Он даже не наклонился, чтобы она могла снять с него тунику, вынудив ее приблизиться к нему вплотную. У нее перехватило дыхание, когда нечаянно она коснулась его своей грудью, потом, почувствовав, как напряглись и сразу сделались твердыми ее соски, она судорожно глотнула воздух. Она так сильно дернула за тунику, что, когда та, наконец, оказалась у нее в руках, Ровена не удержалась и упала назад, на ступеньки.

Уоррик рассмеялся над ее сердитым выражением лица — по крайней мере она надеялась, что он смеялся только над этим. Ведь не мог же он знать, как отреагировало ее тело на прикосновение к его телу? И как вообще такая реакция возможна, если она его ненавидела? Это было выше ее понимания.

Ей не хотелось снова приближаться к нему. Нужно было еще снять с него штаны и обувь, но она не могла этого сделать. От одной мысли об этом у нее опять возникало ощущение покалывания в грудях. Боже милостивый, что же такое с ней происходит?

Он терпеливо ждал, но когда она не сделала никакого движения в его сторону, он сказал:

— Заканчивай.

Она медленно отрицательно покачала головой, видя, как у него вопросительно поднялась бровь.

— Тебе хотелось бы, чтобы тебя снова приковали цепями к моей кровати?

Она резко подскочила, чуть не столкнувшись с ним в спешке. Она услышала его смех и заскрежетала зубами. Значит, и эта угроза будет постоянно висеть над ней? Он был совершенно отвратителен, вне всяких…

— На колени!

Она упала на колени, даже не задумываясь над его новым приказом, и прямо на уровне лица увидела под тканью его штанов большую выпуклость. Краска снова залила ее лицо, и пальцы ее дрожали, когда она протянула руку, чтобы развязать шнурок и освободить его орудие мщения.

— Меня вполне устраивает видеть тебя в такой жалкой позе — как щенка у моих ног, — продолжил он небрежно. — Может быть, я прикажу тебе прислуживать мне в такой позе за столом.

— На виду у всех? Пожалуйста, не надо, — слова вырвались со стоном.

Он коснулся рукой ее макушки — как если бы она была не более, чем щенком, виляющим хвостом у его ног, — и отдернул руку, как только она подняла на него глаза.

— Ты еще будешь колебаться, выполнять тебе свои обязанности или нет?

— Нет, не буду.

Он больше ничего не сказал, оставив ее в ужасе раздумывать, удовлетворил ли его ее ответ. Теперь она стояла на коленях, потому что она осмелилась отказаться закончить раздевать его, наказание было скорым и унизительным. Неужели этого мало? Она сдернула с него штаны и подштанники, стараясь не смотреть на то, что было у него ниже пояса; она наклонилась пониже, чтобы заняться его обувью. Когда она кончила раздевать его, он не двинулся с места, и она не сводила глаз с его голых ног, что было своеобразным вызовом с ее стороны, но что нельзя было назвать прямым неповиновением, ибо разве его ноги не были частью его тела?

— Поистине ты таки продолжаешь испытывать мое терпение, — сказал он, видя, как она продолжает смотреть на его ноги.

На этот раз он не упорствовал, и она увидела, как он переступил ногами и забрался в лохань с водой. Она с облегчением вздохнула. Она стала забывать, что еще означает «прислуживать ему, когда он принимает ванну». Он ей напомнил.

— А теперь чего ты ждешь, женщина? Подойди, помой мне голову и спину.

Это входило в «прислуживание ему». Она знала это. И то хорошо, что он не настаивал, чтобы она вымыла его всего. Но ей не хотелось опять приближаться к его телу; от одной только мысли об этом ее бросило в жар.

Она взяла кусок ткани, служивший мочалкой, намочила и намылила ее, но прежде чем коснуться его тела, она спросила:

— Почему ваша жена не занимается этим?

— У меня нет жены.

— Но у вас есть дочери.

— Я был дважды женат, но обе жены давно умерли. И я бы женился еще раз… — Вдруг он схватил ее за тунику, притянул к себе и сердито проворчал: — Я должен был встретить ее, а меня задержали, и она, не дождавшись, уехала и пропала. Тебе известно, женщина, где я был и почему не мог встретить, как намеревался, свою невесту.

Ровена боялась что-либо отвечать. Он и не ждал ее ответа.

— Меня приковали цепями к кровати только ради твоего удовольствия.

Боже милостивый, и за это он должен винить ее?

— Не ради моего удовольствия, — прошептала она.

Он отпустил ее, слегка оттолкнув.

— Тебе надо хорошенько молиться, чтобы леди Изабелла нашлась и чтоб она была жива.

Еще одна страшная угроза неизвестными последствиями. Ровена подумала, что, может быть, леди и не пропала, а воспользовалась случаем и сбежала от такого жениха. Уж она сама наверняка бы так сделала, представься ей такая возможность. Эта тема вызвала в нем гнев. Она почувствовала это по тому, как напряглась у него спина, которую она терла. Так что она и не удивилась, что он не взял протянутой ею мочалки. Она заслужила еще одно наказание за то, что рассердила его.

— Мне кажется, что я сегодня слишком устал, так что можешь вымыть меня, женщина, всего. И лучше сними-ка с себя одежду, чтобы не намочить ее.

Да будут ему уготовлены вечные муки. Ну почему он должен мстить за любой пустяк? Он настоящее дьявольское отродье.

Но Ровена сделала так, как ей было приказано, сбросив с себя и тунику и рубашку, в спешке оборвав несколько шнурков. После этого она сразу же накинула на себя тунику без рукавов, фактически опять проявив неповиновение.

Когда она опустилась перед ним на колени и начала намыливать ему грудь, он увидел, что она сделала, и очень удивился. Она затаила дыхание, ожидая пощечины. Но когда этого не произошло, она наконец посмотрела ему в лицо — и увидела, что он улыбается, по-настоящему улыбается, и эта улыбка сделала его опять привлекательным. На ее лице отразилось удивление, и это вызвало у него взрыв смеха.

Раздосадованная, Ровена села на корточки. Менее всего она думала, о том, чтобы развеселить чудовище. Но сегодня у нее ничего из того, что она хотела, не получалось.

Перестав смеяться, но продолжая улыбаться, он сказал:

— Давай заканчивай, а то вода начинает остывать.

Она повиновалась, но мытье этого крупного мужского тела было настоящей пыткой, и по-другому это назвать было нельзя. Ее сердце сильно билось, пульс участился, а напрягшиеся соски грудей ломило от боли. Мытье слишком явственно напоминало ей о том времени, когда она принуждала его быть готовым к соитию, оно было очень похоже на ласки с ее стороны. И то, что было символом его мужского достоинства и силы, несколько раз упиралось в ее руку, и она поняла, что оно взорвется прежде, чем она дойдет и до этого места и начнет там мылить.

Ее лицо пылало. А его — оставалось по-прежнему необыкновенно прекрасным, ибо он продолжал улыбаться, довольный тем, что она испытывала чувство неловкости. Но она на это сейчас и не обращала внимания, потому что пылало не только ее лицо. У нее вдруг возникло безумное желание забраться к нему в эту лохань.

Но вместо этого она вскочила на ноги и начала намыливать ему голову. Но она делала это слишком сильно, взбивая слишком обильную пену, которая потекла ему в глаза.

— Хватит, женщина, — попросил он. — Сполосни теперь волосы.

Ровена дотянулась до ведра, чувствуя облегчение, что процедура мытья подходит к концу, и вспомнила, что больше не осталось горячей воды.

— Вам придется подождать…

— Нет, споласкивай сейчас же.

— Но, мой господин, вода…

— Сейчас же, черт тебя побери!

Она стиснула зубы. Ну что ж, сам напросился. С великим удовольствием она вылила целое ведро ледяной воды ему на голову.

Она услышала, как он захлебнулся водой, стекающей по лицу, потом закашлялся и начал отплевываться. Злорадное удовольствие сменилось тревогой. Ну теперь он наверняка поколотит ее, хотя во всем этом не было ее вины. Пока он не выскочил из лохани, она начала медленно отступать к двери, а он продолжал смахивать руками воду с лица, потом опустил руки, и эти его глаза цвета серебра пригвоздили ее на месте.

— Я… я пыталась сказать вам, что не осталось теплой воды, мой господин.

— Да, ты пыталась. Если бы мне не щипало так глаза, я бы мог выслушать.

Она насторожилась.

— Значит, вы меня опять обвиняете? Если бы вы меня спросили, я бы сказала вам, что никогда раньше никого не мыла и не знаю как…

— Замолчи!

Было очевидно, что он раздражен, но не похоже, что он собирался поколотить ее, поэтому она предложила свои услуги, спросив:

— Что вы теперь наденете? Я принесу одежду.

— В этом нет нужды. Уже пора ложиться спать. Так что я пойду прямо так.

— Тогда… можно ли мне быть свободной… мой господин?

Она нарочно заколебалась, прежде чем употребить обращение «мой господин», и по тому, как он посмотрел на нее, было ясно, что он это понял, и, видимо, поэтому он ответил:

— Нет, сначала ты меня вытрешь.

Но, скорее, это было наказанием за холодную воду. Произнеся приказ, он поднялся во весь рост, а она, стоя от него на некотором расстоянии, не могла не видеть его тела.

Она было покачала головой, снова отказываясь подчиниться ему, но он опередил ее, спросив:

— Ты довольна тем, к чему привела твоя помощь?

— Нет! — сказала она.

— А раньше ты в таких случаях была довольна, — напомнил он ей.

Произнесено это было каким-то слишком хриплым голосом. Боже милосердный, уж не собирался ли он соблазнить ее, вызвав у нее желание отдаться ему? Если это так, тогда, похоже, он отпустит ее и пошлет за своей Силией. Он уже отомстил ей, уже была приведена в исполнение месть «око за око». Он не может еще раз возжелать ее. Нет, ему только хотелось все больше и больше мстить ей.