебя проводить.

— А! Ну, пошли.

— Пошли.

Олег сидел в баре и ждал. Он пришёл сюда давно, ещё до начала ужина. Заказал себе сначала один мартини, потом второй. На ужин так и не пошёл, наелся орешков. Потом приторный аромат коктейля почему-то стал вызывать отвращение. Поболтал с барменом, и тот, заговорщицки подмигивая и улыбаясь, достал откуда-то бутылку «Монтенегро». Горькая настойка была Олегу сегодня в самый раз. Глоток крепкого, горького и сладковатого одновременно, пряно-ароматного напитка бодрил, освежал и способствовал философскому восприятию жизни.

«Ну вот, — думал Олег, — завтра мне двадцать восемь. Помнится, в седьмом классе, лет в четырнадцать, мне казалось, что половину жизни я уже прожил, а сейчас кажется, что жить ещё и не начинал. Хотя, как не начинал, ещё два года, и — тридцатник, время подводить первые итоги, а подводить-то и нечего. Чего я в жизни добился? Карьеры не сделал. Да особенно и не старался. Деньги? Ну заработал немножко, но это так, несерьёзно, разлетятся в один момент. От любимой работы сбежал, от любимой женщины тоже. Торчу на краю света, развлекаю заезжую богатенькую публику. Да! Да! Не нужно притворяться, лгать хотя бы самому себе, ни о каком спорте не идёт и речи, я — что-то вроде массовика-затейника. «Не желаете ли на дно морское? Презабавнейшая, доложу вам, вещь!» А они, важно так, отстёгивают свои баксы, да всё в уме высчитывают, полностью ли я их отработал, нельзя ли за них ещё какое удовольствие получить. Надоело! Завтра день рождения, а с кем я его отмечать буду? С египтянами? Они выпьют и начинают песни свои петь, в ладошки прихлопывать, а мне что же, с ними? С туристами? Я им не нужен. Посидеть бы сейчас вечерок, поговорить с кем. Был бы хоть отец недалеко, а так… Надо позвонить своим, хотя они сами завтра позвонят, поздравлять будут. Что же мне завтра, одному праздновать? Или совсем не праздновать? Если бы хоть Ольга вспомнила, пришла. Как тогда».