Нэнси Берланд - Узы первой любви

– Я, должно быть, ослышалась, – пробормотала Клэр. – Повтори мне еще раз, – сказала она в телефонную трубку.

– Я говорю, что городской совет выпустил акции для постройки клиники на два миллиона долларов. – Тетушка Лила говорила с мягким западнотехасским акцентом. – И сейчас ищет врача, который возглавил бы клинику.

– Ты хочешь, чтобы я поискала его здесь?

– Клэр, Клэр, неужели не понятно? Я хочу, чтобы этим врачом стала ты.

Клэр сняла мятый белый халат, швырнула его в сторону и снова плюхнулась на продавленный диван. Она обошла сегодня шесть кварталов во влажной духоте набережной Мидмэй и была чуть жива от усталости. На лестнице она услышала звонок тети Лилы из Сьерры, штат Техас.

Клэр заканчивала третий, последний год ординатуры при знаменитой Филадельфийской больнице. После нынешнего дежурства у нее не было сил даже разговаривать, а не то что осмысливать тетушкины предложения.

– Тетя Лила, ты знаешь, что я думаю по поводу возвращения в Сьерру.

– Ну а если я тебе скажу о приличных деньгах, которые будет иметь главный врач?

– Вряд ли они такие уж приличные. Кроме того, я уже…

– Город будет оплачивать своему доктору страховку за врачебную ошибку.

– Да, это заманчиво. И все же…

– Здание почти готово. Мы заказали оборудование для рентгеновского кабинета. И такой чудный ковер!

Клэр откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза.

– Все это прекрасно, тетушка. Но я так устала, что ничего не соображаю. Дай мне немного поспать, и я перезвоню тебе.

– Не бросай трубку, Клэр Линвуд! Ты слышишь? Ведь я предлагаю тебе то, о чем ты мечтала едва не с пеленок – собственную клинику.

Клэр чувствовала, что под тетушкины речи мягко проваливается в сладкую дремоту. Но вдруг Лила произнесла нечто, заставившее ее очнуться.

– …самое замечательное. Если ты проработаешь в Сьерре пять лет, то получишь право на половину клиники.

– Половину? Ты серьезно?

– Как никогда. Теперь-то ты заинтересовалась?

– Ну…

– Отлично, слушай свою тетку. У тебя есть ручка?

Клэр нашла карандаш под диванной подушкой и записала номер телефона, который продиктовала тетка.

– Это магазин скобяных изделий Харви Винтропа, – пояснила Лила. – Быстро составь свою анкету и вышли мне по факсу. И не забудь такие подробности, как отличные отметки по курсу «Семейный доктор». Я дам тебе знать, когда попечительский совет решит побеседовать с тобой.

– И кто в этом совете? – спросила Клэр.

– Я, например.

– А еще?

– Да как всегда – Орвил Гаррисон, Харви Винтроп. Ты ведь помнишь Орвила?

Еще бы не помнить! Даже сейчас, представив его самодовольную усмешку, Клэр передернулась. Гаррисон был президентом единственного в Сьерре банка и к тому же скрягой. Он единолично решал, чьим мечтам сбыться, а чьим погибнуть.

– Кто-нибудь еще, кого я знаю?

– Два-три человека. Как ты считаешь, когда ты сможешь приехать для собеседования?

– Моя ординатура заканчивается через две недели, – сказала Клэр и про себя подумала: «Если доживу». – Но я пытаюсь втолковать тебе, тетя, что уже приняла предложение одной клиники здесь, в Филадельфии.

– Хорошо, две недели, но не больше.

Для Лилы не существовало нынешних обязательств племянницы.

– Я вышлю тебе форму заявления, – продолжала она, – и копию контракта. Ух, у меня даже мурашки по коже бегут, как подумаю, что ты вернешься домой, в Сьерру.

Вернуться домой в Сьерру… Когда у Клэр появлялось время, чтобы обдумать свою жизнь, она всегда чувствовала боль, как от резкого удара в солнечное сплетение. Сьерра была последним местом, где бы она хотела заниматься врачебной практикой. Городок находился на востоке Каньона Плато Дуро, его население никогда не превышало шести сотен человек. Но вовсе не это было причиной ее нежелания обосновываться там. Напротив, Клэр нравилась спокойная жизнь в маленьком городе.

Боль приносили воспоминания о последних двух годах жизни в Сьерре. И особенно – об одном дне двенадцать лет назад, когда Дуган Николс без всяких угрызений совести втолкнул свою молодую жену с чемоданом в автобус, даже не поцеловав на прощание. Клэр горько рыдала до самой Филадельфии, до пансиона тетушки Софии. Когда слезы иссякли, она дала себе слово, что не вернется в город, пока там живет Дуган.

И все же предложение тети Лилы было слишком соблазнительным, чтобы так просто от него отмахнуться. Немногим врачам, оканчивающим ординатуру, предлагали что-либо подобное. Дугана, возможно, вовсе и нет в городе.

– Он там? – спросила Клэр тетушку.

– О ком это ты?

– Тетя Лила! Я слишком устала, чтобы играть в игры. Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду.

– Если ты о Дугане, то – да, он остался здесь.

Дуган. Произнесенное вслух, это имя всколыхнуло горькие переживания. Да как она может думать о возвращении в город, когда там он – живое напоминание о боли, которую трудно выдержать.

– Значит, и разговора быть не может.

– Поверить не могу! – воскликнула Лила. – Как ты можешь из-за мужчины упустить шанс, который выпадает раз в жизни? Ты же через пять лет будешь богатой женщиной! Клянусь тебе, Клэр Линвуд, откажешься – будешь жалеть всю жизнь.

В Сьерре ничто не изменилось. Сухой июньский ветер так же нес по улице песок, мел им по улице, вдувал в закрытые окна и двери. Казалось, он старается, чтобы у Клэр перехватило дыхание.

В узкой полоске тени, защищавшей от полуденного солнца, у здания банка на старой скамье сидел Эберт Морган. Совсем как прежде, он вырезал ножом с костяной ручкой фигурки животных.

Хотя Клэр старалась отогнать навязчивые воспоминания, сердце ее невольно сжималось от того, что Дуган Николс находится всего в десяти милях на восток отсюда. Сейчас он, наверное, гордо восседает в седле на своем Аполузе или обрабатывает жалкий клочок земли, оставшийся от огромной фермы деда. Она почти видела бисеринки пота на его бронзовой груди, чувствовала твердость мускулов под тугими джинсами. Она вспомнила, как любовалась им, гордилась, как ее тянуло к нему. Они были счастливы, очень счастливы, пока Анжела своим коротеньким, на несколько часов, появлением на свет не разбила всю их жизнь на «до» и «после».

Анжела… Клэр с трудом сдержала слезы.

Уезжая из Филадельфии, она поклялась, что не даст старым воспоминаниям терзать себя. Нужно попробовать методику отчуждения от болезненных переживаний, которой их учили в институте. Она – врач и должна уметь лечить боль не только чужого, но и своего сердца.

Воспоминания воспоминаниями, но, если удастся убедить попечительский совет, что она, выросшая здесь, лучше претендентов со стороны, ее мечта станет реальностью. Можно будет заниматься медициной так, как мечтает любой доктор – один на один с больными, послав к черту страховые компании и бюрократов от медицины. В проекте контракта, который лежит у нее в кармане, записано, что врач не имеет права отказать в лечении никому из местных жителей, независимо от финансового положения пациента.

Нужно только усыпить старые воспоминания…

Едва она вышла из машины, взятой напрокат, накрахмаленную белую блузку тут же запорошило песком. «Попробуй тут выглядеть прилично», – подумала Клэр, потянувшись за чемоданом и медицинской сумкой.

– Клэр, дорогая! Честное слово, я не ждала тебя раньше завтрашнего утра.

Услышав голос тетушки, Клэр обернулась и оказалась в ее объятиях. Лила мало изменилась: те же лучистые глаза, седые волосы собраны в пучок.

– Одной ночи в Амарильо мне хватило, – сказала Клэр. – Все старые друзья разъехались, и я решила не задерживаться там. Тем более что не могла дождаться, когда увижу…

– Клинику.

– И тебя!

Клэр невольно бросила взгляд на дорогу, ведущую на восток, прежде чем сказала:

– Ты выглядишь прекрасно.

– Праведная жизнь и стаканчик вина на ночь, – ответила Лила без всякой иронии. – Ну да ладно, давай я уведу тебя с этого проклятого ветра, а то тебе придется лечить саму себя.

Тетя Лила, семидесятилетняя вдова, здоровью и энергии которой могли бы позавидовать женщины вдвое моложе, сунула большой и указательный пальцы в рот и лихо свистнула. В окне единственной в городе гостиницы показалась чья-то голова и тут же исчезла. Двухэтажное здание возвели в 1927 году, а с тех пор, как уехала Клэр, его немного перестроили.

– Этот Фред, – проворчала тетушка. – Ленивей его не найдешь.

Она направилась к гостинице, чтобы ударить в старинный колокольчик и вызвать рассыльного.

– Фред, – радостно пробормотала Клэр и приготовилась к теплым объятиям, которые были сейчас так нужны ей.

Но как только она увидела Фреда, счастливая улыбка сползла с ее лица. Милая небритая физиономия старика не выражала ничего, кроме равнодушия. Он бросил на Клэр мимолетный безразличный взгляд, коснулся шляпы, приветствуя ее, пробормотал что-то неодобрительное и принялся вынимать вещи из багажника. Клэр растерялась. Песок кружился вокруг ее ног и, казалось, царапал сердце. Что это? Сердечная встреча с человеком, которого она любила как родного? Человека, который был посаженным отцом на ее свадьбе? Родители Клэр один за другим в полтора месяца умерли, когда она заканчивала школу. И оплакивала она их на груди у Фреда.

Клэр вспомнила то утро, когда она, несчастная двадцатилетняя женщина, в отчаянии уезжала из Сьерры. Фред сказал тогда, что будет ждать ее здесь, дома. А теперь разговаривает с ней, как с посторонней, и даже хуже. Да в Сьерре и к незнакомцам никогда не относились пренебрежительно, о своих же и говорить нечего. Во всяком случае, она не сталкивалась с подобным отсутствием хороших манер, пока жила здесь.

Неужели Дуган распустил о ней какие-то сплетни, чтобы оправдать свой поступок? Чтобы объяснить ее стремительный отъезд? Ведь у нее не было времени ни с кем толком проститься.