– Да, но не теперь, когда онъ избранъ лейбъ-медикомъ и принятъ ко двору, – замѣтила президентша.

– Такъ неужели-же я долженъ изъ за этого измѣнять свои принципы и взгляды? – сказалъ докторъ, стараясь сохранить внутреннее спокойствіе, между тѣмъ какъ голосъ его дрожалъ отъ сильной внутренней борьбы.

– Боже мой! Развѣ вы все еще будете держать сторону этихъ дерзкихъ демократовъ? – спросила президентша, краснѣя отъ негодованія и страха.

– Я уже нѣсколько разъ говорилъ, что не принадлежу ни къ одной изъ партій. Я стараюсь смотрѣть на все яснымъ, безпристрастнымъ взглядомъ, что необходимо, если хочешь дѣйствовать для истиннаго блага людей.

Между тѣмъ совѣтникъ торопливо распаковывалъ ящикъ. Ему былъ непріятенъ этотъ разговоръ, нарушавшій миръ его души, и потому онъ всѣми силами старался его прекратить.

Онъ развернулъ золотистый кусокъ атласа, цвѣта маиса, и свѣтло-лиловый шелковый бархатъ.

– Вотъ два туалета для твоего перваго дебюта, дорогая Флора, когда ты будешь профессоршею, – сказалъ онъ, подходя къ невѣстѣ.

Совѣтвикъ достигъ, чего хотѣлъ: глаза всѣхъ присутствующихъ моментально обратились въ сторону, гдѣ лежали дорогіе подарки; а когда изъ ящика вынуты были роскошные вѣера и картонки съ парижскими перьями и цвѣтами, то и раздражительная Генріетта забыла свое негодованіе и съ веселою улыбкою подошла къ столу.

– Другія дамы тоже не должны уйти отъ сюда съ пустыми руками, – продолжалъ Морицъ, – тѣмъ болѣе, что я не скоро опять поѣду путешествовать.

Президентша съ граціознаю улыбкою приняла дорогую кружевную шаль, Генріетта получила цѣлый кусокъ бѣлаго шелку на платье, а въ Кетину руку совѣтникъ почти насильно вложилъ довольно большой футляръ.

Замѣтивъ странный многозначительный взглядъ, обращенный на нея Морицемъ, молодая дѣвушка почувствовала цѣлую бурю непріятныхъ ощущеній.

Боже мой, что скажутъ теперь окружающіе; имѣлъ-ли онъ право глядѣть на нея такими страстными глазами? нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ!

Она хотѣла тутъ-же, при всѣхъ, обнаружить къ нему свое отвращеніе и отъ сильной внутренней борьбы лицо ея покрылось смертельною блѣдностью.

– Неужели-же для тебя такая новость получать подарки? – спросила Флора съ колкостью. – Что-же далъ тебѣ Морицъ? Рано или поздно намъ все таки придется узнать эту тайну; давай сюда!

Она поспѣшно взяла футляръ изъ рукъ растерявшейся сестры и чуть не вскрикнула, отворивъ его. Блѣдно-красный блескъ исходилъ изъ драгоцѣнныхъ камней, нашитыхъ на черный бархатъ въ видѣ ожерелья.

Президентша важно подняла лорнетъ къ глазамъ.

– Отличная работа! Просто художественно! Удивительно, до чего теперь дошло подражаніе: самыя знатныя барыни не тотчасъ бы замѣтили, что это стекло, – сказала президентша, протягавая руку за футляромъ.

– Стекло? – повторилъ совѣтникъ, оскорбившись; – но за кого-же вы меня считаете, дорогая бабушка, есть-ли тутъ хоть одинъ поддѣльный камушекъ? Пора бы вамъ знать, что я никогда не покупаю ничего ненастоящаго.

Президентша прикусила губы.

– Я это знаю, Морицъ, но въ настоящую минуту я не могла повѣрить своимъ глазамъ. Вѣдь, это такіе рѣдкіе рубины, какихъ, можетъ быть, не найдется у самой герцогини.

– Въ такомъ случаѣ я жалѣю герцога, у котораго на это не хватитъ средствъ, – воскликнулъ совѣтникъ съ веселымъ смѣхомъ; – впрочемъ я и не могъ подарить Кети что нибудь, неимѣющее цѣны: не забудьте, что черезъ два года она будетъ обладать такимъ богатствомъ, котораго станетъ на всѣ драгоцѣнные камни въ мірѣ. Фальшивые камни могли бы оскорбить ее, и она вправѣ была-бы съ презрѣніемъ ихъ оттолкнуть отъ себя.

– Этому я охотно вѣрю, – возразила пожилая дама съ холодной ироніей; – вообще Кети любитъ увѣшивать себя дорогими вещами: это доказываютъ ея тяжелыя, шелковыя платья. Но, дитя мое, необходимо во всемъ имѣть извѣстный тактъ, если желаешь принадлежать къ изысканному обществу.

При этомъ президентша съ гордостью посмотрѣла на Кети, молча стоявшую, и положившую руки на спинку кресла, не обращая никакого вниманія на богатое ожерелье.

– Восемнадцать лѣтъ и брилліанты – совсѣмъ не совмѣстимы. Дѣвушкѣ твоихъ лѣтъ можно надѣть простенькій крестикъ, медальонъ на черной бархатной лентѣ, или, по большей мѣрѣ, тоненькую жемчужную или кораловую нитку.

– Но, позволь замѣтить тебѣ, бабушка, что Кети не навсегда-же останется восемнадцатилѣтнею дѣвушкою! – вскричала Флора съ жаромъ, – я это лучше знаю; не такъ-ли, Кети?

Глаза младшей сестры блеснули отъ негодованія и оскорбленной стыдливости; она гордо отвернулась и не сказала ни слова.

– Боже мой, какой величественный видъ у этой малютки! – сказала Флора смѣясь; – однако, при всемъ ея стараніи, ей не удалось скрыть смѣсь злобы и замѣшательства.

– Можно подумать, что я, своею невинною болтовнею, открыла какую нибудь государственную тайну! Развѣ желаніе выйти за мужъ – преступленіе? Не нужно только отрицать публично того, что высказываешь въ минуту откровенности! – Она положила дорогое ожерелье на свои бѣлые пальцы и многозначительно посмотрѣла на совѣтника.

– Правда и то, Морицъ, что такіе рубины можетъ носить только жена милліонера, – сказала она, лукаво улыбаясь.

При этихъ словахъ президентша встала; она поспѣшно взяла со стола письмо и лорнетку, натянула на плечи шаль, собираясь выйти изъ комнаты.

– Хотя ты и никогда не покупаешь ничего поддѣльнаго, дорогой Морицъ, – сказала она съ небрежностью, – но шампанское, поданное сегодня къ обѣду, вѣроятно, не было настоящее и у меня сильно разболѣлась голова. Я пойду отдохнуть на нѣсколько часовъ.

По среди гостинной она еще разъ обернулась.

– Когда я встану, то попрошу тебя придти ко мнѣ, я хочу посовѣтоваться съ тобою, – продолжала пожилая дама, протягивая ему письмо. – Прочитай! по всей вѣроятности ты согласишься со мною, что баронессу нельзя оскорблять вторичнымъ отказомъ. Послѣдній разъ я подчинилась твоему желанію, что-бъ избѣжать какихъ нибудь непріятныхъ сценъ, но теперь я не въ силахъ больше уступить. Люди, подобные мнѣ, не могутъ же позволить вертѣть собою какъ маріонетками; не достаетъ только того, что-бъ вы пренебрегали мною, какъ лишнимъ бременемъ. Замѣть это, Морицъ.

Затѣмъ, кивнувъ головою совѣтнику, она вышла, бросивъ строгій взглядъ на всѣхъ окружающихъ.

XIX.

– Ну, Морицъ, не легко тебѣ будетъ съ нею справиться, – замѣтила Флора, указывая на дверь, за которой скрылась президентша. – Бабушка раздражена и сильно не въ духѣ.

Совѣтникъ громко засмѣялся.

– Я вполнѣ увѣрена, что бабушка ни за что на свѣтѣ не согласится кому бы то ни было уступить власть, изъ давна предоставленную ей тобою! – продолжала Флора. – Я часто остерегала тебя, теперь справляйся, какъ знаешь.

Потомъ, посмотрѣвъ на Брука, она заботливо взяла его за руку.

– Скажи мнѣ, ради Бога, что съ тобою, Лео? Ты борешься съ внутреннею болью, которую стараешься скрыть отъ меня! Но любящую женщину трудно обмануть. Я вижу на твоемъ лицѣ линіи, сильно меня безпокоющія. Ты слишкомъ напрягаешь свои силы. Съ завтрашняго дня я беру на себя смѣлость отправить въ твою городскую квартиру одного изъ нашихъ лакеевъ и велю ему отказывать всѣмъ тѣмъ навязчивымъ посѣтителямъ, которые мѣсяцъ тому назадъ бросали въ тебя каменьями, а теперь портятъ тебѣ здоровье своею неотступностью.

Генріетта съ удивленіемъ посмотрѣла на сестру, а совѣтникъ въ сильномъ замѣшательствѣ нѣсколько разъ провелъ рукою по своимъ волосамъ.

На неподвижнымъ лицѣ доктора скользнуло горькое и презрительное выраженіе.

– Этого ты, конечно, не сдѣлаешь, Флора, – сказалъ онъ строго и холодно. – Я положительно запрещаю всякое постороннее вмѣшательство въ мою практику. Кстати, Морицъ, мнѣ нужно поговорить съ тобою объ одномъ опасно больномъ, – обратился онъ къ совѣтнику. – Не можемъ ли мы на нѣсколько минутъ удалиться въ кабинетъ для краткой бесѣды на единѣ?

– Объ опасно-больномъ? – повторилъ совѣтникъ въ раздумьѣ, нахмуривъ брови. – Ахъ, да, теперь я припоминаю; это тотъ купецъ Ленцъ. Безрасуднѣйшій человѣкъ, спустившій весь свой капиталъ безумными спекуляціями и желающій теперь поправить свои дѣлишки по средствомъ моихъ денегъ! Благодарю покорно!

– Ты все это можешь сказать мнѣ въ твоей комнатѣ, – замѣтилъ докторъ. – Только намъ съ тобой этотъ насчастный повѣрилъ свое безвыходное положеніе, даже жена его ничего еще не знаетъ.

– Пойдемъ, пожалуй; посмотрю въ чемъ заключается твое посредничество, только не надѣйся, что-бъ я протянулъ ему руку помощи. Откровенно говоря, онъ окончательно провалился и никогда не поднимется на ноги.

Морицъ пожалъ плечами. Сердце его стало нечувствительнымъ, счастіе и деньги испортили этого добраго человѣка; теперь онъ былъ даже неспособенъ понимать тяжкія заботы и несчастія другихъ.

– Правду сказать, тебѣ менѣе, чѣмъ кому либо другому не стоило-бы брать его сторону; помнишь, онъ тоже не разъ поднималъ камень, что-бы бросить въ тебя.

– Такъ неужели же я долженъ брать съ него примѣръ? – сказалъ Брукъ серьезно, переступая порогъ сосѣдней комнаты.

Этотъ честный, правдивый человѣкъ, казался теперь величественнымъ въ сравненіи съ раскраснѣвшимся капиталистомъ.

Сестры остались однѣ. Флора, подойдя къ двери, громко позвала свою горничную, для того, что-бы она убрала подарки совѣтника, а Кети торопливо взяла съ стола свой зонтикъ.

– Ты уходишь, Кети? – спросила Генріетта, сново развалившись въ мягкой качалкѣ.

– Да, сегодня у тетушки назначенъ рукодѣльный часъ; я немного запоздала и должна поторопиться, – спокойно отвѣтила Кети, но вдругъ замолкла. Флора такъ сильно бросила картонку съ цвѣтами въ ящикъ, который горничная держала передъ нею, что цѣлый дождь бѣлыхъ лепестковъ разсыпался по дорогимъ матеріямъ.