Хелен и Дункан молча последовали за ними. Встревоженный взгляд доктора, смотревшего то на одного члена семьи, то на другого, говорил о многом.

— Говорите же! — не вытерпев, воскликнул Алан.

— Ваша жена умирает.

— Это невозможно! — возразил Алан со слезами на глазах. — Неужели она умрет от удара, который вовсе не был таким уж сильным?

— Дело не в ударе. Боюсь, когда она ударилась, в мозгу у нее что-то лопнуло, что рано или поздно все равно привело бы к смерти. Она когда-нибудь жаловалась на головную боль?

— Да, очень часто, — подтвердил Дункан.

Врач задумчиво нахмурился и пробормотал:

— Это подтверждает мой диагноз. Есть еще несколько признаков: она не может разговаривать. Я ужасно огорчен, но то, что она пережила внутреннее кровоизлияние, граничит с чудом. Попрощайтесь с ней! Она не переживет эту ночь. Мне искренне жаль, но не хочу вас обманывать.

Алан закрыл лицо руками, замер, словно окаменев. Хелен схватилась за каминную полку и душераздирающе разрыдалась. Первым пришел в себя Дункан. Словно в трансе, он направился в комнату матери.

Увидев побледневшую, как будто постаревшую сразу на несколько лет мать, он испугался. Оливия широко открыла глаза и умоляюще посмотрела на него. «Она хочет мне что-то сказать, но что?» — подумал Дункан. Возможно, ему удалось бы узнать больше, если бы в комнату не ворвался отец.

Оттолкнув Дункана, Алан взял жену за руку.

— Оливия, любимая моя Оливия, подай знак, что ты меня понимаешь!

Оливия закрыла глаза и быстро открыла их.

— Пожалуйста, не уходи, не сказав мне правду… Ведь Хелен солгала, да?

Оливия измученно смотрела на него.

Он погладил ее руку и в отчаянии повторил:

— Оливия, Хелен солгала?

Дункану показалось, что он прочел признание в глазах матери, но тут в комнату ворвалась Хелен, лицо у нее было заплаканное и опухшее.

— Отец, мама, мне так жаль, — лепетала она, — это я во всем виновата. Я… я сказала неправду, я ничего не слышала, когда мама ссорилась с тем мужчиной в саду. Я так ревновала к Дункану. Я солгала!

Дункан увидел, что мать тщетно пытается сесть. И вдруг понял: да, Хелен солгала, но не позавчера, а только что. Внезапно он догадался, кто был тот маори. Мистер Рангити! Он был той ночью в Роторуа, чтобы помешать Пайке выйти замуж за пакеха…

Дункан вздрогнул. И если это так — он почти не осмеливался додумать эту мысль до конца, — то судебный эксперт — его отец!

Дункан слушал вполуха то, что в этот момент, словно обезумев, продолжал говорить жене Алан:

— Оливия, любимая моя, пожалуйста, прости меня за все зло, которое я тебе причинил. Я всегда любил тебя. Я готов отдать все, лишь бы этого всего не было! И поверь мне, я очень счастлив, что ты подарила мне такого прекрасного сына!

Дункан украдкой бросил взгляд на Хелен. Его сестра стояла, понурившись, будто окаменев. Ему стало жаль ее. Из любви к родителям она отказалась от козыря, на который так рассчитывала. Дункан снова задумался о мистере Рангити. Разве еще во время первой встречи он не почувствовал необъяснимую симпатию к маори? Разве у них не одинаковые голоса? И разве он, Дункан, не дрался на палках с уверенностью, жившей у него в крови?

Тут раздался убийственный крик. Несколько секунд спустя Алан безудержно разрыдался. Он молил Бога, бросался на хрупкую фигуру Оливии, покрывал ее лицо поцелуями. Леди Оливия Гамильтон навеки закрыла глаза.

Дункан как будто оцепенел. Он не мог сдвинуться с места. Он наблюдал за происходящим словно бы издалека, не в силах даже заплакать. Конечно, он понимал, что его мать умерла, и даже чувствовал нахлынувшую на него грусть, но все это происходило на фоне шокового состояния. Он смотрел на мать и осознавал, что между ними все время стоял этот чудовищный обман. Жизнь требовала от него просто нечеловеческих усилий. «И, несмотря на это, я должен простить ей все, — стучало у него в голове, — причем здесь, у ее смертного одра. Не тогда, когда она уйдет навеки. Тогда будет уже слишком поздно». С гулко бьющимся сердцем он дождался, когда отец успокоится, затем нерешительно подошел к постели матери, нежно склонился над ней и поцеловал в лоб. Он хотел еще раз спокойно рассмотреть ее лицо, но не смог.

— Я прощаю тебя, — прошептал он тихо-тихо, чтобы ни отец, ни сестра не услышали его слов, а затем поспешно вышел из комнаты.

Дункан искренне надеялся, что однажды действительно перестанет злиться на мать. Если уж он не может призвать ее к ответу, то нужно хотя бы выплеснуть гнев. И молодой человек даже знал, на кого.

Сандхерст, январь 1858

Полумертвая Марианна лежала в своей разворошенной кровати. Кошмарная боль в теле и нежелание вдыхать оставленный ее мучителем запах, въевшийся в простыни, словно грязь, парализовали ее. И только в глубине души не было покоя — там вовсю бушевали отвращение, ненависть и страх.

Она лежала в этом ужасном состоянии не первый час, а страх все не уходил. «Как быть? Что со мной будет, если он сделал мне ребенка?» — думала Марианна. При мысли о внебрачном ребенке ей вспомнилась кошмарная сцена с Якобом Зенгером. Интересно, с мамой произошло что-то подобное? Может быть, Зенгер был тогда прав и я действительно ребенок незнакомца, который взял мою мать силой, точно так же, как меня взял силой Вальдемар? Может быть, поэтому мать любила меня меньше, чем братьев и сестру? «Я готова на все, чтобы не рожать дитя насилия», — думала Марианна.

Только когда кто-то распахнул дверь и вошел без стука, Марианна очнулась от оцепенения. Кто это может быть? Она подняла голову и перевела дух, узнав Джоанну, одну из танцовщиц, которые работали в салуне, подменяя их с Фридой.

— Что привело тебя к нам? — поинтересовалась она у Джоанны, пока та оглядывала комнату.

— Я просто хотела убедиться, что вы обе дома, — взволнованно произнесла она. — Там только что нашли мертвую девушку, и по городу ходят слухи, что это танцовщица…

Марианна резко села на постели. Заподозрив неладное, она ощутила, как гулко застучало сердце. Фрида, милая, добрая Фрида! «Пожалуйста, Боже, пусть это будет не Фрида», — взмолилась она про себя.

— Что с ней произошло? — бесцветным голосом поинтересовалась Марианна.

— Никто не знает. Мы и сами узнали об этом только потому, что мальчик, который нашел ее, пустил слух по городу. Там какие-то мужчины…

— Где? — Марианна вскочила, сорвала с себя остатки разодранной ночной сорочки, надела нижнее белье и танцевальное платье, которое висело на спинке стула.

— Скажи мне, где это? — снова попросила она.

Джоанна огорченно смотрела на нее.

— Джоанна, пожалуйста, говори! Где ее нашли?

— У палаток золотоискателей.

Босиком, как была, Марианна бросилась на пыльную улицу. Она не чувствовала ни боли от камней, вонзавшихся в ступни, ни взглядов прохожих, останавливавшихся и глазевших на нее.

Вскоре городок остался позади. Марианна добежала до дороги, ведущей через прерию. Золотоискатели сделали широкие колеи для повозок, на которых возили в свой лагерь провиант и инструменты из Сандхерста. Жара была невыносимой. По лицу Марианны струился соленый пот, но она не вытирала его. Увидев палатки золотоискателей, она ускорила шаг. «Фрида! — стучало у нее в голове. — Пожалуйста, пусть это будет не Фрида!»

Добежав до лагеря, она увидела группу мужчин, стоявших у густого кустарника.

Марианна, словно обезумев, бросилась к ним.

— Где она? — крикнула она на бегу.

Мужчины отошли в сторону. В пыли лежала Фрида. Красивая как никогда. Казалось, она мирно спит.

Всхлипывая, Марианна бросилась на землю и стала трясти подругу, пытаясь разбудить ее, хотя прекрасно знала, что это бессмысленно. И все равно она умоляла ее:

— Фрида, пойдем! Мы уедем отсюда, вернемся обратно в Эспу!

Внезапно кто-то мягко потянул Марианну за руку и прошептал:

— Пожалуйста, вставайте, мисс! Я отведу вас домой.

Расстроенная девушка подняла голову и увидела знакомое лицо. Это был тот мужчина из салуна, мистер Уильям с хорошими манерами. Он помог ей встать, и она, тяжело вздохнув, оперлась на протянутую руку. Краем глаза заметила удивленные взгляды других мужчин.

— Вы сможете идти или нужно найти повозку? — встревоженно поинтересовался он.

Марианна с благодарностью взглянула на него. Никогда еще ни один мужчина так не заботился о ней.

— Все в порядке. Пожалуйста, расскажите мне, что произошло.

Уильям вздохнул. Он все еще держал Марианну под руку и теперь слегка сжал ее локоть.

— Думаю, ее укусила черная змея. Здесь эти твари кишмя кишат. Возможно, она легла туда нарочно, потому что хотела умереть.

Марианна остановилась и в ужасе зажала рот ладонью. Она не могла поверить, и тем не менее это было похоже на правду. Ситуация прояснялась. Все знали, что в прерии таится смертельная опасность. Золотоискатели постоянно рассказывали в салуне о ядовитых змеях, заползавших в их палатки. Кроме того, она прекрасно помнила, как ее подруга запаниковала, когда к ним в комнату заползла змея. Хозяин салуна поймал ее и убил.

«В каком же отчаянии, наверное, была Фрида! — подумала Марианна, сжав кулаки. — Я убью этого негодяя».

И только голос Уильяма отвлек ее от мрачных мыслей.

— Скажите мне, куда вас отвести?

— Я живу над салуном.

Они молча пошли дальше. Марианне очень хотелось заплакать, но слез уже не осталось. А ведь слезы могли бы принести облегчение. Вместо этого она до боли стиснула зубы.

— Проводить вас наверх? — робко спросил Уильям.

Марианна покачала головой.

— Спасибо, что провели меня. Очень мило с вашей стороны. — Она поглядела на него.