А она находилась в недоумении, но задавать вопросы больше не решалась. После приезда с курорта Юлия стала более скрытной. Она позволила подруге быть рядом только в момент крайнего отчаяния, да и то не по собственной инициативе. Надя сама примчалась, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сюрприз, преподнесенный Наташей, не вязался с тем состоянием покоя, которое Юлия пыталась обрести вот уже полгода. Надя не могла понять, что она сделала, сказала не так, что Щеголева перестала быть с ней откровенной. Она по-прежнему с удовольствием болтала с ней по телефону, была готова идти на очередную выставку местного художника, но что-то подсказывало Надежде: Юлия замкнулась. Сознание этого не давало Наде покоя.

Андреева сделала вид, что сдалась и оставила подругу в покое, а сама решила действовать с другой стороны — она позвонила в салон и записалась к Рогозину. В среду вечером она сидела у него в кресле, чувствуя, как прикосновения его рук действуют на нее расслабляющее. Она не собиралась ничего кардинально менять в своей внешности. На вопрос Дмитрия она ответила, что волосы потеряли блеск, они кажутся ей неживым париком, который вот-вот спадет с головы.

— Может быть, подрежем кончики, плюс какой-нибудь бальзам? Немного оттеним мой слишком бледный пепельный цвет, — внимательно разглядывая себя в зеркале, сказала она.

— Я все понял, — без особого энтузиазма произнес Рогозин. Он вообще показался Наде непривычно грустным, подавленным. В его голубых глазах не плескалось бескрайнее море — застыли два озера, словно скованные ледяной корой. Он не пытался шутить, быть любезным. Напротив, Надя чувствовала на себе его потерянный, совершенно пустой взгляд. — Попробуем, хотя мне нравится то, что я вижу.

Ассистентка намочила ей волосы, промокнула полотенцем. Все это время Рогозин стоял спиной, глядя в окно. Надя краем глаза наблюдала за ним, укрепляясь в своих догадках. Когда он принялся прядь за прядью приводить в порядок ее волосы, она мило улыбнулась ему и спросила:

— Много работы еще сегодня?

— Нет, вы у меня последняя.

— Слышала, вы скоро едете на конкурс?

— Да, в Париж.

Надя спросила наобум, но попала в десятку. Она хотела начать разговор издалека, а потом подвести к Юлии. Надя была уверена, что он не мог без причины перестать интересоваться ею. Андреева следила за профессиональными движениями Дмитрия, за его отрешенным лицом, на котором так явно отпечаталось желание поскорее закончить работу.

— Как интересно, — пытаясь не потерять нить разговора, восторженно сказала Надежда. — И как часто приходится ездить?

— По-разному, — без энтузиазма отвечал Рогозин. — Например, в этом году планируется еще поездка в Штаты.

— В Америку?

— Да.

— А у Юлии дети туда уезжают, — Надя обрадовалась, что так легко получилось перевести разговор на нее.

— Да? У нее, кажется, дочь.

— Дочь замужем, муж — компьютерный гений, которому предлагают высокооплачиваемую работу. Кто от такого откажется? Юлия, конечно, в растерянности — нелегко отпускать единственного ребенка в такую даль. Одиночество просто наступает ей на пятки.

Рогозин не стал больше продолжать разговор на эту тему, хотя прекрасно понимал, что это его единственная возможность узнать что-либо о Щеголевой. Ни в выходные, ни вчера, ни сегодня он не набирал номер ее телефона, хотя успел выучить его назубок. В голове он прокручивал цифры, представляя, как после очередного гудка в трубке раздастся ее голос. От этого у Дмитрия учащался пульс, но невероятный страх не давал ему сделать этот шаг.

День, когда он проснулся и вспомнил о своем походе в бар, стал для него роковым. Рогозин ощутил к себе четкое отвращение и понял, что передаст его всем, с кем попытается общаться в ближайшие двадцать четыре часа. Он решил, что зашел слишком далеко. Такого с ним еще не было и первое что он решил сделать — найти журналистку и извиниться. Правда, очень скоро эта благородная затея покинула его. Он искал себе оправдания и решил, что девушка явно провоцировала его поведение. Он четко не помнил, как все началось, но ее перекошенное от бешенства лицо и летящий ей вслед бокал — отчетливо. Он даже усмехнулся, вспомнив, какую сумму оставил бармену за молчание о неприятном инциденте.

Дмитрий постепенно приводил себя в порядок, постоянно прислушиваясь к работе организма: никаких признаков простуды либо еще какого-то недомогания, которое стало бы причиной отказа от работы, не наблюдалось. Желание увильнуть от нее все еще было, но не такое сильное, как вчера. Теперь Дмитрию казалось, что только салон может помочь ему — он уйдет в рассказы клиентов, погрузится в их стенания по поводу отсутствия прически, своего стиля и бросится помогать искать стиль и приводить волосы в порядок. Немного болела голова, но Рогозин был уверен, что ароматная ванна и чашка зеленого чая помогут ему прийти в форму.

Еще час ушел на то, чтобы его отражение в зеркале представляло собой обычную картину: молодой, энергичный, с румянцем на щеках голубоглазый красавец с безукоризненно уложенными волосами. Белый объемный свитер и стильные джинсы фирмы «Wrangler», золотая цепочка с маленькой подковой — Рогозин смотрел и ловил себя на том, что прощает самому себе очередную дурную выходку. В конце концов, у него тоже могут быть критические дни. Почему обычным людям позволительно сбрасывать накал эмоций, а у него он должен зашкаливать, но удерживаться от посторонних глаз внутри самого себя?

Мысли о Щеголевой он отгонял, потому что выражение его лица мгновенно менялось и становилось трагически-нелепым. Он не может позволить себе так выглядеть. Его работа превыше всяких желаний лирики и романтики. Его ранимая психика не должна подвергаться такой нагрузке. Если он будет похож на раздавленного обстоятельствами обывателя — он потеряет всех, кто видит в нем пример для подражания, мечту. Он лишится огромной армии тех, кто боготворит его, наблюдая за каждым словом, жестом. Ни одна женщина не может претендовать на место рядом с ним, если для этого потребуются жертвы с его стороны. Да, она необыкновенная, эта Щеголева. Он видит в ней что-то родное. Он почти уверен, что она — единственная, с кем ему будет спокойно и легко. Но их разделяют не годы — их разделяет разное отношение к жизни. К тому же, она всегда помимо своей воли будет сравнивать его с тем, с кем провела долгих двадцать лет. Это будет происходить ежедневно, ежечасно. Даже если вслух произносить ничего не станет — прошлое не отпустит ее окончательно и бесповоротно. Дочь, внук — все это связало ее с той жизнью, связало прочно, навсегда. Поэтому ему будет отведена роль второстепенного персонажа. Ему уступят, разрешат понять, как он ошибался, желая этого романа. Он не имеет продолжения — это уже принципиально. И лучше оставить все как есть. Красивый букет, страстные слова, искры в ее глазах. Она наверняка не восприняла его серьезно. Приняла как приятную неожиданность его признание и забыла, оказавшись в заснеженных Альпах. Иначе она бы снова нашла способ оказаться рядом. Рядом, вот как Андреева.

Она думает, что он не понимает цели ее прихода. Ей, связующему звену между ним и Щеголевой, неясно, что же происходит? Что за заминка такая? Бурное начало и такое многоточие, растянувшееся на бесконечные для ожидания сутки. Только дело в том, что он больше ничего не ждет. Он запретил себе думать об этой женщине с глазами его матери. Он просто снова пытается обрести равновесие, которое так неожиданно потерял. И меньше всего ему сейчас нужны дипломаты, готовые предложить свою помощь в налаживании связей.

Правда, информация о предстоящем отъезде дочери была весьма интересной. Сначала муж, теперь ребенок собирается отдалиться, и еще как! Матери наверняка нелегко с этим смириться. Сейчас как никогда она нуждается в человеке, на которого можно положиться. Честно говоря, Рогозин все еще оставлял себе шанс. Он противоречиво относился к себе, ко всем, с кем сталкивала его судьба. И Юлия не стала исключением, но он не мог понять, как подобрать ключ к этой женщине. Скорее всего это и было истинной причиной его внутреннего разлада. Он обвинял ее, не сразу безоговорочно принявшую его любовь, в том, что сорвался. Это из-за нее он позволил самому низкому и грубому, что есть у него внутри, прорваться наружу. Его оказалось слишком много, чтобы не выплеснуться на кого-нибудь поблизости. И надо же было попасться этой журналисточке под горячую руку. Зачем ему понадобилось играть с ней? Она просто должна была принять его правила, а она ершилась и выставляла напоказ собственные амбиции. Нашла коса на камень. Ему нужно было всего лишь скоротать время, чтобы утром открыть глаза и понять, что делать дальше.

Прошел не один день, а Рогозин так и не знал, где найти потерянный покой. Как он ни старался, а все проявления внутреннего дискомфорта невольно оказывались на виду. И те, с кем он работал, и клиенты отмечали, что он производит впечатление уставшего, рассеянного, склонного к раздражению. Его привычная манера работать с улыбкой на лице сошла на нет. Скорее теперь его пытались развеселить, а он снисходительно делал вид, что это удается. Вот и Андреева сверлит его глазами, ходит вокруг да около.

— Скажите, Дмитрий, — Надя в очередной раз попыталась наладить обрывающийся разговор, — как часто нужно делать частичное окрашивание?

— В зависимости от интенсивности роста волос, но в среднем — раз в месяц, полтора, — Рогозин заканчивал наносить на ее роскошные волосы тонирующий бальзам. Он заставил себя улыбнуться: — У вас будет полтора месяца до нашей следующей встречи.

— Да я не о себе подумала, а о Юле.

— Вы настолько следите за внешностью подруги? Похвально, — хмыкнул Дмитрий.

— Сейчас она чувствует себя одиноко. Никакая поездка в Альпы не может вернуть женщине необыкновенного чувства уверенности в себе, в любимом. Кажется, что тебя просто не существует, а о любимом и мечтать нечего… — Надя многозначительно посмотрела на Рогозина, но, увидев, как он отводит взгляд, поняла, что намеками здесь не обойтись. — Послушайте, Дима, мы взрослые люди, а пытаемся играть в детские игры. Скажите откровенно, у вас с Юлей что-нибудь получается?