Джорджетт Хейер - Узник страсти

– Не начнет, – хладнокровно ответила ее мать. – Лихфилд, дорогое мое дитя, такой же безответственный, как и все остальные мужчины. И я не сомневаюсь, что в настоящий момент он играет в фараон на первом этаже.

Фанни молча согласилась с истинностью этого заявления, с большим достоинством пожелав родительнице спокойной ночи.

Капитану Стейплу не удалось покинуть Истерби рано утром. Благодаря ночным привычкам лорда Мелкшема, спать вся компания отправилась уже на рассвете. Когда веселого, чудаковатого пэра отговорили играть в фараон, Мелкшем предложил партию в вист. Поскольку старшие мужчины, в числе которых кроме архидьякона были также его зять мистер Йеттон и духовник графа мистер Мерридж, удалились на отдых сразу вслед за дамами, а граф явно был не в состоянии контролировать эту ситуацию, у капитана не хватило духу бросить Салташа на произвол судьбы. Граф был очень благодарен ему за это, но не позволил разогнать игроков по комнатам, хотя именно таким образом и собирался поступить капитан.

– Нет, нет! – воскликнул Салташ. – Раз уж Мелкшему так хочется… Он мой гость, знаешь ли, а кроме того… Ну, ты ведь меня понимаешь!

– Нет, не понимаю, – прямо заявил Джон. – И на твоем месте, старик, в своем доме я бы устанавливал собственные порядки!

Достаточно было одного взгляда на добродушное, но решительное лицо капитана, чтобы понять – он не шутит.

– Хорошо тебе говорить, – досадливо ответил граф. – Ты не понимаешь! А впрочем, это не имеет значения! Дело в том, что ты прекрасно знаешь Луциуса и моего несносного шурина! А дядя Йеттон отправился спать, предоставив юного Джеффри самому себе! Если ты не поможешь мне, они тут все вверх дном перевернут!

Итак, совершенно равнодушный к картам капитан Стейпл остался. Но хотя, несмотря на все его усилия, ставки продолжали расти, все же ему удалось предотвратить худшее и за столом на протяжении всей игры сохранялось спокойствие. К тому времени как лорд Мелкшем устал от этого занятия и предложил сыграть в брэг, молодой мистер Йеттон пал жертвой обильных возлияний, что, как жизнерадостно сообщил графу капитан, следовало рассматривать в качестве большой удачи, поскольку лишило его возможности проиграться подчистую.

Первым делом Джон отнес Джеффри в спальню, после чего помог собственному зятю сунуть голову под струю воды в кухне. Потом отвел наверх, поддерживая под руки, своего кузена Артура и мягко, но убедительно объяснил лорду Мелкшему, что гораздо лучше лечь спать, чем испытывать мощь охотничьего рога, обнаруженного в Большом зале.

Такая бурная ночь, естественно, стала причиной того, что капитан не сумел подняться рано и покинул Истерби лишь после полудня. Если бы он стал слушать все, что пытались сказать ему сестра и хозяин дома, в этот день он и вовсе никуда не поехал бы. Ему указали на то, что небо предвещает плохую погоду, что до сумерек он успеет преодолеть лишь несколько миль и что было бы лучше, если бы он вовсе отказался от идеи ехать в Лестершир верхом. Но вероятность дождя нисколько не пугала человека, привыкшего спать под открытым небом в горах Пиренейского полуострова, а возможность ночлега в придорожной гостинице привлекала его несопоставимо больше очередного вечера в обществе лорда Мелкшема. Поэтому в полдень Кокинг, слуга, прошедший с капитаном через все военные кампании, подвел к крыльцу его высокого горбоносого гнедого жеребца и пристегнул к седлу тяжелую шерстяную накидку, а также сумку со всем, что капитан счел необходимым для этого путешествия. Весь остальной свой багаж, включавший пару дорожных баулов, капитан поручил слуге отправить курьером в Эденхоуп, охотничий домик мистера Баббакомба в Лестершире. При виде столь скромного багажа слуга лорда Мелкшема, человек чрезвычайно надменный, поднял брови и заявил, что не понимает, как может джентльмен путешествовать по стране с такой скудной поклажей. Его собственный господин, как он не преминул заметить, никогда не выезжает из дома без нескольких чемоданов, несессера и его самого, слуги, наделенного чрезвычайно незаурядными талантами. Впрочем, Кокинг немедленно проткнул раздувшийся пузырь его самомнения, без малейших колебаний заявив: это не повод задирать нос.

– Если бы капитан был дрожащим ничтожеством с одутловатой физиономией и тонкими ножками, то, наверное, ему пригодился бы такой засранец, как ты. Только он другой! Тебе еще что-то хочется сказать о капитане?

Слуга лорда Мелкшема мудро решил, что он больше ничего не желает добавить к уже сказанному. Позднее в разговоре с коллегами он объяснил свою терпимость нежеланием продолжать беседу с каким-то невеждой. Таким образом, Кокинг, за которым осталось поле боя, аккуратно зарядил пистолеты капитана, вложил их в седельные ножны и подвел коня к двери. Капитан, одетый в бриджи, высокие сапоги и сюртук с элементами военного покроя, дав слуге последние наставления, вскочил в седло. Не выпуская уздечку из руки, Кокинг поднял голову и спросил у хозяина, должен ли он также прибыть в Эденхоуп после того, как благополучно доставит госпожу домой.

– Нет, ты можешь не застать меня там. Кроме того, ты мне будешь не нужен.

– Ну, сэр, оно, конечно, может, и так, но что мне хотелось бы знать, так это кто будет чистить ваши кожаные вещи, – поинтересовался Кокинг.

– Не знаю. Думаю, слуга мистера Баббакомба.

– Хо! – откликнулся Кокинг. – Слуга мистера Баббакомба совсем замучается, это уж точно! Но как скажете, сэр, будь по-вашему!

Он смотрел вслед хозяину, медленно качая головой. Свидетелем оброненной им загадочной фразы стал лишь воробей, прыгавший по земле в нескольких ярдах от крыльца.

– Странно, очень странно! – произнес Кокинг, в упор глядя на птицу. – Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, у него что-то на уме и очень скоро он влипнет в какую-нибудь историю!

Капитан, у которого и в мыслях не было влипать в какую бы то ни было историю, безудержно радовался собственному побегу из Истерби, невыносимую скуку коего рассеивали только довольно скромные выходки лорда Мелкшема, нисколько не забавлявшие Джона. Жизнь его кузена была ограничена множеством условностей, что и подтолкнуло капитана восьмью годами ранее упросить отца купить ему офицерский чин. Джон был глубоко убежден, что армейский быт подойдет ему, особенно во время войны. Последующие события подтвердили его правоту. Напрочь лишенная малейшего комфорта жизнь на Пиренеях тем не менее была наполнена неожиданностями и опасностями. Однако обилие приключений лишь радовало Джона, и он от них не уклонялся. Такая жизнь доставляла ему огромное удовольствие, особенно острое во время самых опасных предприятий. Но, когда в 1814 году война завершилась, он, хоть и радовался вместе со всеми свержению Бонапарта, знал, что жизнь, которая была ему по душе, тоже осталась позади. Скука военного быта в мирное время решительно не устраивала Джона Стейпла! Он уступил уговорам матери и наконец-то ушел из армии. Поскольку его отец умер годом ранее, миссис Стейпл полагала, что сын сумеет себя занять, управляя поместьем. Джон Стейпл-старший был человеком вялым и бездеятельным, и несколько месяцев его сын действительно оказался очень занят. Затем пришло сообщение о побеге Бонапарта с Эльбы, за которым последовал новый короткий, но яркий период армейской службы Джона. Однако Бонапарт вот уже два года оставался узником на острове Святой Елены, и похоже, все считали, что Джону пора привыкнуть к гражданской жизни и остепениться. Он, и сам это чувствуя, пытался удовольствоваться тем, что имел. Но время от времени его охватывало необъяснимое беспокойство. Когда такое случалось, предсказать последующие действия капитана было уже невозможно. Впрочем, как однажды мрачно изрек его зять, можно было с высокой степенью уверенности утверждать, что все его поступки будут очень странными и, вполне вероятно, возмутительными. У лорда Лихфилда были все основания полагать, что как-то раз Джон целых две недели кочевал с цыганским табором. Он также до сих пор не забыл неожиданное появление капитана в его доме в Линкольншире, когда тот посреди ночи влез в открытое окно облаченный в странную и совершенно неприличную одежду.

– Бог ты мой, чем ты занимался? – воскликнул лорд при виде шурина.

– Контрабандой! – весело улыбаясь, ответил Джон. – Я рад, что застал тебя дома. Мне нужна ванна и чистая одежда.

Лорд Лихфилд был настолько шокирован происходящим, что целую минуту таращился на капитана, будучи не в силах сойти с места. Все, конечно, оказалось не так плохо, и вид Джона объяснялся несчастным случаем.

– Но вот что я тебе скажу, Фанни! – жаловался впоследствии его светлость. – Если я отправлюсь кататься на яхте, неожиданно налетит шторм и мне придется спасаться вплавь, скажи, подберет ли меня судно контрабандистов? Конечно нет! Такое может случиться только с Джоном! Более того, никому, кроме Джона, не пришло бы в голову завершить это плавание вместе с головорезами, да еще и помочь им разгрузить их бочонки! А если бы такое со мной и произошло, то в живых меня точно не оставили бы. Меня просто стукнули бы по голове и выбросили за борт.

– Я и представить себе не могу, как вышло, что его пощадили! – заявила Фанни. – О, как бы мне хотелось, чтобы он угомонился!

– Это точно, – согласился милорд. – Хотя нельзя отрицать того, что он умеет отлично позаботиться о себе.

– Но он оказался во власти целой команды контрабандистов!

– Видимо, он им понравился.

– Понравился?

– А разве он может не понравиться? – совершенно резонно поинтересовался его светлость. – Джон весьма обаятельный парень, хотя я очень надеюсь, что он остепенится и прекратит выкидывать все эти коленца!

– Мама права! – провозгласила Фанни. – Мы должны подыскать ему подходящую жену!

Фанни с мамой принялись отыскивать кандидаток на эту роль и хитроумно знакомить их с Джоном. Судя по всему, они ему нравились. Причем все. Эта девушка такая милая и общительная! А вон та на редкость жизнерадостна. Еще одна была чрезвычайно хорошенькой. Но предложение он не сделал ни одной из них. Когда сестра осмелилась поинтересоваться, влюблялся ли Джон хоть раз, капитан совершенно серьезно ответил: да, он был по уши влюблен в жену смотрителя охотничьего домика, которая угощала его бренди и позволяла держать в клетке за дверью кухни хорьков.