Воскресным майским днем Людовик сам сообщил членам Совета:

– Господа, я намерен жениться на польской принцессе, рожденной 23 июня 1703 года. Она единственная дочь Станислава Лещинского, избранного королем Польши в июле 1704 года. Он и королева Екатерина приедут во Францию вместе с дочерью, и я предоставлю в их распоряжение дворец в Сен-Жермен-ан-Ле. Их будет сопровождать мать короля Станислава.

Закончив свою маленькую речь, Его Величество отправил герцога де Жевра оповестить всех во дворце о своем решении, а сам занялся приготовлениями к свадьбе.


Тем же вечером в Виссембург помчался гонец с письмом от кардинала де Роана, адресованным бывшему королю Польши.

Прочитав послание, Станислав в великом смятении со всех ног бросился туда, где королева и принцесса трудились над очередным платьем.

– Помолимся, – вскричал король, вбегая в комнату, – и возблагодарим Господа за Его великую милость!

Удивленно взглянув на мужа, Екатерина безмолвно опустилась на колени.

– Что вы говорите, отец? Неужели вам вернули польский престол? – воскликнула Марыся, с нежностью глядя на короля.

– Небо послало нам лучший подарок, – задыхаясь от радости, заявил Станислав. – Дочь моя, вы – королева Франции!..

С этой минуты все изменилось в убогом доме в Виссембурге.

Люди, последовавшие за Станиславом в изгнание, ходили с гордо поднятыми головами и с весьма довольными лицами. Когда же семье Лещинских нанесли визит кардинал де Роан и маршал дю Бур, домочадцы стали особенно учтивы с Марией.

Королева Екатерина наконец перестала печалиться и даже сняла траур, который носила со дня изгнания из королевского дворца в Польше.

Станислав был весел, и Марыся радовалась, видя его довольным. Отец и дочь были очень похожи: удачу они принимали с восторгом, неудачу же – со смирением (в отличие от королевы, которая не умела и не пыталась скрывать свое горе).

– Любовь моя, – заявил король Екатерине, весело улыбаясь, – пришло время выкупить ваши драгоценности.

– Если мы не заплатим за них полностью, ювелиры Франкфурта не вернут нам их, – ответила Екатерина.

– Ну что вы, дорогая, – беззаботно проговорил король, – я не терял времени и взял необходимые ссуды.

– Зачем вы это сделали?! – испугалась королева.

– Вы забываете, мадам, что я уже не просто польский король в изгнании, а отец будущей королевы Франции!

И приготовления к свадьбе пошли полным ходом.


В течение нескольких недель предстоящую женитьбу короля сохраняли в тайне от парижан. Но частые поездки из Версаля в Виссембург и обратно не остались незамеченными, и тайное стало явным.

– Король женится на дочери изгнанника?! – недоумевали парижане.

– Это невероятно! – негодовали кумушки, встречаясь на рынке. – Ведь самые знаменитые принцессы Европы готовы выйти замуж за нашего Людовика!

– Такого не может быть! – возмущались добропорядочные горожане, обсуждая новость за стаканом красного вина. – Людовик – король величайшей страны в Европе, к тому же он молод и божественно красив. Не может быть, чтобы он решил жениться на девице, о которой никто даже не слышал, на дочери какого-то нищего изгнанника, да еще семью годами старше его!

Сторонники герцога Орлеанского, разочарованного и недовольного всем, что происходило в королевском дворце, принялись распускать разнообразные слухи, и вскоре на улицах Парижа заговорили о том, что невеста короля не просто некрасива, а совершенно безобразна, что у нее на руке два сросшихся пальца и что она отличается противоестественной холодностью… К тому же, добавляли сплетники, у нее золотуха.

Но король, не обращая на досужие вымыслы никакого внимания, торопил со свадьбой, сгорая от нетерпения.

Наконец толпа придворных отправилась в Виссембург; вместе с ними ехала и госпожа де При.

Узнав о прибытии любовницы премьер-министра в Страсбург, а также о том, что эта дама собирается нанести визит невесте короля, Станислав Лещинский велел подготовить для нее пышный прием – насколько то позволял скромный дом в Виссембурге.

Грациозная же и очаровательная госпожа де При была полна решимости не дать Лещинским ни на минуту забыть о своей роли в их судьбе. Она сразу же принялась пристально разглядывать невесту.

«Все верно, – с удовлетворением думала любовница герцога де Бурбона, – она не красавица, но не лишена изящества и элегантности; в то же время она наверняка не из тех женщин, которые правят страной благодаря личному обаянию. Кажется, неожиданная удача ее ошеломила, но она сознает, кому обязана своим счастьем».

– Я привезла подарки от герцога Бурбона вам и вашим родителям, – с милой улыбкой сказала она, обнимая Марию. – Но я не смогла устоять перед искушением подарить вам кое-что лично от себя. Мне кажется, я догадалась, как вам угодить. – И госпожа де При властным жестом распорядилась внести в комнату сундуки.

О, она прекрасно знала, что ее подарок понравится Марии. От нее не укрылся восторг, вспыхнувший в глазах девушки при виде дюжины тончайших сорочек и вороха нежнейших шелковых чулок.

– Это вам, – сказала госпожа де При, целуя Марию.

– Какая прелесть! – воскликнула Мария. – Благодарю вас от всего сердца!

Госпожа де При засияла от удовольствия. Она думала о своем счастливом будущем. И не могла дождаться свадьбы…

Наконец Мария – в великолепной карете, в сопровождении толпы придворных и королевской стражи – вместе с родителями покинула грустный дом в Виссембурге, чтобы начать новую и богатую жизнь.

Кортеж направился в Страсбург, где должно было произойти бракосочетание по доверенности. Когда карета въехала в город, бедная Золушка впервые услышала пушечный залп в свою честь и приветственный звон колоколов.

Будущая королева, в знак благодарности за дружбу и поддержку в трудные времена, приняла приглашение графини д'Андлау и остановилась в ее доме, а не во дворце.

И вот пятнадцатого августа в прекрасном платье из серебряной парчи, украшенном серебряными же кружевами, Мария Лещинская в сопровождении родителей вошла в собор Страсбурга. За ней следовала мадемуазель де Клермон, сестра герцога де Бурбона, которой поручили привезти принцессу в Париж. Марию впервые окружало поистине королевское великолепие. Людовик прислал придворных, королевскую стражу, швейцарских гвардейцев во главе с полковником, несчастным отвергнутым Куртанво, а также множество фрейлин и придворных дам. Под звуки большого органа и пение церковного хора будущая королева Франции приблизилась к алтарю и преклонила колени рядом с… герцогом Орлеанским. Молодой человек с радостью оказался бы в любом другом месте, не будь он первым принцем крови, которому король поручил сыграть в этом бракосочетании известную роль.

Мария, нарядная и сияющая, выглядела прелестно. Церемонию совершил кардинал де Роан, епископ Страсбургский, давний друг короля Станислава.

Когда отгремели пушечные залпы и церемония подошла к концу, ошеломленная Мария все еще не могла поверить, что стала королевой Франции.

Во время публичного обеда, устроенного в ее честь королевскими сановниками, она сидела во главе стола, смущенно улыбаясь, и с тревогой думала о том, что ее ждет впереди.

Через два дня молодая государыня покинула гостеприимный Страсбург и отправилась в Фонтенбло, где ее уже ждал юный супруг.

Не успела принцесса тронуться в путь, как полил дождь. Сидя в королевской карете, Мария молча смотрела на поля и утопавшую в грязи дорогу. Жители окрестных городков, несмотря на плохую погоду, выходили приветствовать королеву и бросали цветы под копыта ее коней. Ей казалось, что люди рады видеть ее, и, проезжая по стране, Мария щедро раздавала деньги. Король прислал ей пятьдесят тысяч ливров, чтобы она могла одарить ими своих подданных.

Из-за непогоды кортеж продвигался медленно, тяжелая карета королевы часто застревала в грязи. Задержки в дороге случались все чаще, и вот в окрестностях Монтеро увязли, без всякой надежды стронуться с места, все экипажи. И только благодаря помощи герцога Бурбона, королева, пересев в более легкую карету мадемуазель де Клермон, смогла продолжить путь.


Когда Мария готовилась отправиться в Фонтенбло, Флери, воспитатель короля, отложил все дела и решил просветить Людовика в вопросах любви.

Целомудрие короля было столь велико, что однажды он прогнал из Версаля камердинера, которого застал с любовницей. Между тем в свои пятнадцать лет Людовик в развитии не уступал восемнадцатилетнему юноше, и многие прелестные дамы не скрывали, что с удовольствием лишили бы короля девственности.

Перед Флери стояла сложная задача, но старый воспитатель не привык отступать. Он поручил молодому художнику, мастерски изображавшему обнаженную натуру, нарисовать несколько непристойных картинок. Однако ученик едва взглянул на них. Пришлось пойти другим путем. Была отыскана некая неприличная скульптура, и Людовика попросили потрогать ее собственными руками, дабы он не смущался, когда польская принцесса, такая же целомудренная и скромная, как и ее супруг, окажется в его постели.

Людовик волновался. Ему, конечно, очень хотелось жениться, но не слишком ли быстро дал он свое согласие? А вдруг то, что говорили парижане о его невесте, правда?..

«Если она не понравится мне, – в конце концов решил Людовик, – я дам ей это понять. Ведь я все-таки король! Отошлю ее обратно к родителям, словно я и не женился вовсе».

Подбодрив себя подобным образом, он поспешил навстречу королеве.


Свидание супругов должно было состояться четвертого сентября. К счастью, погода улучшилась, стало тепло и ясно, на небе даже появилась радуга. Но королева задерживалась, и раздосадованному Людовику сообщили, что ее карета застряла в грязи, так что понадобилось тридцать лошадей, чтобы вытащить экипаж.

Только в четыре часа кортеж Марии подъехал к Фруадфонтену, где с явным нетерпением ждал свою супругу Людовик.

На том месте, где карета должна была остановиться, расстелили ковер. Под звуки скрипки королева покинула экипаж и направилась к супругу. Любопытные глаза Людовика отмечали каждую мелочь в ее внешности. На ней было то же платье, в котором она венчалась в Страсбурге. Серебро было ей к лицу. Пурпурная бархатная накидка, наброшенная поверх платья, складками опускалась вниз, подчеркивая легкость походки. Из-под большой шляпы, украшенной страусиными перьями, на плечи падали густые светлые локоны.