– Это правда, мессир, – наконец смогла произнести Жанна.

Бланш только склонила голову, слишком напуганная появлением короля, чтобы поддержать подруг. Все три сели на кровать, сложив руки на коленях.

– Так вы признаетесь, что ваши встречи проходили в саду?

У Николетт кружилась голова, она с трудом понимала, о чем спрашивает король.

– Это были всего лишь невинные проделки, – продолжала настаивать она, проводя рукой по рассыпавшимся локонам. – Там присутствовало много молодых людей. Конечно, нас можно обвинить в излишней… э-э… горячности и слишком громком смехе, но…

– А также в супружеской измене? – резкий вопрос короля прервал ее оправдания.

– Нет! – Николетт ощутила острый приступ страха.

Обычно король бывал спокоен и молчалив, редко выдавая свои чувства, но сегодня его серые глаза горели гневом, в голосе звучало презрение.

– Есть свидетели вашего недостойного поведения.

Николетт почувствовала, как у нее сжимается сердце.

– Значит, это лжесвидетели, мессир. Король презрительно фыркнул.

– А где кольца, которые вам подарила ваша дорогая свояченица Изабелла по приезде из Англии?

Николетт, забыв, что ее указательный палец до сих пор в чернилах, вытянула руку, на которой поблескивало кольцо. Но Жанна и Бланш не шелохнулись.

Бланш, сжав руку сестры, пробормотала:

– А мое не подходит к этому платью.

– Мне послать слугу за кольцами? Или, может быть, мы найдем их на пальцах Пьера и Готье д'Олни?

У Николетт кровь застыла в жилах. Она очень ярко представила себе игры в саду, известные догонялки. Женщина закусила губу – что сейчас ни скажи, вряд ли пойдет на пользу. Кольца, скорее всего, просто потеряны принцессами по небрежности. Николетт с тревогой посмотрела на невесток. Жанна попыталась возразить.

– Мессир, мы не дарили… Но ее прервал гневный голос:

– Развратницы! Вам придется ответить за свои грехи! Уберите их с моих глаз долой!

Только сейчас до Николетт в полной мере дошел смысл обвинения.

– Нет! – воскликнула она. – Я невинна! Мы невиновны!

Изабелла не шелохнулась. В глазах сверкали усмешка и удовлетворение. Николетт была уверена: их завистливая свояченица сыграла главную роль в том, чтобы убедить короля – его невестки изменяют мужьям. Она резко возразила:

– Если вы ищите тех, кто виновен в супружеской измене, то спросите свою благочестивую дочь: кто каждую ночь приходит в ее постель? Мне назвать имя?

Николетт чувствовала, что зашла слишком далеко, но не смогла сдержаться, на глазах появились слезы.

К ней бросились стражники, сквозь слезы их лица показались ей бледными, размытыми пятнами, краски смешались. Потные руки обхватили молодую женщину и потащили из комнаты. Она кусалась, царапалась. Один из стражников ударил Николетт, и та закричала от боли. Или, может быть, это доносились до ее ушей крики Жанны и Бланш.

Королевские стражи тащили ее все дальше и дальше по каким-то темным коридорам, но Николетт продолжала биться, стараясь вырваться из железной хватки, громко крича о своей невиновности. Открывались какие-то двери, сапоги стражников громко стучали по каменному полу.

В конце концов Николетт швырнули в темный подвал, дверь с лязгом захлопнулась.

Довольно долго она лежала на каменном полу. Рыдания сотрясали все тело молодой женщины. К кому обращаться? К мужу, который считался таковым всего полгода? Николетт вспомнила, что сказал Луи, когда впервые увидел ее:

– Что за худую черную телку вы привели ко мне, отец? Не нахожу в ней ничего привлекательного.

Эти слова были произнесены в присутствии слуг. Но впереди их ждала брачная ночь, после которой Луи предпочитал проводить время не с женой. После тех ужасных часов между молодыми супругами были только неприязнь и презрение.

Когда глаза привыкли к темноте, Николетт оглядела свое новое обиталище: тюфяк, набитый соломой, в углу – дурно пахнущее ведро.

Она подошла к тюфяку, села на жесткую солому, в бессильном гневе обхватила голову руками. Гнев… Именно это чувство испытывала она сейчас, и больше всего в эту минуту ненавидела щеголеватого Луи и подлую Изабеллу. Неужели Луи обратился к сестре, чтобы та помогла ему избавиться от Николетт – от жены, которая не устраивала его, которая слишком хорошо знала о его несостоятельности? Или Изабелла сама решила отомстить свояченице за пьески в саду? А может быть, наружу вырвались зависть и ревность, которые Изабелла постоянно испытывала к женам своих братьев?

Постепенно гнев сменился ужасной мыслью: измена карается смертью. Страх пробрался в самое сердце Николетт. По закону за супружескую измену муж имеет право послать жену на казнь. Николетт знала: многие бывают казнены безвинно. Те, кто не умирал от пыток де Ногаре, были сожжены. Или им отрубали головы.

Нет, король не осмелится казнить всех трех невесток. Они – не простые крестьянки, а дамы знатного происхождения. Король не захочет ссориться с ее родственниками. Дяди и брат не дадут Николетт в обиду. Но они так далеко…

Как коварна судьба! Жанна и Бланш, вышедшие замуж за других сыновей короля, тоже не были счастливы в браке. Их мужья не скажут ни слова в защиту юных жен. Никто не осмелится перечить королю, опровергать ложь Изабеллы. Впереди – костер или медленная смерть в темных подвалах замка…

Николетт попыталась уснуть. Сквозь тревожную полудрему ей послышался крик в коридоре. Она вскочила. Крик стал громче – вопль ужаса и боли. Она совсем забыла о братьях д'Олни… Невыносимо! Невыносимо! Николетт прижалась к каменной стене, закрыв ладонями уши. Эти нечеловеческие вопли словно вторили ее собственному ужасу и отчаянию.


А вдали от мрака подвалов Изабелла рассержено оттолкнула руку любовника.

– Ты не понимаешь, что это сейчас неуместно? – прошипела она.

Изабелла взволнованно заходила по комнате. Ей нужно время, чтобы собраться с мыслями. Для своего возраста она выглядела великолепно – высокая, стройная, светлые волосы. Если бы не по-мужски резкие жесты и движения, красоту дочери короля можно было бы уподобить красоте легендарной Елены Троянской.

Рауль де Конше не удивился ее всплеску ярости. Глаза из-под тяжелых век напряженно следили за Изабеллой. Легкая улыбка коснулась губ.

– Прошлой ночью ты не говорила со мной столь сурово.

Изабелла резко повернулась, не дойдя до высокого зарешеченного окна в западной стене опочивальни. Сверкающими глазами посмотрела на любовника:

– Почему его не нашли?

– Не беспокойся по поводу Лэра де Фонтена, – голос Рауля звучал утешающе. Он был крупным, сильным мужчиной, но не выше Изабеллы. Светлые волосы его любовницы, такие же, как у ее отца, резко контрастировали с черной шевелюрой де Конше. В чем-то он походил на жгучего брюнета-испанца. Темные волосы падали на плечи густыми волнами, а борода казалась иссиня-черной.

Изабелла сложила руки на груди. Ее бархатное платье изумрудного цвета, отороченное горностаем, сверкало в сумерках при каждом движении. Сентябрьский вечер принес в комнату прохладу.

– Должно быть, его предупредили.

– И кто же? – в голосе Рауля прозвучала насмешка. Только несколько самых доверенных слуг знали об арестах. – Ты зря волнуешься, – он подошел к Изабелле. Руки скользнули по затянутой в бархат талии. – Меня больше беспокоит, что пытки де Ногаре могут открыть правду.

– Правду? Да. Ту, которую я хочу, – светлые глаза Изабеллы встретили взгляд Рауля. – Мессир де Ногаре не должен подвести меня.

– Тогда нечего бояться, – он усмехнулся, иссиня-черная борода коснулась щеки Изабеллы.

– Но есть еще Лэр де Фонтен… Рауль поднял голову, тяжело вздохнул.

– Мои слуги пустились на поиски. Его найдут. Это дело времени. Слуги в доме де Фонтена сообщили, что он уехал рано утром. Может быть, Лэр просто отправился на поиски развлечений – поиграть в карты или к дамам легкого поведения? В любом случае, далеко уйти он не мог.

Изабелла молчала, хмуро глядя через окно в темноту огромного двора. Нет, вряд ли она сможет спать спокойно, если этот офицер стражи отца не попадет в руки инквизитора де Ногаре.

ГЛАВА 2

Несколькими часами ранее, задолго до того, как начался скандал, Лэр де Фонтен вышел из своих апартаментов во дворце Сите и отправился заказать пару сапог. Позднее он намеревался посетить свою сестру. Короткий визит, так как вечером договорился о встрече с товарищами по службе, братьями д'Олни. Все трое, добрые друзья, решили отпраздновать возвращение Лэра в Париж.

Выезжая из дворца, Лэр наслаждался красотой ясного сентябрьского утра. В лучах утреннего солнца шпили башен Собора Парижской богоматери отливали золотом, и остров Сите мерцал как алмаз, венчающий сверкающую реку. Под лазурным небом Пти Пон[1] вибрировал от разнообразных звуков.

Он был запружен толпой, привлеченной многочисленными лавками. Со своими остроконечными башенками и куполами торговых палаток мост напоминал городской бульвар, переброшенный через реку. На всем его протяжении крики торговцев вином, продавцов пирогов и жалобы нищих перемежались со стуком кузнечных молотов, непрерывным шумом шагов и скрежетом колес.

В Париж Лэр возвратился только накануне, вырвавшись из тихой монотонной жизни в Понтуазе, любимом дворце короля, где служил комендантом. Королевская охота была единственным развлечением тамошней жизни. Временами казалось, что короля больше ничего не интересует, кроме охоты. Отряд ловчих всегда был наготове.

Служба была легкой, и Лэр вел спокойную, даже скучную жизнь. Вначале ему недоставало дворцовой суеты. А теперь он понял, что за месяцы уединения полюбил тишину, толпы людей и суматоха Парижа раздражали.

Куда ни пойди, на север, на юг – дорога забита людьми и экипажами. За те три месяца, что Лэр де Фонтен отсутствовал, движение на обоих городских мостах увеличилось до предела.