Она стояла у окна и с грустью думала о предстоящем Рождестве. Этот день будет наполнен праздничным духом и радостными поздравлениями, а ее сердце отчего-то не находит нужных слов даже для самой себя. Ее ноги устали, и она решила присесть на стул. В таком положении она видела лишь верхушки деревьев и еще господствующую на ночном небе луну. Где-то в глубине души, там, где обычно память хранит первые весенние лучи и детский смех, таилось новое волнение, имя которому подобрать ей было не под силу.… Она уснула, но сон был слабым, и уже к утру ее голова налилась свинцовой тяжестью.

Она проснулась от стука в дверь.

— Доброе утро, — голос из-за двери принадлежал Эмме.

Она беззвучно пересекла комнату и отворила засов.

— Надеюсь, я вас не разбудила?

— Доброе утро, Эмма, – она впустила девушку в комнату. – Нет, я рада, что вы пришли.

— С Рождеством вас, — Эмма вся сияла, как и подобает юным созданиям в такой праздничный день.

— И вас с Рождеством, – она все еще пыталась привести себя в порядок.

— Я нарочно встала пораньше, чтобы мы могли проведать Вилли. Он вчера спрашивал о вас, и, я думаю, ему будет приятно, если мы первыми поздравим его.

— Вы правы, – она и сама об этом думала ночью.

— Тогда нам стоит поспешить. Миссис Глендовер собирает всю прислугу в гостиной ровно в восемь.

Они поднялись по лестнице и стали у двери в комнату Вилли. На стук никто не ответил, и Эмма заглянула в комнату.

— Никого нет, идемте.

Эмма вошла первой, а она следом за ней. Закрыв за собой дверь, обе направились к кровати мальчика. Вилли еще спал. Его взъерошенные волосы разметались на белой подушке, а перевязанная рука лежала поверх шерстяного покрывала. Она коснулась лба мальчика — жара не было, и его сон был еще крепким.

— Похоже, он заснул только под утро, – она повернулась к Эмме, — нам лучше зайти после завтрака.

По случаю праздника миссис Глендовер выбрала темно-вишневый чепец и выглядела теперь весьма почтенно во главе обеденного стола. Все гости лорда Элтби отправились в церковь пешком, и пока их ожидали к завтраку, миссис Глендовер не преминула еще раз напомнить о распорядке дня. В заключение своей речи она поздравила своих подопечных с праздником и пожелала всем благополучия в следующем году. И уже спустя минуту комната наполнилась дружескими рукопожатиями и пожеланиями долгих лет.

— А вот и вы, дорогие мои, — миссис Глендовер скоро оказалась возле них, — леди Увелтон привезла пожертвования для деревенских детишек, и ей понадобится наша помощь. А пока гости не вернулись, мы все вместе отправимся пить чай…

Среди всего прочего на столе были книги, журналы и замшевый тубус с картами. Теплые вещи и вязаные носки, уложенные горой на полу, напоминали ей о сельской жизни и безмятежных днях своего детства. А вот куклы в атласных платьях и красочные животные были в диковинку. Они больше привлекли внимание Эммы.

И пока Эмма раскладывала игрушки перед собой, она увлеклась повестями с множеством незатейливых картинок для самых маленьких. Так она ожидала прихода леди Увелтон. Завтрак длился уже больше часа, отчего ожидание становилось все более тревожным. Но вот дверь в гостиную открылась, и на пороге появилась молодая особа в лиловом платье, воздушная ткань которого заполнила весь проем, а голос, последовавший за ней, без сомнений, принадлежал миссис Глендовер.

— Как видите, леди Увелтон, все готово. Мои девочки с радостью помогут упаковать одежду и игрушки.

Она увидела девушку с тонкими чертами лица, большими серыми глазами и безупречной осанкой. Но удивительным было другое: ни выражение этого лица, ни манера держать себя не выдавали в ней, как часто любила говорить миссис Глендовер, панического страха. Ничего, кроме умиротворения и, быть может, едва уловимой печали в глазах. Она, как никто другой, могла распознать в человеке скрытое беспокойство и была твердо убеждена, что волнение трудно прятать за маской безразличия.

С чем она и могла согласиться, так это с особым цветом лица леди Увелтон. Прозрачная кожа была столь бледна, сколь и нежна. Пред ней представилось необычайное сочетание бледных скул и алых губ. Она посчитала это красивым, равно как и саму леди Увелтон, смотревшую прямо, открыто, и без тени смущения.

Прислуга занялась упаковкой книг, игрушек и теплых вещей в плотную бумагу. Присоединившись к общему делу, она продолжила незаметно для остальных изучать леди Увелтон, но та лишь однажды заговорила с миссис Глендовер. Она услышала приятный, мелодичный голос, который хозяйка сумела наделить особой интонацией. Ей все нравилось в этой девушке. Именно такими ей казались лучшие представители высшего света, обладающие ясным взглядом и безукоризненными манерами. И при всем этом лорд Элтби выказывал явное и неприкрытое пренебрежение к скорому браку с леди Увелтон. Она не могла найти ни одного изъяна в мягких чертах лица и тонком стане молодой женщины, окутанном в такие не присущие для зимы цвета и ткани. Подобной возвышенной красотой нельзя было не восхищаться, но привычная требовательность лорда Элтби оказалась выше всей этой юношеской прелести и очарования.

Дверь в гостиную вновь широко распахнулась. На этот раз к ним присоединились две почтенные дамы, в которых она без труда узнала леди Увелтон и леди Келтинг. И если вчера вечером ей не удалось угадать кто из них кто, сегодня утром мать леди Увелтон выдала себя сама.

— Элизабет, дитя мое, тебе не обязательно в этом участвовать, – женщина была так же хороша, как и ее дочь, с той лишь разницей, что ее волосы уже слегка посеребрила седина, а в уголках таких же больших серых глаз собралось множество мелких морщин. Но все это было ей даже к лицу — куда больше, чем неодобрение в адрес благотворительного занятия дочери.

Мать так и не дождалась ответа от дочери. Молодая леди Увелтон снисходительно покачала головой и вернулась к разодетым игрушкам. Похоже, девушка обладала нехарактерной для такого юного возраста выдержкой. Она еще раз уверила себя в том, что леди Увелтон заслуживает искреннего и неподдельного интереса к своей персоне.

— Миссис Глендовер, — леди Келтинг тем временем уже располагалась на диване, — мы слышали, что в доме превосходная семейная галерея?

— О, да… — миссис Глендовер оживилась и принялась охотно отвечать. – На втором этаже в мраморном зале, и я с радостью возьмусь ее вам показать …

— Благодарю вас, но нам бы хотелось получить в провожатые лорда Элтби, — леди Келтинг загадочно улыбнулась и вернулась к изучению оставшихся на столе книг.

И, как по заказу этой великосветской дамы, в гостиную, где каждый из присутствующих уже успел подыскать занятие по вкусу, вошел сам лорд Элтби. Он был как и прежде одет в черный костюм. Этот цвет неделимо преобладал во всей его одежде. Исключением в праздничный день стало то, что костюм был сшит из бархата, отчасти придававшего некоторую мягкость резким чертам его лица. А главное, лорду Элтби удалось сохранить за собой неподдающуюся никаким объяснениям способность выглядеть столь безупречно, чтоб ни у кого не возникло и доли сомнения относительно его исключительного вкуса.

— Дамы, — лорд Элтби обратился к леди Келтинг и леди Увелтон, после чего развернулся к столу, — леди Увелтон.

Молодая особа в это время передавала Эмме очередную порцию книг. Он едва заметно кивнул в сторону миссис Глендовер и направился к столу. Не могло быть и речи о том, чтобы он снизошел до обращения к ней или к Эмме, и это устраивало ее как нельзя лучше. Она, скорее, опасалась неуместного внимания хозяина, нежели смогла бы принять его за честь. Лорд Элтби стоял спиною к ней, равно, как и молодая леди Увелтон, едва достававшая до плеча мужчины в черном. Впрочем, высокий рост лорда Элтби выделялся даже среди остальных мужчин. Теперь она видела в них будущую супружескую пару, скорый союз которой сможет объединить два древних рода, их имущество, земли и, надо полагать, два таких несхожих между собой характера. И что-то ей подсказывало, что исключительный нрав леди Увелтон и ее темперамент способны усмирить неугомонных демонов лорда Элтби.

— Лорд Элтби, вы не могли выбрать более удачное место, — тишину комнаты нарушил глубокий голос пожилой леди Увелтон, — Элизабет, дорогая, ты только посмотри, вы стоите под омелой…


Глава 20

Воздух гостиной казался накаленным. Довольно безобидное высказывание леди Увелтон сиюминутно прервало ход непринужденной беседы. Она увидела, как руки молодой леди Увелтон безжизненно опустились — их больше не занимал большой сверток, из которого все еще виднелись бледно-розовые уши зайца. Она силилась угадать выражение лица лорда Элтби, но тот упорно не желал поворачиваться в сторону дивана, где по-прежнему сидела мать леди Увелтон. Мгновенно ей передалось и всеобщее напряжение. Леди Келтинг отложила книгу, а миссис Глендовер, боясь нарушить тишину в гостиной, продолжала стоять на месте. Из-за стола выглядывали непослушные завитки и синий чепец Эммы, которая, как и она, оставила свой сверток в покое. Все ожидали, что кто-то решится прервать затянувшееся молчание. И в глазах каждого читалась надежда на то, что первым заговорит лорд Элтби.

— Миссис Глендовер потрудилась на славу, не так ли? – лорд Элтби отошел в сторону окна. – В гостиной омелы достаточно, чтобы заключить еще не один сердечный союз. Прошу простить меня.

С этими словами он направился к двери, и уже спустя доли секунды растворился в безлюдном коридоре. Миссис Глендовер тоже покинула гостей, сославшись на скорые приготовления к рождественскому ужину. Вскоре последовала ее примеру и удалилась молодая леди Увелтон, успев перед тем закончить с подарками для местных детишек. И по тому, как скоро дом наполнился музыкой, и зазвучала пятая симфония Бетховена, было не трудно угадать перемену в настроении девушки. Слышать знакомую мелодию ей было непросто, она возвращала едва утихшие в ее сердце воспоминания, но вместе с тем, «тема судьбы» была ей так дорога и близка с детства, что она отдалась на милость случая и безучастно неслась в благозвучном порыве. Так же хорошо играла и ее мать, почитавшая музыку превыше всего, превознося ее на самый высокий пьедестал своего существования.