Фанни не знала, какое значеніе имѣли эти рѣчи, но скоро была выведена изъ своего опаснаго невѣдѣнія.

До-сихъ-поръ ей позволялась послѣ прогулки уходить на цѣлый вечеръ въ свою комнату. Она всегда была радехонька этому позволенію, потому что вечерами и часто до глубокой ночи очень шумно бывало въ домѣ. Фанни съ дѣтства пріучена была рано вставать и рано ложиться спать. Пока мать была жива, Фанни спала крѣпко и спокойно, съ полнымъ сознаніемъ своей безопасности. И теперь она слѣдовала прежнему образу жизни, но ея сонъ не былъ попрежнему крѣпокъ и спокоенъ; ночью случалось ей просыпаться отъ шума и возни, происходившихъ въ комнатахъ хозяйки и страшно пугавшихъ ее.

Но разъ вечеромъ, когда Фанни хотѣла-было по обыкновенію удалиться въ свою комнату, хозяйка попросила ее не уходить. Къ ней придутъ нѣкоторые господа, которые желаютъ познакомиться съ Фанни. Этого ей нечего пугаться, потому что эти господа старинные ея знакомые и даже приходятся ей почти въ родствѣ. При этомъ завѣреніи старухи обѣ дочери громко расхохотались. Фанни не съумѣла найти причины, чтобъ уклониться отъ такого приглашенія, и осталась, хоть сердце у нея больно сжималось. Ожидаемые гости не замедлили прійти. Ихъ было трое, красивыхъ молодыхъ людей, щегольски одѣтыхъ. Старуха представила ихъ Фанни подъ назваеіемъ своихъ любимыхъ племянниковъ, что опять заставило ея дочерей вмѣстѣ съ гостями поднять громкій смѣхъ. У этихъ гостей лица были очень разгорячены; оказалось, что они пришли прямо съ обѣда, гдѣ много пили вина. Двое изъ нихъ занялись съ хозяйскими дочерьми, а третій сѣлъ подлѣ Фанни и разсыпался предъ нею въ любезностяхъ, на которыя она не знала что отвѣчать, потому что все тутъ происходившее приводило ее въ такое смущеніе, что она почти не понимала, что видитъ и слышитъ.

Но неопредѣленный страхъ, не отступавшій отъ нея все послѣднее время, усиливался съ каждою минутой и въ душѣ ея раздавался голосъ: «Бѣги изъ этого дома, и хотя бы пришлось умереть, бѣги!»

Молодой человѣкъ, сидѣвшій съ нею рядомъ, всталъ и вышелъ въ другую комнату, гдѣ старая хозяйка приготовляла чай. Другія двѣ пары смѣясь и хихикая сидѣли по темнымъ уголкамъ комнаты и не обращали на Фанни вниманія. Она тихо встала и, выйдя за дверь, бросилась со всѣхъ ногъ въ свою комнату, схватила шляпу и салопъ, чтобъ бѣжать, но въ эту минуту кто-то постучалъ въ дверь. Вещи тотчасъ она выпустила изъ рукъ, чтобъ не возбудить подозрѣнія въ хозяйкѣ, которая вѣроятно пришла за нею. Сердце у Фанни билось такъ сильно, какъ-будто выскочить хотѣло, однако она собралась съ духомъ и по возможности твердымъ голосомъ сказала: «Войдите.» Но вошла не хозяйка, а тотъ молодой человѣкъ, который съ нею рядомъ сидѣлъ. Онъ затворилъ за собою дверь и бросился къ ея ногамъ. Онъ клялся, что любитъ ее, обѣщалъ ей много прекрасныхъ нарядовъ, бриліантовь и денегъ, если только она согласна любить его. Онъ схватилъ ее за руки и держалъ ихъ такъ крѣпко, что, несмотря на всѣ усилія, Фанни не могла вырваться. Тутъ увидала она, что находится во власти этого человѣка, и поняла, что ея крики о помощи не найдутъ въ домѣ другого отголоска, кромѣ скотскаго смѣха и грубыхъ шутокъ. Но въ этой крайности она вдругъ почувствовала въ себѣ мужество и рѣшимость, какихъ и не подозрѣвала въ себѣ до того времени. Она припомнила, что, входя въ комнату, оставила ключъ съ наружной стороны двери, и мигомъ придумала планъ. Въ ту минуту, когда она почувствовала, что молодой человѣкъ нѣсколько слабѣе держитъ ея руки, она вырвалась съ отчаяннымъ усиліемъ, однимъ прыжкомъ выскочила изъ комнаты, заперла за собою дверь, повернула ключъ и въ слѣдующую минуту была уже на улицѣ.

Это случилось въ февралѣ. Безпрерывно лилъ холодный дождь съ снѣгомъ пополамъ. Газъ въ фонаряхъ горѣлъ краснымъ свѣтомъ сквозь туманъ и мглу. Отъ непрерывнаго ряда съ шумомъ мчавшихся экипажей летѣла грязь на тротуаръ, гдѣ зонтики многочисленныхъ пѣшеходовъ изображали подвижную крышу. Фанни не чувствовала ни холоднаго дождя, насквозь промочившаго ея тонкую одежду, ни толчковъ, которыми осыпали ее со всѣхъ сторонъ. Она спѣшила такъ скоро, какъ могли подвигаться ея ноги, все впередъ, по направленію къ рѣкѣ, какъ она дагадывалась. Ей хотѣлось убѣжища, гдѣ она нашла бы спасеніе отъ позора и безчестья, но она не знала другого, кромѣ рѣки.

Задыхаясь отъ быстрой ходьбы, она попала невзначай въ улицу, гдѣ находились великолѣпнѣйшіе дома и гдѣ, относительно говоря, не было такого многолюдства, какъ на прежнихъ улицахъ. Предъ однимъ изъ этихъ дворцовъ блисталъ яркій свѣтъ газоваго освѣщенія изъ дверей настежь отвореннаго подъѣзда. Щегольскіе экипажи быстро подъѣзжали, оттуда выходили кавалеры въ черныхъ фракахъ и дамы въ бѣлыхъ платьяхъ съ цвѣтами на головѣ, съ цвѣтами въ рукахъ, и спѣшили, прикрываемыя зонтиками ливрейныхъ лакеевъ, какъ можно скорѣе въ сѣни. Фанни все это видѣла точно во снѣ, она откачнулась отъ ослѣпительнаго свѣта, нарядныхъ кавалеровъ и дамъ и перешла на другую сторону улицы, гдѣ было темнѣе. Лишь только она завернула за уголъ, какъ столкнулась съ господиномъ, торопливо шедшимъ на встрѣчу. Свѣтъ отъ фонаря ярко освѣтилъ и его, и ее. Господинъ пробормоталъ извиненіе. Не обращая ни на что вниманія, она торопливо шла по безлюдному почти переулку, куда теперь только повернула; вдругъ послышались скорые шаги позади. Еще минута, и господинъ, только что ею встрѣченный, очутился рядомъ съ нею.

— Милое дитя, сказалъ онъ: — теперь не такая ночь, чтобъ можно было долго оставаться безъ шляпы и салопа. Позвольте мнѣ проводить васъ до дома подъ моимъ зонтикомъ.

— У меня нѣтъ дома, сказала Фанни.

— Куда же вы идете?

— Сама не знаю.

— Развѣ у васъ нѣтъ родителей, родныхъ, друзей?

— Нѣтъ никого, никого!

— Бѣдное дитя! прошепталъ онъ, и нѣсколько шаговъ молча шелъ рядомъ съ нею; вдругъ подойдя къ фонарю, онъ остановился, подалъ зонтикъ Фанни и, отойдя, отъ нея на нѣсколько шаговъ, такъ чтобы свѣтъ фонаря прямо падалъ на его лицо, сказалъ:

— Мисъ, посмотрите на меня внимательно.

Фанни повиновалась ему.

Предъ нею стоялъ господинъ благородной наружности, съ спокойно-серіознымъ лицомъ. Въ его глазахъ, обращенныхъ на нее, выражалась печаль.

— Можете ли вы настолько повѣрить мнѣ, чтобы мнѣ довѣриться?

— Да, отвѣчала Фанни послѣ минутнаго молчанія.

Не спрашивая ея позволенія, онъ взялъ ее подъ руку и повелъ изъ переулка опять въ широкую улицу. Фанни слѣдовала за нимъ, дрожа отъ волненія и холода, отъ котораго почти вся окоченѣла.

— Надо намъ скорѣе укрыться отъ дождя въ сухое мѣсто, а иначе вы до смерти простудитесь.

Онъ крикнулъ извощичью карету, мимо проѣзжавшую, и отворилъ дверцы.

— Прошу садиться, мисъ, сказалъ онъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! прошептала Фанни, отступая назадъ.

Она вся дрожала какъ въ лихорадкѣ и на ногахъ едва держалась.

— Умоляю, васъ всѣмъ святымъ, послѣдуйте за мною, сказалъ этотъ господинъ, и съ тихимъ насиліемъ схватилъ Фанни на руки, посадилъ ее въ карету и, закричавъ нѣсколько словъ кучеру, самъ сѣлъ въ карету рядомъ съ нею.

Карета покатилась. Господинъ снялъ съ себя шубу и закуталъ Фанни; она почти не сопротивлялась, потому что силы ея были надломлены. Она неподвижно выносила, когда онъ своимъ платкомъ вытиралъ ея мокрые полосы и положилъ ея голову себѣ на плечо. Онъ не разговаривалъ съ нею, но только разъ спросилъ:

— Лучше ли вамъ теперь?

— Благодарю, лучше, отвѣчала Фанни, но въ дѣйствительности была совсѣмъ больна. Въ ея вискахъ стучала мучительная боль; отъ озноба тряслось все ея тѣло и зубы стучали.

Долго они ѣхали. Наконецъ карета остановилась. Господинъ помогъ Фанни приподняться и выйти изъ кареты, отворилъ желѣзную калитку и, замѣтивъ, что она не держалась на ногахъ, понесъ ее на рукахъ отъ калитки до подъѣзда. Тутъ онъ позвонилъ. Дверь тотчасъ была отворена. Старуха вышла съ свѣчою въ рукахъ, но отъ удивленія при видѣ неожиданной картины чуть было не выронила свѣчу.

Вотъ это было все, что видѣла Фанни.

Потомъ она припоминала, что старушка привела ее въ комнату нижняго этажа и уложила въ постель, и что когда она лежала въ постели, старушка наклонилась къ ней и ласково успокоивала ее, а у самой слезы лились потоками по морщинистымъ щекамъ.

Затѣмъ послѣдовалъ тяжелый, мучительный сонъ, въ которомъ постоянно преслѣдовали ее отвратительная хозяйка съ дочерьми, а она, чтобъ убѣжать отъ нихъ, то бросалась въ пропасть, которая разверзалась подъ ея ногами, то въ рѣку, волны которой поглощали ее, или бѣжала по крутой лѣстницѣ, которая становилась все уже, уже, и вдругъ приводила ее къ дивному ландшафту, залитому сіяніемъ и солнечнымъ свѣтомъ, а подъ нимъ высоко она носилась по воздуху, и все носилась, носилась, пока вдругъ опять попадала изъ свѣтлой высоты въ тѣсный, мрачный домъ ужасной хозяйки, и снова начиналось то-же преслѣдованіе.

Въ промежуткахъ этого бреда она нѣсколько разъ видѣла ласковое лицо старушки, и постепенно являлось оно ей чаще и явственнѣе; но вотъ пришелъ день, когда она очнулась какъ-бы послѣ продолжительнаго, успокоительнаго сна, и хотя чувствовала невыразимую слабость, однако могла осмотрѣться вокругъ себя съ полнымъ сознаніемъ.

Не велика была комната, гдѣ она находилась, но такая свѣтлая, веселая и меблированная великолѣпно — такъ по-крайней-мѣрѣ показалось Фанни, выросшей въ крайней бѣдности. Постель, на которой она лежала, была покрыта самымъ тонкимъ бѣльемъ. Тогда она посмотрѣла на свои руки и удивилась, отчего онѣ стали такъ худы и блѣдны. Тутъ она стала припоминать о послѣднемъ ужасномъ вечерѣ, о господинѣ, съ которымъ ѣхала въ каретѣ, о старушкѣ укладывавшей ее въ постель.

Вдругъ изъ смежной комнаты съ отворенною дверью вышла старушка съ господиномъ, лицо котораго Фанни тоже видала много разъ какъ-будто во снѣ. Это былъ небольшого роста господинъ пожилыхъ лѣтъ, съ строгимъ и умнымъ лицомъ. Онъ сѣлъ у ея постели, взялъ ее за руки и спросилъ, какъ она себя чувствуетъ. Затѣмъ онъ обратилася къ старушкѣ и сказалъ: