Жюльетта Бенцони - Узник в маске

— Когда ты это получила?

— Час назад письмо принес мальчишка. Отдал привратнику и сбежал.

— Значит, этот ничтожный субъект не только не провалился ко всем чертям, но еще смеет нас задирать? И как меня угораздило позволить ему уйти! Надо любой ценой защитить на… твоего сына. Я собираюсь обратиться к королю. Возможно, он…

Она остановила его нетерпеливым жестом.

— Нет! Получив это, мы с шевалье де Рагнелем хорошенько поразмыслили. Где бы ни находился Филипп, в этом королевстве ему будет грозить опасность, пока бандита не схватят. Даже за монастырскими стенами он не будет в безопасности. Разве что…

— Говори!

Разве что его станешь оберегать ты сам. Франсуа, я приехала просить тебя забрать его с собой, сначала в Брест, потом в море…

— Ты хочешь мне его доверить?

Не веря счастью, которое она ему предлагала и из-за которого долго будет проливать горькие слезы, он опустился перед ней на колени и протянул к ней раскрытые ладони, опасаясь, что иначе выронит ее щедрый дар, но одновременно не осмеливаясь к нему притронуться. Сильви наклонилась вперед и дотронулась до его больших ладоней.

— Кто позаботится о нем лучше, чем родной отец? — прошептала она. — Я верю, что ты воспитаешь его достойным имени, которое он носит.

— Клянусь самой своей жизнью! Но что будет думать он сам? Ты говорила с ним?

На ее прекрасном лице появилась ласковая улыбка, которую не могла омрачить даже острая тревога.

— Он без ума от радости! Вместо того чтобы учиться в коллеже, он станет пажом принца, а главное, увидит море, корабли…

— Он все это любит?

— Не меньше, чем ты. Мечтает об океанских просторах. Когда ты уезжаешь?

— Раз так, то уже завтра. Собирай его вещи. Я сам заеду за ним в карете. Прибыв в Брест, я отправлю королю письмо о том, что его повеление исполнено.

Держа Франсуа за руки, Сильви поднялась со скамьи.

— Я увижу короля раньше, чем он получит твое письмо. Отправив Филиппа с тобой, я вернусь в Фонтенбло.

Они медленно брели бок о бок по саду. Естественным жестом, повергнувшим Франсуа в дрожь, Сильви взяла его под руку, и он накрыл ее пальцы ладонью другой руки. Несколько минут оба наслаждались пленительной близостью, связанные огромной любовью, которую им не дано было прежде познать.

— Ты будешь хорошо о нем заботиться? — спросила она тихо и так печально, что Франсуа еле удержался, чтобы не заключить ее в объятия. Чувствуя, что, поступив так, он бы все испортил, он всего лишь сжал ее тонкие пальцы. — Ему будет хорошо со мной.

— Да, чуть не забыла про аббата Резини, его наставника! Он ужасно боится качки, но отказывается расставаться с воспитанником. Он собирался быть рядом с ним и в коллеже, чтобы предохранять от опасных связей. Что уж говорить о моряках…

Бофор не удержался от смеха, и обоим стало легче.

— У меня уже есть капеллан, но, если твой аббат умеет играть в шахматы, я встречу его с распростертыми объятиями. Не умеет, так научится.

На пороге дома они остановились. Франсуа с бесконечной нежностью расправил вокруг лица Сильви края бархатного капюшона.

— Ступай с миром, владычица моего сердца! Ты знаешь, что, даже не будучи знаком с нашим Филиппом, я всегда его любил. Даю тебе слово, что он будет счастлив. Завтра я за ним приеду…

Она привстала на цыпочки и легко чмокнула его в чисто выбритую щеку, обдав запахом розовых лепестков. — Да поможет тебе господь!

Спустя час после отъезда сына Сильви выехала в Фонтенбло, где была в тот же вечер принята королем, вернувшимся с прогулки. Людовику XIV не терпелось узнать, чем завершилась история, начавшаяся в его кабинете. Действия Бофора вызвали у него одобрение, и даже решение относительно безопасности юного Фонсома, принятое без его ведома, не было подвергнуто порицанию. Король лишь заметил:

— Вы не боитесь, что, доверив сына герцогу де Бофору вы породите слухи?

Сильви ответила, не отводя глаз:

— Слухи могут быть порождены любыми поступками. Кстати, в связи с этим позвольте просить ваше величество сохранить его отъезд в тайне. Причина — здесь.

И она подала королю угрожающую записку, полученную уже после спасения Филиппа. Людовик взял ее, прочел. прищурился и, расправив бумагу, положил себе на стол, придавил ладонью, давая понять, что намерен оставить ее.

— Даю слово молчать, герцогиня. Ваше требование вполне оправданно. Преступника будут разыскивать. Что касается моего кузена Бофора, то, надеюсь, он оправдает ваше доверие. А теперь ступайте к королеве. Беременность мешает ей двигаться, и она требует вас к себе.

Сильви присела в глубоком реверансе, волнами распустив серый бархатный подол по королевскому ковру. От короля она унесла странное ощущение, несмотря на свое желание казаться добрым, Людовик неприязненно поморщился, произнося имя Бофора. Значило ли это, что он по-прежнему помнит Фронду, ничего, вопреки видимости, не простил и, посылая счастливого Франсуа бороздить моря, всего лишь отсылает его подальше от двора и от своей венценосной особы?

Тем временем в парижском доме Кольбера на улице де Пти-Шам происходили события, которые вызвали бы у Сильви большой интерес. Разгневанный министр подвергал безжалостному разносу Фульжена де Сен-Реми, не знавшего, куда деваться от смущения.

— Вы наделали непростительных глупостей! Похищение юного герцога было преждевременным и только разозлило короля!

— Мне нужны деньги, а вы мне их не даете, — огрызнулся распекаемый обиженным голосом. — В этот раз я бы вернул им щенка и стал богаче на целых пятьдесят тысяч ливров…

— Которые были бы вынуждены разделить со своей сообщницей! Ладно, я дам вам немного денег, но под обещание не показываться, пока я не дам знака.

— Должен ли я последовать за господином де Бофором в Бретань?

— Ни в коем случае! Теперь он вас знает. А зрение у него хорошее, помощники тоже. К тому же плод еще не созрел, а я еще недостаточно силен, чтобы закрутить интригу, которая приведет к его исчезновению. Сначала дождемся суда и казни Фуке. После этого мне надо будет постепенно избавиться от всех его друзей, которые никогда не простят мне его падения. А пока придется помалкивать. Пусть герцогиня спокойно наслаждается тем, что считает своей победой, не интересуясь больше тем, что ее не касается…

— Вы плохо со мной обходитесь, господин министр, — забубнил свое Сен-Реми. — Разве у меня нет никаких прав? Разве данное моим отцом обещание жениться на моей матери, которым я располагаю, — подделка?

— Оно сыграет свою роль, когда для этого наступит срок. А пока что мне нужно, чтобы вы последовали примеру госпожи де Ла Базиньер и покинули Париж.

— Куда же мне деваться?

— Почему бы не… в Прованс? — С этими словами Кольбер достал из секретера толстый кошелек и бросил его своему приспешнику. — Там вы можете оказаться мне полезны. Губернатором там герцог де Меркер, старший брат Бофора, бывший мужем племянницы Мазарини, ныне покойной. Я порекомендую вас ему. Он — гостеприимный человек, попробуйте завоевать его доверие. Вандомы — дружная семья. Возможно, вы узнаете там любопытные вещи. Только ничего не предпринимайте — вы меня слышите? — без моего одобрения. В противном случае я откажу вам в поддержке.

— Я буду вам повиноваться. Но долго ли мне придется ждать? Все же я уже не молод…

— Столько, сколько потребуется. Время работает на меня. Набрав сил, я много сделаю для королевства, а своих недругов сокрушу одного за другим. Наберитесь терпения, если хотите стать рано или поздно герцогом де Фонсомом. Кто знает, быть может, вы еще женитесь на вдове своего сводного брата!

И Кольбер захохотал.

Когда в конце октября королевский двор покинул Фонтенбло, чтобы перезимовать в Лувре, Сильви де Фонсом вздохнула с облегчением. С весны прошлого года двор только и делал, что перебирался из Лувр в Венсенн, из Венсенна в Сен-Жермен, из Сен-Жермена в Компьен, наконец в Фонтенбло. Более-менее длительна остановка была сделана в мае в Версале, где Людовик ХIV затеял возведение самого величественного дворца на свете. В парке небольшого замка, построенного его отцом, начал устраивать празднества. Самое пышное из них именовалось «Забавы волшебного острова», шесть дней кряду молодой монарх доказывал свое пристрастие к пышности. Там же, увы, ярко вспыхнула его страсть к Луизе де Лавальер, родившей от него ребенка.

Разумеется, робкая девушка, влюбленная в короля по уши, рожала тайно, в домике неподалеку от Лувра, и ее сын, названный чужим именем, не жил при дворе. Разумеется, героическая Лавальер вернулась в свиту Мадам, чьей фрейлиной не переставала быть, хотя та ее ненавидела, уже спустя несколько часов после родов; однако король не скрывал свою радость. Радость эта была едва ли меньше, чем та, что охватила его осенью «1661 года, когда на свет появился наследник, великий дофин. Кстати, через пять месяцев после разрешения от бремени королевы и через девять после завершения знаменитого лета в Фонтенбло, где король и его невестка не скрывали взаимной симпатии и почти не расставались, Мадам произвела на свет девочку, не испытав по этому поводу никакой радости, в отчаянии она кричала, что плод надо утопить в реке… После этого самые завзятые скептики расстались с последними сомнениями, что участие Людовика XIV было здесь гораздо большим, нежели вклад Месье, и что король — не только сильный государственный деятель, но и могучий производитель потомства.

После этого Мария-Терезия успела родить дочь, умершую во младенчестве, и снова ждала ребенка, который должен был народиться к Рождеству. Лавальер предстояло разрешиться от бремени немногим позже, в начале следующего года, так что придворные знатоки, сбитые с толку этой лавиной деторождения. Уже путались в отцах, хоть и забавлялись от души всей ситуацией.