— Да.

— Через час, идет?

— Я как раз выйду от косметолога.

— Я буду ждать, сколько придется, — усмехнулся Рогозин. — Не торопитесь. Доставьте себе, любимой, удовольствие от сознания того, что все делается исключительно для вас. Это ощущение не может не понравиться, поверьте.

— Это означает только то, что вам придется долго ждать, — кокетливо заявила Юлия, поднимаясь с кресла.

— Я готов. Это чисто мужское дело — ждать.

— Хорошо, тогда я удаляюсь, — она улыбнулась, посмотрела на остолбеневшую Надю и направилась к кабинету косметолога.

— Что здесь происходит? — поинтересовалась Андреева, когда Юлия скрылась за дверью.

— Ничего особенного. Я назначил вашей подруге свидание, а она приняла приглашение, — стараясь выглядеть как можно более равнодушным, ответил Рогозин.

— Тогда моя миссия окончена, — радостно выдохнула Надежда. — Кажется, результат превосходит все ожидания. Сколько я вам должна?..

Он из вежливости не отпускал Андрееву, предлагая ей поужинать вместе с ними. Но она оказалась достаточно сообразительной женщиной, чтобы не согласиться. Главное, она должна была успеть выйти из салона как можно быстрее, чтобы Юля не попробовала совершить глупость, предложив ей то же самое, только более категорично.

Рогозин помахал Наде на прощание и заглянул в записную книжку: осталась одна укладка, но женщина опаздывала. Он уже начал нервничать, когда Леночка сообщила, что посетительница заболела и приехать не сможет. В другом случае Дима огорчился бы, но не сегодня. Он обрадовался, не желая, чтобы кто-нибудь заметил, как он счастлив. Ему казалось, всем слышно, что его сердце стучит невероятно громко и старается выпрыгнуть из груди. Ему там тесно, оно не находит себе места. И причина этому — женщина, которая несколько минут назад подарила ему надежду. Почему ему так важно, что она согласилась? Рогозин заметил, что. его руки дрожали, когда он складывал инструменты, закрывал флаконы с лаками, средствами для укладки. Он машинально проделывал это, подгоняя время. Ему не терпелось поскорее снова увидеть ее. Она смогла каким-то невероятным образом проникнуть прямо ему в сердце и согреть его. Это было немаловажным, если учесть, что Рогозин в последнее время вообще не хотел общаться с женщинами. Все они казались ему лживыми, надменными, расчетливыми самками, остановившими свой выбор на выгодном самце.

Сейчас все выглядело по-иному. Рогозин посмотрел в зеркало, и на пустом серебристом пространстве вдруг четко вырисовались сине-зеленые глаза. Больше не было ничего: ни лица, ничего, словно женщина надела паранджу. Дмитрий не сразу понял, что затрудняется ответить, кому они принадлежат. Такие родные, согревающие, они смотрели на него, пытаясь вернуть покой и равновесие в его душу. Рогозин почувствовал, что вот-вот заплачет. Волна нежности и необъяснимой тоски буквально свалила его с ног. Он медленно опустился в кресло, а когда снова поднял взгляд, в зеркале было пусто. В нем не отражалось ровным счетом ничего. И тогда Дмитрия пронзила мысль, что он уже видел эти глаза, видел не один раз. С ними связаны только хорошие воспоминания. И вдруг он понял — это были глаза матери. Он не мог ошибиться. И тогда он совершил еще одно открытие: у Юлии были точно такие же глаза. И то, как она смотрела, и то, что он в них видел, — все это так напоминало маму. Это ставило Щеголеву над всеми женщинами, которые, когда-либо были в его жизни.

Рогозин оглянулся, словно боясь, что кто-то подсмотрел его мысли, подслушал их неторопливый шепот. Кажется, свидетелей нет. Облегченно вздохнув, Дмитрий поставил локти на стол и остался сидеть неподвижно, глядя куда-то в глубь преломляющегося пространства зеркал. Из состояния задумчивости его вывел шум: Катя убирала, что-то напевая. Его магнитофон давно замолчал, а включать его снова он не хотел. Звонкий голос Кати воспроизводил что-то из репертуара современной группы, названия которой Рогозин никак не мог вспомнить. Он переключился на это, мучительно перебирая в памяти все известные ему названия. Отчаявшись, он спросил:

— Катюша, что за песня?

— «Рефлекс» поет, Дмитрий Ильич. Две такие длинноволосые блондинки.

— Длинноволосые?

— Да, но им давно пора к парикмахеру. Их стиль называется «лирический беспорядок», — ловко орудуя шваброй, заметила Катя. Сама она была жгучей брюнеткой с коротким каре, едва закрывающим мочки ушей.

— Очень грустная песня, Катюша, — констатировал Рогозин.

— Какая жизнь, такие песни, — философски заключила Катя и удалилась с ведром и шваброй в коридор.

Рогозин посмотрел ей вслед, недоумевая, что она хотела этим сказать. Но долго раздумывать над этим ему не пришлось, потому что открылась дверь косметического кабинета. На пороге стояла Юлия…

Она не собиралась продолжать встречаться с Рогозиным, хотя он не выпускал ее из виду и постоянно напоминал о себе. Он не оставлял ее ни на день: если не звонил, то присылал цветы, если не присылал цветы, то оказывался на ступеньках агентства, адрес которого ему, конечно, дала Надежда. Юлия не воспринимала его внимание серьезно. Она считала, что это очередной каприз мужчины, который хочет какого-то подобия скандала, сенсации. Еще бы: кто он и кто она — всемирно признанный мастер и обычная переводчица, к тому же на много лет старше его. В этом союзе все принялись бы считать ее развратной старухой, на время заполучившей такое чудо. Кто рискнет заключить пари, что это всерьез и надолго? Да и готова ли она к тому, чтобы в ее жизни появился новый мужчина? Она отрицательно отвечала на поставленный вопрос, но все равно продолжала раздумывать над происходящим.

Юлия отказывалась делать выводы, она не понимала, зачем Рогозину это нужно. В день их знакомства она согласилась на ужин с Дмитрием, увидев, что он хочет произвести на нее хорошее впечатление. Кажется, он был смущен тем, что несколько его вопросов оказались бестактными, слишком личными. Он старался сгладить впечатление от того, что ему пришлось заставить ее вернуться в недавнее прошлое. В ресторане Юлия постаралась объяснить, что все в полном порядке, что она обязательно обратится к нему снова, когда почувствует, что нуждается в помощи стилиста. Но Рогозину этого было мало. Его вообще не интересовало, когда она решит снова навестить его салон. Он был готов продолжать знакомство и был настроен весьма категорично. Об этом говорили его долгие взгляды, многозначительные слова. Юлия не чувствовала себя настолько уверенной, свободной, чтобы позволить себе расслабиться. Она все время боролась с желанием, извинившись, выйти из-за стола и сбежать. Она невероятно комплексовала из-за взглядов, время от времени останавливающихся на ней и Дмитрии. Особенно назойливой оказалась женская половина посетителей ресторана. Они были готовы проглотить Юлию, не разжевывая. Их взгляды красноречиво ставили ее, самозванку, на место. В одних был интерес, в других — насмешка, в третьих — и то, и другое, плюс приличная доза презрения к ней, посмевшей посягнуть на то, что никак не должно ей принадлежать.

К концу ужина Щеголева чувствовала себя совершенно разбитой, хотя всячески делала вид, что все в порядке. Рогозин был не настолько слеп, чтобы не понимать, что происходит. Но Юлии показалось, что ему это даже льстило. Он выкладывал перед ней один за другим свои козыри, и откровенное женское внимание было одним из них. Однако многое из того, что он пытался продемонстрировать, произвело на Щеголеву прямо противоположное впечатление. На предложение Дмитрия продолжить вечер там, где ей будет более уютно, она ответила довольно резко:

— Пожалуй, у себя дома и в полном одиночестве. Я отвыкла от шумной жизни в больших дозах. Простите.

— Ваше желание для меня превыше собственных, — стараясь не показать свое разочарование, Рогозин подозвал официанта и, рассчитавшись, помог Юлии подняться из-за стола. Он был сама галантность. — Вы разрешите вызвать вам такси?

— Хорошо.

Когда он помог Юлии одеться, она отошла к большому зеркалу в фойе ресторана, чтобы освежить макияж. Она быстро провела помадой по чувственным губам. Еще раз посмотрела на себя и осталась довольна — кажется, она сбросила десяток лет — по крайней мере внешне.

Рогозин, поглядывая на нее, достал мобильный телефон и быстро набрал номер. Диспетчер вежливо сообщила, что через десять минут машина будет стоять у входа.

— Мне не хочется расставаться, — наклонившись у открытой двери подъехавшей иномарки, сказал Дмитрий. — Но я боюсь напрашиваться к вам в гости.

— И правильно делаете, — Юлии не терпелось поскорее закончить этот нелепый вечер. Она предвкушала, как позвонит Надежде и выскажет ей все по поводу лучшего в стране стилиста.

— У меня есть несколько правил, которые я стараюсь никогда не нарушать, — таинственным голосом произнес Рогозин.

— Интересно… — Юля сказала так просто ради приличия, ругая себя за мягкотелость.

— Одно из них — на первом свидании выполнять все пожелания дамы.

— Звучит совершенно не оригинально, — заметила Щеголева, автоматически поправляя новую прическу. — А на втором игнорировать? Я права?

— Это при следующей встрече.

— Каждая встреча будет открывать новые правила вашего неотразимого влияния на женщин?

— Нет, только на вас. Я хочу произвести ошеломляющее впечатление только на вас. Наверное, у меня слишком долго не было романов — потерял квалификацию.

— С чего вы взяли?

— Вы торопитесь расстаться — это все ставит на свои места.

— Каждый должен оставаться на своем месте. Звезды никогда не меняют своей орбиты. Это справедливо, вы не находите? Все глобальное, значимое остается таковым только благодаря постоянству в этом вопросе. Понимаете? — Юлия подняла на Рогозина свои сине-зеленые глаза, стараясь вложить в них всю благодарность, на которую только была способна, но только благодарность. — Спасибо за прекрасный вечер. У меня тоже очень давно не было ничего такого романтического, запоминающегося. Спасибо.