Слова его были прерваны приходомъ слуги, доложившаго, что гости ожидаютъ совѣтника въ залѣ. Морицъ поспѣшилъ взять со стола свою шляпу и желалъ пригласить съ собою Кети, но она ловко вывернулась изъ подъ его руки и проскочила въ корридоръ. Вообще ее очень удивляла перемѣна въ обращеніи съ нею совѣтника, – она еще живо помнила его смущеніе и холодный пріемъ, съ которымъ онъ ее встрѣтилъ, а теперь онъ просто конфузилъ молодую дѣвушку своею внимательностью и чрезмѣрными ласками.

XV.

Между тѣмъ въ домѣ доктора тоже произошло нѣкоторое перемѣщеніе; комната, гдѣ лежала Генріэтта, приняла тотъ-же видъ, который имѣла вчера утромъ. Богатая мебель, принесенная изъ виллы была выставлена въ сѣни, гдѣ она стояла рядами; китайскія ширмы, фарфоровый умывальникъ и дорогія вазы тоже украшали темный входъ. Генріэтта велѣла поставить въ комнату прежнюю простенькую мебель, съ большимъ акваріумомъ на одномъ столѣ и своей клѣткой на другомъ. Веселенькія птички то и дѣло вылетали изъ клѣтки, кружились надъ постелью больной, качались на вѣткахъ большихъ олеандръ и снова прилетали въ свой золоченный домикъ. Горничная президентши была отослана въ виллу и у кровати больной заняла мѣсто добрая тетушка Діаконусъ; она все еще была въ коричневомъ шелковомъ платье, поверхъ котораго былъ повязанъ широкій коленкоровый передникъ.

Утренній визитъ какого-то посланнаго отъ двора и воскресный нарядъ тетушки сильно взволновали больную Генріэтту, которая не успокоилась до тѣхъ поръ, пока самъ докторъ не объявилъ ей о происшедшей перемѣнѣ въ его положеніи.

Въ сумерки Кети снова пришла навѣстить больную сестру и, молча, сидѣла у ея изголовья въ то время, какъ тетушка пошла сдѣлать нѣкоторыя распоряженія по хозяйству. На лицѣ Генріэтты отражались радость и счастіе и, хотя она молчала, исполняя приказаніе доктора, но ей видимо хотелось высказать сестрѣ все, что у нея было на сердцѣ. Однако она не вытерпѣла и спросила, приподнимая голову съ подушекъ: – скажи, пожалуйста, гдѣ-же Флора?

– Вѣдь, ты знаешь, бабушка прислала сказать, что визиты такъ одолѣваютъ ихъ сегодня, что положительно нѣтъ возможности вырваться изъ дома.

– Боже мой, ты говоришь мнѣ про бабушку! Богъ съ ней, я вовсе не желаю ее видѣть, пускай ее сидитъ себѣ съ гостями. Я спрашиваю про Флору! – возразила Генріэтта съ досадою. – Подумай только, что она должна теперь чувствовать! Какъ бы только Брукъ не зашелъ въ виллу на возвратномъ пути изъ города. – Здѣсь, передъ моими глазами, она должна предстать передъ нимъ и почувствовать все свое униженіе.

– Не волнуйся такъ, Генріэтта! – говорила Кети умоляющимъ голосомъ.

– Перестань, Кети, дай мнѣ высказаться! – сказала больная съ раздраженіемъ. – Я положительно не могу больше молчать, внутреннее волненіе душитъ меня и грозитъ разорвать всю мою грудь. – Она облокотилась на локоть и провела рукою по растрепавшимся, бѣлокурымъ волосамъ. – Помнишь, какъ Флора насмѣхалась надъ поѣздкой Брука, когда его вызвали по телеграфу и увѣряла, что онъ уѣхалъ на гулянье? Она даже подняла на смѣхъ Морица, говорившаго, что Брукъ поѣхалъ на консультацію къ тяжело-больному. Нѣтъ, если она и на колѣняхъ будетъ просить прощенія, то и тогда не заслужитъ полнаго забвенія своихъ дерзкихъ поступковъ. Мнѣ бы ужасно хотѣлось заглянуть теперь въ ея душу! Неужели она способна будетъ глядѣть ему прямо въ глаза?

Кети, молча, сидѣла, опустивъ глаза, точно чувствовала себя виноватою. Бѣдная Генріэтта и не знала, что Флора никогда не встрѣтится съ нимъ въ этомъ домѣ, такъ какъ дала обѣщаніе не ступать больше въ эту „ужасную хижину“. Она не знала тоже, что дорогой символъ брачнаго союза, это простенькое золотое колечко, давно лежало на днѣ рѣки, если только волны не успѣли унести его въ море.

– Что же ты молчишь, Кети! – ворчала Генріэтта. – Право, въ твоихъ жилахъ, вѣрно, течетъ рыбья кровь, что ты можешь оставаться хладнокровною. Правда, что заинтересованныя личности не близки твоему сердцу. Брукъ, напримѣръ, едва-ли занимаетъ тебя, – ты мало видишь его и рѣдко съ нимъ разговариваешь, но ты не разъ была свидѣтельницей дерзкаго поведенія Флоры, и часто слышала колкости и грубости, срывавшіяся съ ея губъ; – поэтому я думаю, что ты должна же имѣть хоть сколько нибудь чувства правосудія и жажды справедливаго наказанія и мщенія за всѣ обиды и оскорбленія!

При этихъ словахъ вся кровь бросилась Кети въ голову; щеки, уши, даже шея покрылась пурпуровымъ цвѣтомъ и глаза ея блестѣли, какъ два горячихъ угля; она даже забыла, что сидитъ у постели больной, и сказала громкимъ голосомъ: – Положимъ даже, что Флора почувствуетъ стыдъ и сознаетъ свою ошибку, но какая-же польза отъ этого оскорбленному человѣку? – Ты, вѣдь, сама говоришь, что Флора явно показывала ему свое отвращеніе; такъ неужели же его повышеніе можетъ вселить въ ея сердце любовь?

– Конечно, его теперешнее положеніе много значитъ для ея гордой, самолюбивой натуры, – отвѣчала Генріэтта, съ волненіемъ, – а Брукъ такъ любитъ ее, что при первой ласкѣ съ ея стороны, забудетъ все прошлое! – Больная на минуту закрыла глаза. – Любовь его къ ней необычайна, кто-бы иначе велѣлъ ему такъ долго терпѣть ея ужасный характеръ? Да если бы самъ чортъ смотрѣлъ на него изъ ея прекраснаго лица, то и тогда онъ бы жадно цѣловалъ ея руки. – Теперь она вернется къ нему, и онъ будетъ вполнѣ счастливъ; мы тоже не должны будемъ упоминать о прошломъ.

Кети не отвѣчала, – она видѣла волненіе больной сестры, столь сильно жаждущей счастія своего любимаго доктора. Что будетъ съ нею, если она узнаетъ рѣшеніе Флоры навсегда кончить съ этимъ долгимъ мученіемъ. Въ душѣ Кети происходила борьба; со вчерашняго вечера она не могла еще успокоиться. Все слышанное и видѣнное предстало теперь передъ ея глазами и мысли ея путались; неужели-же Брукъ можетъ быть счастливъ, если Флора возвратится къ нему не изъ чувства любви, а только потому, что обстоятельства перемѣнились и она будетъ женою лейбъ-медика? Да, онъ согласится снова прижатъ ее къ своему сердцу, послѣ того какъ она неоднократно оскорбляла и унижала его; вѣдь, онъ не далъ ей свободы даже и тогда, когда она открыто объявила передъ всѣми, что ненавидитъ его!

Въ сердцѣ молодой дѣвушки кипѣла злость, она не могла простить такую непонятную слабость разумному человѣку. Ей хотѣлось выплакать всю свою досаду, но она вспомнила, что сидитъ у постели больной, и подавила въ себѣ это чувство.

Лучше забыть свое горе, которому нельзя помочь, и начать какую нибудь вышивку для свадебнаго подарка новобрачной, если, дѣйствительно, свадьба будетъ на другой день Троицы.

Вскорѣ въ комнату вошла тетушка; она принесла большую вѣтку душистой сирени и съ восторгомъ говорила больной о чудномъ воздухѣ наступившей весны. Затѣмъ она снова заняла мѣсто у постели Генріэтты и упросила Кети прогуляться въ саду для укрѣпленія своихъ силъ.

Молодая дѣвушка тотчасъ-же вышла изъ комнаты. Воздухъ и солнце были ея лучшими друзьями, придававшими ей силы и бодрость въ минуты внутренней тревоги и слабости. Дѣйствительно, погода была восхитительна, въ воздухѣ чувствовался легкій ароматъ весеннихъ цвѣтовъ и смолистый запахъ распускающихся древесныхъ почекъ, – все было зелено и весело кругомъ. Кети вышла въ садъ, глубоко вдохнула въ себя этотъ целебный воздухъ, вытянула руки, что-бъ расправить мускулы, и устремила свой взоръ въ далекія окрестности, наслаждаясь прелестью растилавшейся передъ нею картины. А тамъ, надъ крышей, летали веселыя птички, наполняя воздухъ своими задушевными пѣснями, – это были первыя ласточки.

На дворѣ, возлѣ дома, стояла сторожевая будка старой собаки, которая теперь съ остервенѣніемъ рвалась, гремя цѣпочкой, за рябинькой курицей, отважно приближавшейся къ ней за нѣсколькими зернышками разсыпаннаго овса.

Кети старалась отогнать глупую курицу, чтобъ спасти ее отъ ярости собаки, и, молча, продолжала свой путь, поминутно нагибаясь, чтобъ срывать только что распустившіяся фіалки.

Сама того не замѣчая, молодая дѣвушка дошла до берега рѣки, до того мѣста, гдѣ кончалось владѣніе доктора. Ей невольно бросились въ глаза стеклянные осколки, ярко блестѣвшіе на солнце; нагнувшись, Кети узнала въ нихъ разбитый стаканъ, изъ котораго она еще вчера принимала успокоительныя капли. Жгучая боль пронзила грудь молодой дѣвушки и горячія слезы покатились по щекамъ, когда она вспомнила, какъ неловко поступила вчера передъ Брукомъ. Хотя онъ и ободрилъ ее ласковымъ словомъ, но, вѣроятно, внутренно посмѣялся надъ сантиментальностью и пылкой фантазіей молодой барышни. Да, это былъ хорошій урокъ для Кети. Она хотѣла скорѣе прослыть за злую и жестокую, чѣмъ за глупую и сантиментальную.

Скоро Генріэтту переведутъ въ виллу, тогда прервется всякое сношеніе съ маленькимъ домикомъ, и докторъ не захочетъ даже вспомнить о жителяхъ этой виллы.

Послѣ всего сказаннаго вчера Флорою, ей невозможно будетъ возвратиться въ домъ своего жениха и несмотря на нетерпѣніе Брука, онъ не увидитъ ее больше у себя и убѣдится наконецъ, что отвергнутъ ею. А можетъ быть онъ на возвратномъ пути зайдетъ въ виллу, что-бъ подѣлиться съ нею своею радостью? Но тогда маленькія брилліантовыя колечки скажутъ ему, на что онъ еще можетъ надѣяться.

Оставивъ позади себя берегъ рѣки и снова приближаясь къ дому, Кети услыхала сильный шумъ и громкое клокотанье цѣлой стаи курицъ. Поспѣшивши выйти во дворъ, она увидѣла какъ разъяренная собака бросалась на желтую курицу, а всѣ остальныя бѣгали взадъ и впередъ, испуская жалобные крики.

Въ ту минуту, какъ сердитое животное схватило несчастную курицу за хвостъ, молодая дѣвушка храбро подбѣжала къ собакѣ, крѣпко уцѣпилась ей въ ошейникъ и тѣмъ заставила ее выпустить на волю испуганную птицу. Между тѣмъ овчарка не могла простить Кети, что она такъ жестоко отняла у нея добычу и продолжала свирѣпо ворчать. Проводивъ собаку до ея будки, Кети только что успѣла вложить желѣзный крюкъ въ кольцо, вдѣланное въ каменную стѣну, какъ злое животное бросилось на нея и въ клочки разорвало оборку ея хорошенькаго платья.