Не дождавшись удара, она вынудила себя открыть глаза и взглянуть на мужа. Они стояли посреди комнаты. Он все еще держал ее за руку, но лицо на этот раз было непроницаемым. Ее собственное напряжение было так велико, что казалось, стоит подуть ветерку, и она рассыплется на мелкие осколки.

— Чего ты ждешь? — вырвалось у нее. — Начинай же.

Вулфрик долго не отвечал.

— Не могу, — вымолвил он наконец.

— Почему?

— Я скорее отсеку собственную руку, чем причиню тебе хоть малейшую боль, Милисент.

Она уставилась на него широко раскрытыми глазами. Это признание проникло глубоко в сердце и задело какую-то чувствительную струну. Милисент сама не заметила, как разрыдалась. Никто и никогда не говорил ей такие слова. Разве это похоже на жестокость?! Может, она и тут ошиблась?

— Жаль, что ты не считал так, когда был моложе, — прошептала она дрожащим голосом.

— О чем ты, Милисент? Я никогда бы пальцем тебя не тронул. Когда-то я был безжалостно наказан за попытку подойти к тебе ближе и запомнил урок на всю жизнь.

Милисент нерешительно огляделась и вытерла глаза, стыдясь такого проявления слабости.

— Когда же это было? Не припомню, чтобы мы встречались, если не считать одного раза, когда я была совсем маленькой.

Вулфрик грустно улыбнулся:

— Да, и должен признать, тот день трудно забыть. Я хотел извиниться, пусть и с опозданием, за то, что убил твоего сокола. Мне стало известно это лишь недавно, от матушки. Я не знал, что птица погибла. Поверь, все вышло вовсе не намеренно. Когда ты натравила ее на меня, я просто пытался ее сбросить.

Он просит прощения за первую Риску? Не за то, что едва не искалечил Милисент? Но он, разумеется, ведать не ведал о ее сломанной ноге. Пусть так, и все же, если бы он не толкнул с такой злобой, ничего бы не случилось. И он считает, что ничего ей не сделал?

Милисент не смогла сдержать столь долго копившейся в душе обиды.

— Я не натравливала Риску на тебя.

— Я сам видел.

— Нет, я хотела посадить ее на насест, чтобы без помех позвать стражника и приказать вывести тебя, поскольку ты и не думал уходить. Почувствовав, что ее хозяйка гневается, Риска сама напала на врага. Птицу только что приручили, но не успели обучить, поэтому я и не пробовала отозвать ее. Я приблизилась было к тебе, чтобы оторвать сокола и унести, но ты слишком поспешил ударить ее о стену.

— Я не думал, что покончил с ней, Милисент, иначе немедленно постарался бы загладить вину. Именно потому ты накинулась на меня и едва не убила? Или потому, что так уж сильно не хотела замуж? Что заставило тебя так обозлиться?

Воспоминания были не слишком приятны, но Милисент должна была выяснить все раз и навсегда.

— Незадолго до этого один крестьянин забил жену до смерти. Все утверждали, что она это заслужила, что ее смерть яйца выеденного не стоит и как жаль, что теперь некому будет готовить обед бедняге.

— Простолюдины живут по иным правилам, — заметил Вулфрик. — Ты сама знаешь, что они мало чем отличаются от животных, так что стоит ли их судить?

— Может быть, но в то время я была так возмущена, что поклялась никогда не выходить замуж. Мне никто не сказал о помолвке, и вдруг появляешься ты и утверждаешь, что станешь моим мужем!

— Теперь я понимаю, почему ты так разгневалась. Но мне и в голову не приходило, что тебе ничего не известно. Я считал, что твой отец все успел объяснить.

— Мой отец был так убит скорбью по матушке, что забыл обо всем на свете. И потом никто и не видел его трезвым целых четыре года. Я и понятия не имела, кто ты. В тот день я видела перед собой всего лишь незнакомца, который неожиданно заявляет, что предназначен мне в мужья, — незнакомца, убившего моего сокола и причинившего мне такую…

Милисент осеклась, не в силах больше продолжать. Глаза снова налились слезами. В этот момент она ненавидела себя за слабоволие.

— Причинившего тебе… что именно?

Вулфрик выбрал самый неподходящий момент для того, чтобы узнать правду. Воспоминания душили ее, и обида вырвалась наружу потоком слов.

— Жестокую боль! Целых три месяца я жила в непрестанном ужасе, мучаясь мыслью о том, что навсегда превращусь в уродину-калеку!

— Калеку?!

— Ты отшвырнул меня и ушел, даже не посмотрев, что со мной стало.

— А что с тобой стало?

— Я неловко упала прямо на ногу. И сама поставила сломанную кость на место. Не знаю, как сумела сделать это, должно быть, так сильно боялась остаться хромой. Не могла ни плакать, ни кричать — горло перехватило.

Вулфрик рванул ее на себя, схватил в объятия и судорожно стиснул. Она еще успела увидеть, как побелело его лицо, прежде чем уткнулась носом в широкую грудь.

— Иисусе, — прохрипел он, — неудивительно, что ты меня ненавидела. Но в тот день мне ничего другого не оставалось, Мили. Я просто не знал, как тебя оттолкнуть, чтобы не причинить зла! Побоялся, что сорвусь и натворю бог знает что!

— Хочешь сказать, что шестилетнее дитя представляло для тебя угрозу? Я обезумела от скорби и вряд ли сознавала, что делаю, но ты уже тогда был достаточно взрослым, Вулфрик, большим и сильным. Неужели у тебя не было иного выбора, кроме как отбросить меня с такой злостью?

— Хочешь взглянуть на следы твоих зубов у меня на бедре? Ты впилась в меня, как волчонок, хотя я этого не чувствовал, потому что ты едва не сделала из меня кастрата, ударив головой в пах, так что я обеспамятел от боли. Перед этим твой сокол вырвал кусок мяса у меня на руке. Видишь этот шрам? От удара я упал на колени, а ты в это время раздирала мне лицо ногтями. Единственным выходом было немедленно отделаться от маленькой дьяволицы. Самым быстрым способом было бы ударить по голове и заставить отцепиться, но я пытался пощадить тебя и всего лишь оттолкнул. Но видно, не рассчитал сил. Прости. Богу известно, как я сожалею о том, что причинил тебе столько терзаний.

Милисент ничего не ответила. Пыталась осознать сказанное, посмотреть на случившееся его глазами, увязать с тем, что знала о нем раньше, и наконец отчетливо поняла: Вулфрик говорит правду. Он не хотел увечить ее. Несчастный случай может произойти с каждым. Ей просто не повезло.

Вулфрик по-прежнему сжимал ее так крепко, что она едва дышала. По нему было видно, что он расстроен и огорчен едва ли не больше самой Милисент. И, как ни странно, ей захотелось его утешить. Об этом, разумеется, не может быть и речи, но все же…

— Я все это натворила? — поинтересовалась она наконец.

— Именно.

— Ну и молодец же я!

Вулфрик замер. Отстранил ее от себя, оглядел упрямо замкнутую физиономию и неожиданно хохотнул. Милисент робко улыбнулась. Вскоре оба покатывались со смеху.

Ей стало так хорошо, что ком в груди незаметно растворился. И когда Вулфрик разжал руки, Милисент уже поняла, что воспоминания о том давнем дне никогда больше не причинят ей мук и за это нужно благодарить Вулфрика. Какая утонченная ирония!

Глава 50

— Захвати свой лук.

Милисент обернулась к Вулфрику, не веря, что он обращается именно к ней. Однако он смотрел на нее, и она, кажется, не ослышалась!

Милисент подозрительно прищурилась:

— Зачем это? На растопку он все равно не годится.

— Видишь ли, я собрался на охоту, — усмехнувшись, пояснил он, — и подумал, что ты, наверное, захочешь присоединиться ко мне.

Милисент в полном изумлении вытаращилась на мужа. Они только что пообедали, засиделись за высоким столом, хотя остальные уже разошлись. Весь этот день и вчерашний вечер Вулфрик был в самом веселом настроении с той минуты, когда все недоразумения разъяснились. Он почти не отходил от нее, и Милисент отчего-то совершенно не возражала.

Она еще не полностью свыклась с их новыми отношениями и с тем, что столько лет попусту переживала и ненавидела Вулфрика, и поэтому никак не могла опомниться и прийти в себя. Конечно, у него немало недостатков, но все это такая мелочь по сравнению с радостью находиться в его обществе, затевать шуточную перепалку, слушать, как он ее поддразнивает, как…

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, и ей только и оставалось, что спросить:

— Ты это серьезно? И действительно умеешь охотиться с луком и стрелами?

— Почему же нет?

— Потому что все высокородные лорды и леди едва ли не испокон веку привыкли к соколиной охоте и не знают, как тетиву натянуть.

— Заверяю, Мили, я не из таких, — улыбнулся Вулфрик. — Как и ты, я предпочитаю сам выслеживать добычу и владею многими воинскими искусствами, а не только мечом.

— Но и луком тоже?

— Разумеется. Ну, чего ты ждешь? И надень что-нибудь… более подходящее для охоты.

Он намекает на шоссы?! Невозможно поверить, и все же она не даст ему ни единого шанса передумать!

В спешке Милисент так быстро перекинула ногу через скамью, что запуталась в подоле и упала бы лицом вниз, не успей Вулфрик подхватить ее и удержать.

Она ожидала, что он посмеется над ней, но вместо этого услышала многозначительное хмыканье сэра Гая. Неужели это он предложил сыну взять ее на охоту? Но какая разница? Главное, что он согласился!

Милисент так быстро бежала, что едва не сбила Джоан, и, схватив сестру за руку, потянула за собой. Остановиться хотя бы на миг не было времени, но Милисент хотела поделиться с Джоан своей радостью.

— Куда ты несешься? — упрекнула запыхавшаяся Джоан, едва сестры оказались в покоях Милисент.

Но та, не обращая ни на что внимания, бросилась к сундуку и принялась выбрасывать одежду прямо на пол.

— Ты что, последний рассудок потеряла?

— Вулфрик берет меня на охоту!

По мнению Милисент, других объяснений не требовалось, но Джоан, очевидно, не устроил столь краткий ответ.

— И что же?

— Я так боялась, что больше не смогу охотиться, по крайней мере как предпочитаю — с луком и стрелами. А он всего через несколько дней предложил поохотиться. Неужели не видишь, как это важно для меня?