Только что в актовом зале закончился концерт, который дети подготовили к празднику. Читали стихи, пели песни, а когда на сцену вышли малыши и начали читать свои поздравления, Ольга, сидевшая в первом ряду, чуть не расплакалась. Она смотрела на тонюсенькие ножки девочек в белых колготочках, малюсенькие, будто игрушечные, башмачки, хрупкие, словно ненастоящие, ручки, высовывающиеся из рукавов белых блузок. А когда одна из них засмеялась, запрокинув голову и продемонстрировала при этом всем свой рот со здоровенной щербиной выпавших молочных зубов, Ольга почувствовала, как у неё что-то шевельнулось в груди и как ей неудержимо захотелось прижать к себе это хрупкое, беззащитное тельце.
— Малыши удивительно трогательны, правда? — сказала шёпотом сидящая рядом Анна Абрамовна. — Так и хочется их к себе прижать!
— Да, — ответила Ольга, прокашлявшись, её поразило это совпадение мыслей и чувств, — очень трогательны.
— Я, глядя на них, всё время вспоминаю своего Алика, когда он был маленьким.
— Да, — сказала Ольга, чтобы хоть что-то сказать, — да, конечно.
Но тут все зааплодировали, и их странный разговор прервался. Ольга относилась к пожилым учителям, а уж тем более к завучу и директору, с особым чувством школярского трепета, она всё ещё не могла победить в себе ощущение ученицы, случайно попавшей в общество взрослых, умных людей, терпящих её присутствие лишь потому, что они хорошо воспитаны. И вдруг из этих мимолётных фраз, брошенных Анной Абрамовной, она поняла, что чувствует и видит мир так же, как и они, что у них у всех есть что-то общее.
Сейчас за импровизированным столом усаживались те, кого директор называла «наш педагогический коллектив». Это были в основном женщины, далеко не молодые, одни — наряженные, другие — в обычной одежде, одни — накрашенные, другие — совсем без косметики. Некоторые возбуждённо поглядывали на стол, так что могло прийти в голову, будто они давно не ели ничего подобного, хотя ничего особенного на столе не было, другие жеманно отряхивали стулья, подбирали губы, протирая салфетками вилки и, глядя на закупоренные бутылки, бессмысленно вопрошали: «Ну где же наши мужчины?»
Мужчин было всего трое: Олег, Володька да отставной майор Виктор Николаевич, преподаватель ОБЖ, с постоянно красным носом и подрагивающими руками. Мужчины суетились, подносили стулья, Володька ловко откручивал проволочки с шампанского, Олег орудовал штопором. Анна Абрамовна тщетно призывала всех усаживаться.
Наконец все уселись. Ольга примостилась в уголке, подальше от главного стола, рядом с Мариной Михайловной, учительницей географии. Малорослая, худенькая, с мелкими чертами невыразительного личика, та смотрела на окружающих с грустной, немного нервной улыбкой.
Все затихли, поднялась директор и начала говорить те же патетические слова, которые Ольга выслушивала с самого утра. В тот самый момент, когда она говорила о бескорыстной службе детям, с того края стола, где разместились мужчины, послышался басовитый хохоток. Тамара Витальевна на несколько секунд прервала свою речь, внимательно посмотрела в сторону нарушителей тишины и повторила снова:
— Да, беззаветно и бескорыстно отдающих все свои силы детям! Мне бы ещё хотелось сказать о той моральной чистоте, к которой обязывает наша профессия, — развивала она свою мысль, — мы просто не имеем права быть морально нечистоплотными, как на работе, так и в личной жизни, потому что именно с нас наши ученики будут лепить свои моральные принципы…
— Да уж, с тебя налепят, хапаешь и хапаешь, как только не треснешь, — тихонько, еле слышно, буркнула себе под нос Марина Михайловна.
Ольга особо не прислушивалась. Давным-давно, ещё со школьных лет, она научилась отключаться, как только с трибуны начинали звучать подобные высокопарные речи, как только её кто-то брался «воспитывать». Причём распознавать их она ухитрялась с первых мгновений. Как это происходило, Ольга и сама понять не могла, была ли тому виною особая интонация речи, отдельные ли «ключевые» слова, либо выражение лица оратора, но стоило только выступающему открыть рот и произнести первую фразу, как Ольгино сознание переключалось на какие-то свои мысли, при этом внешне она продолжала выглядеть самой внимательной слушательницей.
Сейчас она вспоминала, сколько ей всего надарили. Весь её учительский стол был заставлен букетами цветов: розы, гвоздики и потрясающий букет белых лилий, частью распустившихся, частью в бутонах, источавший сладковатый, умопомрачающий аромат. В столе лежали коробки конфет, сколько их было, Ольга не помнила — то ли пять, то ли шесть. Лежал набор косметики, другие милые пустяки, но самым волнующим был конверт с купюрой в сто долларов, покоящийся сейчас на дне её сумки.
Ольга любила подарки ещё с детства. Она всегда сильно волновалась накануне праздников, дня рождения, когда ждала подарков: «Подарят или нет? Что подарят?» И не то что бы она была жадной, нет, она всегда легко одалживала свои вещи и деньги, часто без возврата, просто подарок казался ей маленьким чудом, неким материальным подтверждением любви к ней, даже самый пустячный. Но в последние годы ей почти ничего не дарили, мама была погружена в свой мир фантазий, её мало волновала реальность, мужчины попадались ей такие, что и с днём рождения-то поздравить забывали, а уж про подарки и речи не было, разве что несколько дохлых цветочков на Восьмое марта. Подружки изредка дарили что-нибудь по мелочи. Слушая, как её однокурсницы взахлёб описывают то, что им подарили, Ольга начинала ощущать себя забытой, никому не нужной, лишенной главного источника женского счастья — любви.
А сегодня… Надо сказать, что Ольга совершенно забыла про День учителя и пришла на работу в самой обычной одежде. Ещё до уроков она заметила, в каком приподнятом настроении находятся её коллеги, их парадные, порою до нелепости, наряды, выставку колечек, цепочек, брошек, бус и серёжек, светофорную разноцветность косметики. Она даже ощутила себя серым воробьём, затесавшимся в стаю пёстрых тропических птиц. Но когда встретившаяся ей Анна Абрамовна, одобрительно кивнув, отметила: «И правильно, вам наряжаться-краситься — только молодость свою и красоту прятать», успокоилась. А когда в начале первого урока к ней подошли дети, вручили ей букет цветов и коробку конфет и начали говорить, как они рады, что их учит именно Ольга Ивановна, и как они ее любят, она и вовсе забыла о своей одежде. Подходили дети, сами по себе и группами от классов, и все они казались Ольге удивительно милыми, добрыми, приятными, хотелось их обнять и поцеловать, что она, порою и делала, вогнав в краску здоровенного девятиклассника с пробивающейся порослью усов. После третьего урока заглянула председатель родительского комитете её класса, преподнесла букет шикарных лилий и по-деловому вручила красивый конвертик, со словами: «А подарок вы уж выберете сами, какой захочется». Ольга, растерянно улыбаясь, постеснялась при ней заглянуть внутрь, а когда та ушла, осторожно, чуть-чуть, будто дверку клетки, из которой может улететь птица, приоткрыла его. Конечно, она не раз видала доллары, но у неё лично никогда ещё такой суммы не было. «Сто долларов! — думала она. — Это сколько же в рублях будет? Обалдеть!»
И сейчас, под речи сначала директора, а потом завуча, она уютно размышляла, как обменяет их на рубли, прибавит к ним свою получку и поедет с Викулей на Черкизовский рынок. Ей позарез нужны зимние сапоги, ходить в тёплых ботиночках, купленных ещё на третьем курсе, было уже невозможно. Осенних сапог у неё, правда, тоже не было, но это ерунда, до холодов вполне можно пробегать и в кроссовках. Нужно купить ещё одни чёрные брюки, блузку поприличнее, а то её студенческие еле-еле пупок прикрывают, они, конечно, клёвые, но на работу их не наденешь, колготки нужны…
Речи прекратились, и празднество из общего застолья быстро распалось на несколько отдельных пиршеств. Большинство женщин после торжественной части быстро выпили причитающуюся им дозу спиртного, зажевали парочкой бутербродов и, не дожидаясь чая с тортом, прихватив на дорожку апельсины или бананы, смылись домой, к мужьям и детям. Включили музыку, но попытка организовать танцы ни к чему не привела, трое мужчин, с тоскою глядя на окружающее их бабье царство, плотно уселись за столом, всем своим видом показывая, что не вылезут из-за него ни за какие коврижки. Оставшись без поддержки, женщины, продемонстрировав в групповых танцах свои навыки занятий аэробикой или фитнесом, быстро утомились и разбились на две группы. Одни, помоложе и пошустрее, сгруппировалась вокруг мужчин, другие, постарше, поопытнее, вокруг директора и завуча. Ольга, конечно, оказалась в первой.
В центре внимания был Вовка, который безостановочно травил анекдоты, подливал в стаканы окружающим женщинам и Виктору Николаевичу. Тот, с тревогой глядя на заканчивающуюся последнюю бутылку, периодически толкал Володьку локтем и громогласно шептал: «Слышь, Володь, надо бы скинуться, я сбегаю». «Не надо, Николаич, не надо», — коротко отвечал Вовка и снова начинал рассказывать очередную байку. Олег сидел рядом, но чуть в сторонке, как бы сам по себе. В стакане у него было что-то налито, и он даже время от времени подносил его к губам, но количество жидкости не уменьшалось. Увидав присоединившуюся к их компании Ольгу, он радостно улыбнулся, даже подмигнул ей, но попытки сесть к ней поближе не предпринял.
Снова все засмеялись над очередной Вовкиной историей.
— Ну что, молодёжь, — раздался голос Тамары Витальевны с другого края стола, — давайте сворачиваться, девочки, наши хозяйки, домой хотят, им класс закрыть нужно. Прибраться поможете?
Молодёжь, средний возраст которой, несмотря на Ольгину и Олегову молодость, колебался где-то возле сорока, стала подниматься, убирать посуду, расставлять столы и стулья. Ольга, внеся посильную лепту в уборку, удачно увильнула от мытья посуды и пошла к себе.
По дороге она заглянула в умывальник туалета младшей школы сполоснуть измазанные чем-то руки. Сегодня вся школа была буквально переполнена цветами, они стояли на учительских столах, подоконниках, шкафах, в красивых и уродливых вазах, трёхлитровых банках, вёдрах, поэтому цветы в детском туалете в первый момент не удивили Ольгу. Но уже через минуту она, перестав мыть руки, ошарашенно уставилась в угол. Там, в большом мусорном баке, плотным снопом лежали выброшенные цветы, те самые цветы, которые дети сегодня утром несли своим первым учительницам. Правда, среди них не было аристократических лилий или роз, здесь лежали цветы-простолюдины: астры, хризантемы, какие-то ещё скромные цветочки. Цветы, казалось, впитавшие тепло маленьких рук и сердец, были с презрением выброшены в мусорный бак. «Как же так, — думала Ольга, ошарашенно глядя на огромный букет, украшающий помойку, — так же нельзя, а если это дети увидят? Им же эти букетики родители готовили, покупали, следили, чтобы не завяли. Они же эти цветочки в ручонках своих несли, старались не помять, а потом учительнице своей вручали. Как же так? На помойку?!»
"В глубине стекла" отзывы
Отзывы читателей о книге "В глубине стекла". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "В глубине стекла" друзьям в соцсетях.