Но все-таки они обнажили свои мечи. Уоррик был напорист во всем, и этот случай не был исключением. Он зажал в руке кинжал и издал боевой клич, от которого чуть не рухнули балки. В тот же момент он сделал выпад вперед, полоснув кинжалом по лицу находившегося ближе всех к нему человека.

Скоро стало очевидным, что либо они не умели ловко обращаться со своим оружием, либо не намеревались его убивать. Ну что ж, это было их большой ошибкой. Он ранил еще одного, и только после этого его кинжал встретил сопротивление остальных мечей нападавших. Они не хотели наносить ему никаких ран, но и умирать им не хотелось тоже.

Услышав боевой клич Уоррика, с таким же, но менее оглушительным воплем присоединился к схватке Джефри. Парню было всего пятнадцать лет. Он достаточно хорошо обращался с мечом, но тело еще не развилось в полную меру, и удары, которые он наносил, были недостаточно сильными. В нем было больше желания и энтузиазма, чем силы и мастерства, да вдобавок ошибочное представление, что он может сражаться так же, как и его господин. Джефри сделал выпад, но, видя его слабое тело, никто не отступил перед ним в страхе. И не имея доспехов, которые могли бы его защитить, он тотчас получил удар мечом в живот.

Уоррик увидел на лице Джефри выражение удивления, сменившееся ужасом, когда тот осознал, что меч торчит у него в животе. Уоррик понимал, что юноше осталось жить какие-то мгновения. Джефри воспитывался при дворе Уоррика с семи лет. И только в прошлом году Уоррик взял его под свое покровительство, хотя у него было уже достаточно оруженосцев. Он полюбил мальчика за его готовность услужить. И теперь, взвыв от горя и ярости, Уоррик метнул свой кинжал в человека, который убил Джефри. Он не промахнулся: кинжал по рукоятку вонзился в горло убийцы. Уоррик тотчас же выхватил меч из рук человека, находившегося к нему ближе всех.

Однако ему не пришлось воспользоваться захваченным оружием. Рукоятка другого меча ударила его по голове, и он медленно повалился на землю.

Двое мужчин, тяжело дыша, склонились над ним. Прошло не меньше минуты, прежде чем они вложили свои мечи в ножны. Один из них слегка толкнул Уоррика ногой, чтобы убедиться, что сам он не поднимется. На его русых, еще мокрых после купанья волосах показалась кровь, но он дышал. Он был жив, а значит, все еще полезен.

— Этот человек не простолюдин, а нам велено было найти именно простолюдина, — сказал один другому. — То, как он сражался, говорит о том, что он наверняка рыцарь. Разве это было не ясно, когда он входил в купальню?

— Конечно, нет. Он был покрыт дорожной пылью. Я увидел, что на нем не было доспехов, и цвет глаз у него именно тот, который нужен, и волосы светлые. Именно это требуется лорду Гилберту. Я вообще считал, что нам повезло, когда его увидел.

— Тогда вставь ему кляп в рот, и будем надеяться, что лорд Гилберт не надумает поговорить с ним.

— Какая разница? Половина рыцарей лорда Гилберта не кто иные, как простолюдины. И нам не попался никто, у кого были бы и глаза и волосы нужного цвета. Зачем ему, однако, такой понадобился?

— Это нас не касается, мы должны делать то, что приказано. Но зачем ты нанес ему такой сильный удар? Теперь нам придется его тащить.

Другой только фыркнул в ответ:

— Уж лучше так, чем иметь с ним дело, если он придет в себя. Когда я увидел его, он мне показался таким огромным. Этот юноша, как ты думаешь, не его ли сын?

— Может быть, а это означает, что как только он придет в себя, он опять начнет сражаться. Лучше связать ему руки и ноги. Даже лорду Гилберту пришлось бы несладко, если бы он решил утихомирить такого, как этот.

Глава 6

Ровена долго смотрела на то место, где раньше лежало тело лорда Гудвина, и не заметила, как заснула, свернувшись калачиком на краешке кровати. Гилберт убрал тело и оставил ее в одиночестве, предупредив несколько раз, чтобы она никого, кроме него, не пускала в комнату.

Она с удовольствием и его бы не впускала. Если бы у нее было какое-нибудь оружие, она, может быть, даже попыталась бы его убить до того, как он принудит ее к еще более чудовищным действиям. Но оружия у нее не было. Не могла она и сбежать, ибо тогда бы поставила под угрозу жизнь своей матери. Ровена не могла даже сказать, что было хуже: бракосочетание с Лайонзом и необходимость делить с ним супружеское ложе или то, что теперь планировал для нее Гилберт. Что могло быть хуже для девушки, которой всего восемнадцать лет, чем быть в постели со старым развратником?

Она совсем не испытывала чувства жалости к покойному, хотя, может быть частично, она была виновна в его смерти. Вероятно, он убил много невинных женщин, которым выпало на долю быть его женами. Он убивал их просто потому, что они ему надоели; или потому, что ему нужно было получить еще одно приданое, чтобы пополнить свою казну. Ровена знала, что есть немало таких бесчестных мужчин, которые делали то же самое, и никто им не ставил это в вину. Но были, она знала это, и другие, благородные мужчины, подобные ее отцу.

Когда Гилберт вернулся, чтобы разбудить Ровену, было еще темно и в замке царила тишина. Ровена не могла понять, который был час, но то, что она не отдохнула ни телом, ни душой, свидетельствовало о том, что она спала недолго. Однако первые же слова Гилберта заставили ее окончательно проснуться.

— Для вас уже все готово. Моим людям повезло: они нашли то, что нужно. Меня заботили глаза и волосы: они должны быть точно того же цвета, что глаза и волосы вашего супруга. Ибо это прежде всего передастся ребенку; и мы нашли точно такие же.

Ровене показалось, что кровь закипела у нее в венах, затем стала холодной. От страха желудок свело до судорог. Так он все-таки сделал это, он нашел мужчину, которому швыряет ее, поступая так же, как поступил бы ее муж, если бы она не забеременела в скором времени. Они были одного поля ягоды — Лайонз и Гилберт, они даже мыслили одинаково. Она бы не удивилась, если бы Гилберт отыскал того самого человека, Джона, услугами которого хотел воспользоваться ее муж.

Боже милостивый, почему не кончается этот кошмар?

— Поторопитесь, — продолжал он, проворно стаскивая ее с высокой кровати. — До рассвета еще есть время, но, чтобы все получилось наверняка и семя упало в благодатную почву, вам потребуется не одно совокупление.

— Зачем вы мне все это говорите? — раздраженно спросила Ровена, пытаясь высвободиться из его рук, когда он подталкивал ее к открытой двери. — Давайте ваши гнусные инструкции этому жеребцу, которого вы нашли.

— Вы сами увидите, — только сказал он в ответ.

И она увидела, почти сразу, так как мужчину поместили в небольшой комнате, прямо напротив ее покоев. В комнате стояла кровать и два высоких подсвечника по обе стороны, и никакой другой мебели. Когда-то в этой комнате ее муж предавался разврату с женщинами из челяди, однако Ровена этого не знала. К стенам над кроватью даже были прикреплены цепи, но их не было видно за матрацем. Но эти цепи были предназначены для женщин. Гилберт беспокоился, как бы пленник не разорвал их, поэтому приказал принести и растянуть над кроватью другие, более крепкие и длинные. Они были прикреплены к запястьям и лодыжкам пленника таким образом, чтобы тот не смог пошевелить ни одним суставом, не причинив себе страшной боли.

Ровена увидела мужчину в большой банной простыне на кровати. На запястьях его рук, закинутых за голову, были закреплены железные наручники. Еще две цепи тянулись из-под банной простыни вдоль кровати и уходили вниз, под нее. Прикован! Так его пришлось приковать? И он спал — или был без сознания.

До нее легко дошла суть происходящего, и она спросила:

— А не проще ли было просто заплатить ему, чтобы он совершил этот подвиг?

Гилберт, все еще держа ее за руку, стоял рядом с ней у края кровати.

— В этом случае считалось бы, что он овладел вами. Я же, напротив, отдаю его вам, чтобы вы сделали это и не считали, что…

Он долго колебался, стараясь подобрать слово. Она подсказала ему:

— Что меня изнасиловали?

Он покраснел.

— Нет. Я просто хотел, чтобы вы сами решили этот вопрос так, как это вам удобно, в любом случае сегодня ночью вы должны лишиться невинности.

Она поняла, что он считает такой вариант контакта с мужчиной благодеянием для нее. Ей так не казалось. И еще большей ошибкой было связать этого человека и силой заставлять его принять участие в этом действе. Но Гилберт ко всему подходил однобоко и делал только то, что было выгодно ему. Если не будет ребенка, который унаследует владения Лайонза Гудвина, все перейдет к его брату, включая большую армию наемников, в помощи которых Гилберт отчаянно нуждался. В течение нескольких недель, пока он собирался скрывать факт смерти Лайонза, ее сводный брат мог бы пользоваться услугами этой армии. Но несколько недель было недостаточно для того, чтобы вернуть все, что отобрал у него Фалкхерст.

Черт бы побрал этого вояку, который был таким же отвратительным, если не хуже, чем Гилберт. Если бы не он, ей бы не пришлось испытать того, что с ней произошло. И самое главное, если бы не он, ей не пришлось бы выходить замуж.

Упомянув о ее невинности, Гилберт, должно быть, вспомнил, что она к тому же была еще и просто обычной девушкой.

— Знаете ли, гм… знаете ли вы, что нужно делать? Если нет, то я попрошу кого-нибудь помочь вам. Я бы сделал это сам, но думаю, что не смогу вынести…

Он замолчал, и она изумленно посмотрела на него.

— Вы сами считаете это отвратительным и все же заставляете меня сделать это?

— Так нужно, — ответил он, поджав губы. — Другого пути сохранить Киркборо нет.

Ей показалось, что все происходящее ему тоже не очень нравилось, и это вселило в нее надежду.