Нить лазурного шелка, которой удалость заплести пространство вокруг нее, оборвалась и упала к ее ногам, закрутилась незамысловатой змейкой, казавшейся ныне безжизненным и непригодным клубком. Дубовая дверь с шумом захлопнулась, а она все еще видела лицо лорда Элтби, и слышала неприкрытую насмешку в его голосе, который так отчетливо звенел в пустой столовой. Ее взгляд пытался отыскать выход из комнаты.

— Это ничего, — девушка коснулась ее руки, — такое иногда бывает с лордом Элтби, это ничего…


Глава 14

Ее разбудила музыка. Она еще окончательно не проснулась, когда утреннюю тишину дома наполнили чарующие звуки тысячи колокольчиков и арф. Только феи и эльфы, сродни магическим существам, могли так играть, перебирать по золотым струнам, касаясь босыми ступнями влажного мха и папоротника, нестись по неизведанным просторам английских лесов, даря эту музыку случайным свидетелям своих чар. Она нехотя покидала ночное царство сна, утопая в весенних запахах лесной зелени, возвращалась в холодное декабрьское утро. Даже открыв глаза и ясно отличая утренний свет от окна, она продолжала наслаждаться мелодией, которая на самом деле была не более чем человеческой игрой на фортепиано, искусной и захватывающей, однако обретшей вполне реальное звучание. По-видимому, мистер Скотт, как и все в доме, готовился к приезду гостей. Он оставался в поместье лорда Элтби на рождественские праздники, и не исключено, что мог задержаться в качестве почетного гостя и друга будущего семейства до самой свадьбы хозяина с леди Увелтон.

Она села и потянулась на кровати. Сегодня вся прислуга под чутким руководством миссис Глендовер должна будет создать ту ни с чем несравнимую атмосферу праздника, которая обычно так усиливает ощущение приближающегося Рождества. Умывшись, она облачилась в свое серое платье, привела в порядок сбившиеся за время сна волосы и невольно вспомнила о вчерашнем дне. Ей и теперь не удавалось забыть недавний ужин лорда Элтби. Она гнала прочь его прощальные слова, но они возвращались и искали новые пути подступа к ней. Она нуждалась в объяснениях, решиться на которые было невообразимо и даже немыслимо. Что ж, пусть все идет своим чередом — время должно расставить все по своим местам…. Она научилась принимать жизнь таковой, как она была, так пусть же и это неумолимое течение найдет нужную проталину и проложит свой путь.

Она редко вспоминала о городе. Предприимчивые обыватели тоже ошибаются, не всем претила жизнь среди чистых полей и немноголюдных деревенских окраин — были и такие, коим молчание рощ казалось лучшею из музык. Она подошла к столу и взяла конверт, адресованный доктору Литхеру. Ею руководило уже принятое решение отправить письмо, поставив тем самым точку в старой и давно сыгранной пьесе. Сегодня она не будет вспоминать о былом, равно, как и не думать о будущем. В ее распоряжении новый и уже наступивший день.

Во время завтрака все только то и делали, что бурно обсуждали предстоящую работу и необходимые приготовления. Еще до утреннего чаепития она успела переговорить с миссис Глендовер о своем деле, и та охотно взялась ей помочь. Выяснилось, что именно сегодня она планировала отправить письмо лорда Элтби своему отцу. Миссис Глендовер дала понять, что хозяин не доверяет личную переписку управляющему поместья. Впрочем, ей и без того казалось, что для этого человека понятие «доверие» вычеркнуто из словарного обихода за непригодностью. Стоило вспомнить вчерашнее беглое знакомство с мистером Делпортом, чтобы всецело согласиться с предусмотрительным заключением лорда Элтби. Все уже давно закончили с чаем и булочками. При этом прислуга не торопилась расходиться, рассказы миссис Ларсон уже завладели всеобщим женским вниманием на кухне.

— В прошлом году в лондонской резиденции графа и графини Лечестер, где мне довелось работать, была установлена ель. По их словам, такая же ель была устроена и при дворе королевы Виктории и принца Альберта. Графиня искренне гордилась тем, что они не уступают новым веяниям моды. Право, этот новый обычай всем пришелся по душе.

— Боюсь, что ели лорд Элтби уже не перенесет, — миссис Глендовер встала из-за стола, а это могло означать только одно – завтрак окончен, и пора приниматься за дело. — Омелы и плюща будет более чем достаточно.

Томас и Вилли (она узнала имя мальчика, который никак не мог привыкнуть к угрозам миссис Глендовер и ее строгому обращению с ним) несли корзины, полные омелы. Вечнозеленое растение было аккуратно уложено, и лишь белые ягоды выглядывали из плетеных корзин. На шее у Вилли красовалось несколько длинных лиан плюща. Живое украшение даже больше подходило ребенку, чем выглаженный и накрахмаленный воротник. Лицо мальчика светилось радостью — в эту минуту он был целиком поглощен происходящим действом и не пытался улизнуть от миссис Глендовер.

— А где же остролист? — Эмма помогла Вилли с его корзиной, поставив ту на стол. После девушка принялась раскладывать шарообразные кустики, предварительно осматривая ягоды и веточки омелы. – Миссис Глендовер, вы же понимаете о чем я? – Эмма залилась краской и обвила свою шею плющом.

— Эмма, полно шутить, – миссис Глендовер важно прошествовала к окну и выглянула во двор.

В комнате в этот час кроме нее и миссис Глендовер оставались только Эмма и еще одна горничная — девушка была ничуть не моложе Эммы, однако ее серые глаза еще светились отроческой наивностью и искренней непосредственностью. Может, именно за это все звали ее детским прозвищем – Кити. Томас отправился со второй корзиной в библиотеку, а Вилли, едва услышав вопрос Эммы, выбежал из гостиной.

— Лидия, а вы слышали об этом обычае? – пока миссис Глендовер что-то рассматривала в окне, Эмма потрудилась обойти стол и приблизиться к ней.

— Боюсь, что нет, – она нарезала нитки равными частями, пропуская их через омелу, и подавала стоявшей на табурете Кити, а та подвязывала их над дверью гостиной.

— Народная примета гласит, — Эмма выдержала паузу, и продолжила уже тише, – от того, какое растение – плющ или остролист — будет первым внесено в дом, зависит, кто станет в нем главенствовать весь следующий год. И, так как первым принесли плющ, право остается за женой.

Эмма победоносно закончила свою речь и поспешила вернуться к еще полной корзине омелы. Ей оставалось обвить очередной зеленый куст нитью и протянуть Кити. Стоит ли верить в традиции средневековья? Да и если все окажется именно так, как некогда предсказала Эмма, для нее ровным счетом ничего не изменится — кроме, несомненно, того, что в доме будет новая хозяйка, которая поспешит урезать права миссис Глендовер и самостоятельно заняться хозяйством. Можно было предположить, что лорд Элтби с молодой женой возвратится в Лондон, но тогда жизнь в загородном доме приобретет определенную монотонность и однообразие, и уже не будет внезапных всплесков настроения хозяина, скрытых издевок в адрес прислуги, не будет ни гостей, ни праздничных приготовлений, ничего, кроме покоя…

Они украсили гостиную. Над камином выделялся больших размеров венок из остролиста, который Вилли успел сплести еще в прихожей дома, омела украсила высокие потолки комнаты, а искусно оплетенные плющом подоконники, вазы и подсвечники смотрелись утонченно. Миссис Глендовер осталась довольна результатом, и вся процессия направилась в библиотеку.

Ей всего несколько раз удалось заглянуть в святую святых. Миссис Глендовер позволила разжечь огонь в камине, и вскоре комната наполнилась светом. Ее взгляд скользил по разнообразию кожаных корешков книг, которые годами покоились в открытых резных шкафах из красного дерева. Она уже неоднократно порывалась просить о возможности читать книги из библиотеки лорда Элтби, но каждый раз ее что-то останавливало, что-то глубоко в ней протестовало против такого желания, удерживало от разговора с миссис Глендовер.

— Это кресло, пожалуй, тоже нужно украсить, — Эмма пробралась сквозь тесный проход стеллажей, и приблизилась к креслу-качалке. — Черное дерево смотрится весьма уныло и вовсе непразднично.

— Эмма, вас сегодня так и тянет получить порцию нравоучений от лорда Элтби, — миссис Глендовер говорила спокойным и размеренным голосом. Эта женщина не сердилась, черты ее лица были мягкими, и по всему было видно, что она сохранит в тайне все необдуманно высказанное своими подопечными. — Личные вещи останутся нетронутыми – это было неизменным условием лорда Элтби.

Библиотека «пострадала» не многим меньше гостиной. Приняв новое обличие со всей полагающейся ей праздностью, комната смиренно опустела до следующих визитов и встреч. Продолжив начатое украшение дома, миссис Глендовер в окружении девушек и Томаса проследовала в спальню лорда Элтби, затем в покои гостей, в столовую и игровую, не забыла заглянуть в музыкальную комнату и даже на кухню, после чего все направились в левое крыло особняка. Шествуя длинными коридорами, они с Эммой наряжали настенные подсвечники и зеркала омелой. Томаса то и дело посылали за новой порцией омелы и плюща. Вилли успел проглотить несколько выпеченных миссис Ларсон пирожков с капустой, и уже носился по дому с полной охапкой венков темно-зеленого остролиста, сбивая при этом всех встречных с ног.

Работа продвигалась быстро — в картинной галерее, в левом крыле дома трудились с особым усердием. Просторный зал являлся великолепным обрамлением полотен, где на больших портретах были изображены могущественные предки лорда Элтби. Все величие рода, вся сакраментальность единого момента жизни каждого из них оставила свой неповторимый след в этой галерее. Она впервые очутилась в месте, где эпохи сменяли друг друга с той же легкостью, с которой день сменяет ночь. На нее смотрели десятки глаз — немой диалог увековечил их в стенах цвета горных пород, серых оттенков, блеклых тонов и полутонов. Были ли пределы у этих вершин, у неизменных подножий и бескрайних равнин? Она всматривалась в чужие лица, пытаясь отыскать ключ к разгадке наследия лорда Элтби. Казалось очевидным, что несокрушимая сила крепла из поколения в поколение. Нельзя произвести на свет Божий создание во сто крат превосходившее своих родителей в силе ума, твердости духа, или рослости тела, если только то не было гением во плоти. Нет. Здесь не могло быть случайных характеров, и всему было свое объяснение. Пусть значимость их была в прошлом, но могущество оставалось столь притягательным, что даже приняв немой картинный облик они по-прежнему заявляли о себе…