Несколько минут спустя Джон Томас выбежал из леса; спущенный с поводка Бандит трусил впереди, рыская за тенями. Огни дома призывно светились на другой стороне луга. Все выглядело так же, как и в любую другую теплую летнюю ночь.

Сверчки пели свои обычные песни. Древесная лягушка квакала над излучиной реки, ей вторил в полный голос целый хор жаб. Но все же сегодняшняя ночь была иной. Сегодня некто вломился в его жизнь, угрожал его женщине, отчего Джон Томас чуть не сходил с ума.

Тут он остановил себя. «Моя женщина? Почему я начал думать о ней как о моей?»

Но ответить на этот вопрос Джонни мог лишь сердцем. Ответ был там, глубоко внутри, все время их разлуки.


Уже перевалило за десять часов, когда Джон Томас отпустил своих помощников домой. После ужина полицейские обменялись информацией, полученной в ходе их индивидуальных поисков.

Все, что узнала Саманта, — это то, что телефон починят завтра. Помимо этого, они не сказали ей ничего. Как она подозревала, оттого, что им просто нечего было сказать.

Сэм лучше, чем кто-либо другой, знала, каким хитрым может быть ее преследователь. Он обвел вокруг пальца всю лос-анджелесскую полицию и выставил ее перед ними как фанатичку с чересчур развитым воображением либо, если посмотреть с другой стороны, как психопатку, страдающую манией преследования.

Джон Томас проводил глазами отъехавших полицейских и, оставив Бандита на крыльце сторожить дом снаружи, вошел внутрь, захлопнув и заперев дверь.

— Думаешь, это сможет удержать его? — тихо спросила Саманта.

Поникшие плечи и покорность на лице и в голосе обеспокоили его. Ей сейчас нельзя было сдаваться.

— Почему бы тебе не принять ванну, дорогая? А я пока уберусь на кухне.

Она покачала головой.

— Когда он появился… я как раз была в ванной. Я не хочу идти туда снова одна.

Он протянул руку.

— Ну успокойся, Сэм. Тебе больше не придется ничего делать в одиночку. У тебя ведь есть я. Понятно?

Она потянулась к нему, и ее пальцы с нежностью провели по старому, почти невидимому шраму на его запястье.

Джонни улыбнулся. Их руки сплелись в тесном пожатии.

— Потрешь мне спинку? — спросила она, пытаясь разрядить напряжение.

— Если ты помоешь мне голову, — усмехнувшись, ответил Джонни. — Да, ты еще не слышала историю о нашей драке с Лемом Маршалом на скотном дворе и о том, как он уронил меня лицом в коровью лепешку, прежде чем споткнуться о молочный бидон и грохнуться наземь.

— Ты шутишь? — Саманта хихикнула, представив себе эту впечатляющую сцену.

— Если бы. К сожалению, это правда. Но имей в виду, я рассказал тебе это по секрету. Никто, кроме Лема, не знает, что произошло на самом деле, а он был настолько пьян, что вряд ли помнит детали. По крайней мере, я надеюсь, что нет. Я не переживу, если он начнет рассказывать каждому встречному, что моя физиономия была заляпана подсохшим коровьим дерьмом, когда я арестовывал его.

Лицо Саманты расплылось в широкой усмешке.

— Кажется, не только у меня одной был трудный день.

Дружно рассмеявшись, они прошли в ванную. Все еще смеясь, включили воду. Но когда подошло время снимать одежду, ни Джонни, ни Саманта не смогли найти слов, которые помогли бы им сделать это.

— Почему бы тебе не пойти первой? — предложил он. — Ты можешь оставить дверь открытой. Я буду рядом снаружи. Когда закончишь, мы просто поменяемся местами.

Саманта согласно кивнула.


Джон Томас вышел из ванной. Его сердце разрывалось из-за жалости к ней. И еще он устал до тошноты от тупика, в который зашли их отношения.

Черт побери! Она была его лучшим другом, прежде чем стала его возлюбленной. Он хотел, чтобы дружба вернулась и… пришло нечто большее.

Он понимал, что должен найти способ сказать ей, что ему наплевать на то, что она не отвечала на его письма, чтоб им пропасть! Это было много лет назад. Что было в прошлом, принадлежит прошлому. Значение имеет то, что происходит здесь и сейчас, и что до него, то он влюблен в Сэм так же сильно, как пятнадцать лет назад.

Минуты шли. Он слышал плеск воды, лопанье пузырьков пены и затем быстрый всасывающий звук, когда вода потекла в сливное отверстие Джонни прислонился к стене и прикрыл глаза, пытаясь отогнать от себя мысль о том, что всего в метре или чуть больше от него стоит Саманта, совершенно обнаженная, а он, в каком-то метре от нее, изнывает от самой сильной боли в своей жизни.

— Джонни.

— Что?

— Я нашла твои письма.

Потрясение подтолкнуло его к двери. Мысли не удерживались в голове. Она стояла у ванны, прижав к себе полотенце, с дрожащими губами, в волнении глядя на него.

Он сделал глубокий вдох и засунул руки в карманы, пытаясь удержаться, чтобы не вырвать полотенце у нее из рук.

— И?.. — требовательно спросил он.

— Я прочла их. — Сэм тихо заплакала. Слова были не нужны. Он приблизился к ней и обнял. Полотенце, незамеченное, скользнуло на пол между ними.

— Мне следовало верить в тебя. Я должна была лучше знать тебя и не сомневаться, — шептала она, обвивая его руками и пряча лицо у него на груди. — Сможешь ли ты простить меня? Клянусь, я ничего не знала.

— Я давно понял, что это так, дорогая, — произнес он мягко.

— Когда? — спросила Саманта, пораженная его признанием.

— В тот вечер, когда ты швырнула в меня кофейную кружку. Я еще не видел, чтобы кто-то мог прийти в такую неподдельную ярость и в то же время сознательно лгать.

Она улыбнулась сквозь слезы:

— Ну и что мы теперь будем делать?

Он нагнулся, поднял полотенце и с легкой усмешкой подал ей.

— Я смою навоз, оставшийся после встречи с Лемом Маршалом, а ты забирайся в кровать. Дальше будет видно.

Для Саманты это прозвучало слишком заманчиво, чтобы отказаться. Но этот день оказался таким тяжелым. Несмотря на нетерпеливое ожидание, она уснула, обняв подушку.

И когда Джон Томас несколько минут спустя вошел в комнату, ему не хватило смелости разбудить ее. Он просто поднял Саманту с подушки, обвил руками и прижал так близко к себе, как только мог. Только чувствуя ее, он мог позволить себе закрыть глаза. Он был слишком близок к тому, чтобы потерять ее сегодня.

В три часа утра Саманта заворочалась в кровати и вдруг села с замершим криком на губах.

Джон Томас тотчас проснулся и принялся уговаривать ее снова и снова своим глубоким, хрипловатым со сна голосом, что она в безопасности. Прикосновения его шероховатых твердых ладоней окончательно успокоили ее. Она повернулась и подалась к нему.

— Люби меня, Джонни. Пожалуйста. — Ее мольба потрясла его душу. С хриплым приглушенным возгласом он бросил свое тело на ее и, прежде чем она успела опомниться, скользнул меж ее ног. Когда же Джонни опомнился сам, то понял, что забыл предохраняться, и попытался отстраниться от Сэм.

— Нет, — взмолилась она. — Не оставляй меня.

— Я никуда не ухожу. Я просто не… надел… то, что нужно.

Он запустил руку в ящик столика возле кровати и вытащил маленький пакетик из фольги, чтобы подтвердить свои слова. Через мгновение он снова был с ней.

Джон Томас дрожал, держа ее в объятиях. Воспоминания об их первой ночи не оставляли его даже в этот момент. Тогда он был ужасно неуклюж и настолько ошалел, что чуть не потерял голову, даже еще не овладев ею. Правда, Сэм этого как-то не заметила или просто не придала этому значения.

По сей день он помнил, как Саманта дернулась и вздохнула, когда он нарушил ее девственность. После этого все смешалось в ослепляющем взрыве эмоций; он неистово спешил к кульминации наслаждения, не в состоянии остановиться.

На этот раз он дал себе слово: Саманта получит все, что он сможет ей дать.

Ее дыхание замерло в груди, когда его губы начали поочередно ласкать ее плечи и грудь. Низкое удовлетворенное рычание вырывалось из его горла, покалывая ее кожу.

— Скорее, Джонни.

— Нет, малышка, — зашептал он. — Не сейчас. Сегодня первой получишь удовлетворение ты.

Она поежилась от прикосновения его языка к темным соскам. Он мягко засмеялся, и его смех словно разбежался по ее коже, в то время как его руки искали и находили то, что им нужно. Она запустила руки в волосы Джонни и не отпускала, боясь, что если не будет держаться за него, то не удержится в этой сумасшедшей скачке.

— Такая тоненькая, — прошептал он, обхватив руками ее талию. — О Боже, как мягко здесь, и там все уже готово, — произнес он, нежно проникая пальцами между ее ног, в горячую влажную глубину.

Саманта застонала. Он играл с ней, но ее это не заботило. От каждого прикосновения его рта ей становилось больно. Каждое движение его рук заставляло ее замирать в ожидании. На ее теле не осталось ни одного местечка, не покрытого его поцелуями, но и этого ей казалось мало.

Он шевельнулся. И когда вес его тела придавил ее, она вздохнула. Ощущение было таким, словно она вернулась домой. Такое знакомое и в то же время совсем другое. Мальчик, который любил ее, стал мужчиной. И каким мужчиной!

— Пожалуйста, Джонни. Люби меня, — зашептала она. — Ты всегда все делал как надо. — Ее голос пресекся, когда она прижала его голову к своей груди. — Мне нужно, чтобы ты сделал это для меня опять, Джонни.

— Тогда откройся, — попросил он. В одно мгновение ее ноги раздвинулись, давая дорогу сильному, нетерпеливому вторжению мужской плоти. Войдя в нее, он остановился.

— В этот раз, Сэм, больно не будет, — прошептал он. — Я никогда в жизни больше не сделаю тебе больно.

Он наклонился вперед. И, сделав это, прикусил нижнюю губу и прикрыл глаза, стараясь не потерять над собой контроль. Но это было бесполезно. После того как он вошел в нее во второй раз, он понял, что каждое мгновение может умереть от счастья. Он попытался оттянуть неизбежное. Ему хотелось, чтобы это наслаждение, эта близость продолжались бесконечно. Но даже надеяться на это было невозможно: слишком долго он ждал этого момента, и ему было слишком хорошо, чтобы остановиться.