— Думаю, вы правы. Но он, вне сомнения, озабочен тем, что я с вами флиртую. Вы должны его простить. Он по природе подозрителен — слишком часто прятался за дверями супружеских спален, избегая ревнивых мужей.

Оуэн расхохотался:

— Господи, женщина, ты настоящее сокровище для меня, старика!

— Надеюсь, вы объясните мне, что тут происходит, жена? — сквозь зубы процедил Найл.

Сабрина повернулась к мужу и окинула его спокойным взглядом.

— Если пожелаете. Как видите, мой визит к господину Бьюкенену проходит в очень приятной атмосфере. А приехала я к нему для того, чтобы принести извинения за то, что наши кланы нарушили договор, и за обман моего деда. Вы, должно быть, удивитесь, если я скажу, что Ангус вовсе не болен.

— Лайм мне об этом говорил.

— А сказал ли он вам о том, что это мой дед сочинил басню о краже скота Бьюкененами? Он обманом заставил нас принять участие в ответном набеге, в то время как у нас никто ничего не крал.

Лицо Найла стало непроницаемым.

— Я пришел, чтобы проводить вас домой. Она безмятежно сложила руки на коленях.

— Но я не собираюсь уезжать отсюда, милорд.

— Сабрина!.. — с угрозой в голосе произнес Найл. Для него было невыносимым видеть, как его жена вступает в альянс с его врагами. Он приказал ей близко к ним не подходить, а она посмела пренебречь его требованиями и теперь откровенно издевалась над ним.

— Я желаю поговорить со своим дедом, — сказала она. — Он должен прибыть с минуты на минуту.

Найл призвал себя к терпению.

— Ангус здесь. Ждет моего слова.

— Тогда ему следует присоединиться к нам. Он должен Бьюкененам триста голов скота, и я сделаю все от себя зависящее, чтобы он расплатился.

— Это цена вашего освобождения?

— Разумеется, нет. Этот скот принадлежит Бьюкене нам. Ангус просто вернет им свое плюс проценты. Думаю, сто голов — справедливая плата за причиненные неприятности.

— А если он предпочтет не платить?

— Тогда я останусь тут. — Найл пристально смотрел на нее. — Я подумаю о возвращении домой, сэр, — продолжала Сабрина, — лишь при одном условии. Если вы цивилизованно обсудите с Бьюкененами мир. А до этих пор я буду находиться у Оуэна на правах гостьи.

Найл ошеломленно смотрел на нее.

— Вы лезете в дела, которые вне вашей компетенции.

— Я так не думаю. По правде говоря, меня удивляет, почему мужчины только и думают что о войне. Право вести переговоры надо было давно предоставить женщинам. Мы по крайней мере способны прислушиваться к доводам рас судка.

Глаза Найла опасно сверкнули.

— Я намерена убедить Ангуса заключить мир с Бьюкененами. И надеюсь на вашу поддержку.

— В самом деле? Напрасно!

— Думаю, — сказала Сабрина, — вам будет нелегко объяснить ему, почему ваша жена предпочла остаться в доме вашего злейшего врага.

— Мне хватит минуты, чтобы забрать тебя отсюда.

— Вы можете забрать меня силой, сударь, но при первой же возможности я снова сюда вернусь, если, конечно, вы не намерены держать меня под замком до конца дней.

— Ты хоть понимаешь, чего от меня просишь? — сквозь зубы спросил Найл.

— Думаю, что да, — с той же безмятежностью ответила Сабрина. — И еще Оуэн клянется, что он не отдавал приказ убивать вашего брата и отца, и я ему верю.

— Да, парень, — тихо сказал Оуэн. — Я не имею ни какого отношения к этому мерзкому делу и, знай я о том, что затевается, остановил бы убийц. Хью был хорошим человеком и достойным противником. Каковы бы ни были наши разногласия, он не заслужил такого конца. Я скорбел о его кончине, клянусь Богом.

Найл смотрел на него несколько долгих секунд, после чего, зачехлив меч, мрачно произнес:

— Похоже, у меня нет выбора. Пойду приведу Ангуса.

— Найл! — умоляюще воскликнула Сабрина ему вслед. — Пойми, так будет лучше для всех.

Он обернулся и пронзил ее взглядом.

— Единственное, что я понимаю, мадам, так это то, что вы пошли против своих соплеменников.

Сабрина опустила голову, чтобы он не увидел боли в ее глазах.

— Нет. Я просто попыталась остановить безумие. Я не просила вас сюда приезжать, милорд, не просила принимать участие в этой бессмысленной междоусобной резне. Не просила на мне жениться. Меня обманом заставили стать вашей женой, так же как и вас вступить со мной в брак. Но поскольку изменить ничего нельзя, я хочу сделать все возможное, чтобы урегулировать разногласия и жить в мире.

Уже глубокой ночью враждующие кланы достигли договоренности. Это был не прочный и надежный договор о мире, а только первый шаг на его пути. Увы, начало мирного процесса между враждующими племенами ознаменовало собой начало войны между Маклареном и его женой. Весь путь до Крегтурика они проделали в мрачном молчании.

Сабрина понимала, что стоит за гневом ее супруга. Она выставила его дураком, объединившись против него с его злейшими врагами, пусть даже из лучших побуждений. Она уверяла себя, что поступок ее был продиктован заботой о мире, но в глубине души понимала, что хотела отплатить ему болью за боль, заставить испытать то, что испытала она, застав его в саду с любовницей.

Дома она сразу поднялась в спальню, и, к ее немалому удивлению, Найл последовал за ней.

Раздевались они в тягостном молчании. Сабрина представить себе не могла, как перенесет близость с ним. Он стал для нее чужим, все то хорошее и нежное, что было между ними, исчезло в мгновение ока.

Она стала надевать ночную сорочку, когда услышала голос Найла:

— Сними ее. Сабрина замерла.

— Почему я должна ее снять? Я не хочу делить с тобой постель.

— Твои желания мало что для меня значат, мадам. Он подошел и положил руки ей на плечи.

— Я говорил, что тебе не удастся меня игнорировать, мышь.

Она знала, что его ласки не знак привязанности, просто он хочет показать, кто тут хозяин. Ей хотелось плакать и кричать, хотелось бить его кулаками.

Но в этой битве ей не суждено было победить. Стоило Найлу обнять ее, как она теряла над собой контроль.

Следующие две недели прошли под знаком постоянных мелочных ссор днем и лихорадочных совокуплений ночью. Сабрина пребывала в смятении. Отношения их стали напряженными до такой степени, что каждую минуту грозили взрывом. Сабрина стала замечать за собой невоздержанность в словах и поступках. Конфликт с Найлом сделал очевидными те стороны ее натуры, о которых ей лучше было бы не знать.

Соплеменники тоже ощущали их разлад и старались не попадаться Найлу под горячую руку. Число гостей в доме сократилось. Раскол наблюдался и в семьях — кто-то, в основном женщины, считал Сабрину чуть ли не святой за то, что она принесла мир, мужчины видели в ней предательницу. К несчастью, среди тех, кто не одобрял ее поступка, оказался и Джон.

В клане Дунканов наблюдалась та же картина. Джорди относился к ней терпимо, а Ангус вообще перестал с ней общаться.

До точки кипения ситуацию довело письмо из Эдинбурга. От Чарлза Камерона, вернее, от его клерка. Сабрина не сколько недель не получала вестей от отчима и уже начала беспокоиться.

Вначале, увидев конверт, Сабрина обрадовалась, но вскоре радость уступила место тревоге. Письмо написал клерк, только подпись была папы Чарлза, неразборчивая, выведенная слабеющей рукой.

«Моя дорогая доченька!

Я не писал тебе последнее время, потому что приболел. Не волнуйся, ничего серьезного. Легкое жжение в груди…»

Дальше он сообщал, что за пледы удалось выручить сорок три фунта, десять шиллингов и шесть пенсов — для здешних мест целое состояние.

Прочитав письмо, Сабрина упаковала саквояж и стала ждать возвращения мужа.

— Отчим заболел, — сообщила она ему, едва он появился на пороге. — Я еду в Эдинбург. Немедленно.

Найл нахмурился:

— Стоит ли так торопиться? Скоро стемнеет, я не разрешу тебе ехать на ночь глядя.

— Я не спрашиваю вашего разрешения, сэр. Я уезжаю, запрещаете вы мне это или нет.

— Я ничего не запрещаю. Я просто хотел понять, на сколько серьезно болен Чарлз, и обеспечить вам безопасный проезд.

Сабрина прикусила губу.

— Не знаю, насколько серьезно он болен. Но он действительно болен, не то что мой дед, — не могла не добавить она с некоторым сарказмом.

— Хорошо. Мне нужно несколько минут, чтобы уладить дела, и мы можем выехать.

— Нет, пожалуйста, тебе ни к чему меня сопровождать. Он молчал, пристально глядя на нее.

— Тогда я пошлю с тобой вооруженный эскорт.

— Я не нуждаюсь…

— Тем не менее тебе нужна охрана.

— Я хочу выехать без промедления. Он кивнул:

— Я найду Джона.

— Только не Джона. Нам будет неловко вместе. Мы даже не разговариваем друг с другом.

— Тогда Колм подойдет.

Найл резко повернулся и вышел из зала, а Сабрина поднялась в спальню, чтобы захватить плащ. Когда вошел Найл, она уже надевала капюшон.

— Колм готов выехать немедленно, с ним поедут еще четверо моих людей. Он отправился седлать коней.

— Спасибо, — тихо произнесла она.

— Как долго ты собираешься там пробыть? — Вопрос был задан самым обычным тоном, но Сабрина почувствовала в голосе Найла волнение.

— Не знаю. — Сабрина сделала глубокий вдох и встретилась с ним взглядом в зеркале. — Я последнее время думаю…

— Опасное занятие, — насмешливо сказал Найл.

— Я думала, — повторила Сабрина, — что могла бы на какое-то время остаться в Эдинбурге. Возможно, нам лучше жить отдельно.

Она посмотрела ему в лицо, однако оно было непроницаемым. И она решила пойти напролом:

— Вряд ли ты стал бы возражать против того, чтобы я задержалась в Эдинбурге. У нас ведь не настоящий брак. Нас обоих заманили в ловушку. Ты сам назвал его «проклятым союзом».

Найл стиснул зубы.

— Возможно. Но сейчас мы женаты, и от этого не уйти.

— Однако нам ни к чему терпеть общество друг друга. Найл ничего не ответил.

— Мой отъезд развяжет тебе руки. Ведь я для тебя помеха.