Нож матово поблескивал в руке Глушкова. Рядом с ним оказался Козельков.

Еще одна атака Баранского отбита. Апухтин приготовился отбить следующую.

Он видел краем глаза маневры Глушкова, но на этот раз опоздал — на дороге оказался Баранский. Железный штырь опустился на предплечье Глушкова уже после того, как злодеяние свершилось.

Баранский бросился к двери, но дорогу ему преградил лейтенант Кахидзе.

— Держите Воейкову! Она ушла с «кладом»! — крикнул ему Апухтин. — И вызовите «скорую». Прочесать каждый куст! Марина Бояринова должна быть здесь…


Я жаждала самой искренней откровенности.

С родителями ничего не получилось — они смотрели на меня полными слез глазами. Мне же нужна была не жалость, а понимание. К Малинке я уже не испытывала доверия.

Дело было не только в том, что она бросила на произвол судьбы подаренные мной рисунки — Малинка была моим детством, а я вдруг за одно лето стала взрослой. Я жаждала поговорить с кем-то мудрым и всепоймущим обо всем том, что произошло со мной минувшим летом. Я попробовала было вести дневник, но из этого ничего не вышло — вопросы, которые я задавала сама себе, так и остались без ответа.

Мне нужен был живой друг. И он нашел меня сам. В ту самую минуту, когда мое отчаяние достигло наивысшего предела.

Я только что вернулась из школы и, чтоб не чувствовать себя совсем одинокой, включила радио.

Этот пластмассовый ящик пел только о любви. Мне же хотелось еще и дружбы.

Каролина первая откликнулась на наш звонок-кукушку. Она бросилась с радостным лаем к двери и стала царапать ее передними лапами.

После всех этих событий мама категорически запретила мне открывать входную дверь в их с папулей отсутствие.

В тот момент у меня было очень сильное предчувствие, что наша обитая темно-вишневым дерматином дверь служит препятствием между мной и человеком, в котором я очень нуждаюсь. Я поспешила это препятствие устранить.

Капитану Апухтину очень шла милицейская форма, но она же и сдерживала мою откровенность. Думаю, он почувствовал это еще тогда, когда я давала свои показания в милиции.

На этот раз он был в джинсах и ветровке. И с сумкой на плече.

Каролина радовалась всем входящим в дверь. Но больше всего маме, у которой в сумке обязательно была припасена для нее конфета.

Апухтин достал из кармана своей куртки конфетку и, улыбнувшись, протянул ее мне, а не Каролине.

Я рассмеялась, хотя, наверное, мне следовало обидеться.

Потом он достал из своей сумки книгу Дарелла «Моя семья и другие звери» и, присев на корточки, протянул ее Каролине.

Скоро мы уже сидели втроем за столом в кухне и пили чай с абрикосовым вареньем.

Первый вопрос все-таки задал Апухтин.

— Как ты думаешь, почему Козлик не захотел подчиниться приказу «инвалида» перевезти воронцовский клад из Москвы в Ростов? — спросил он, глядя на меня уж очень серьезно.

— Почему вы не спросите об этом у него?

— Спрашивал. И знаешь, что он мне ответил?

— Даже отдаленно не могу себе представить. Он непредсказуем, этот… Козлик.

— Он сказал, ты не позволила ему это сделать.

— Я понятия не имела…

— Да, он так и сказал: «хоть она и понятия об этом «кладе» не имела». Ясно выразился, а?

Я почувствовала, что краснею, и поспешила уткнуться носом в свою чашку.

— Но мне не совсем ясно, почему Козлик якшался с такими бандюгами, как этот «инвалид» и «супруга», — сказала я, оправившись от смущения. — Уж не говоря про этого гада Глушкова.

Апухтин погрозил пальцем Каролине, которая поднялась на задние лапки и теперь старалась дотянуться носом до вазочки с печеньем. Она спрыгнула с табуретки на пол и, повалившись на спину, застыла в покорной позе провинившегося.

— Вот и ответ на твой вопрос. Как-то Козлик пытался спихнуть на барахолке джинсы. Как говорится, с наваром. «Инвалид» схватил его за локоть, «супруга» стала грозить милицией. При этом они наверняка разглагольствовали на предмет того, что эти проклятые спекулянты так сдавили горло трудовому народу, что не вздохнешь. Ну, Козлик и задрал кверху лапки. Так сказать, готов сделать для вас все и даже больше, только в милицию не капайте. Нужно убежище — Глушков предоставит свою квартиру, «клад» переправить — и это можно. Все бы прошло как по маслу, если бы не одна наша общая знакомая, которая вдруг вмешалась в игру и перепутала все карты. Правда, Каролина?

Обрадованная вниманием, Каролина вскочила на табуретку.

— Эта ваша общая знакомая была лишь послушным роботом, приведенным в движение смышленым изобретателем.

— Случается, роботы поднимают восстание против тех, кто их сконструировал.

— И тогда этих роботов разбирают на части и переплавляют на металлолом. Что случилось бы и со мной, если б не подоспели вы.

— Я думаю, Козлик в конце концов обратился бы в милицию. К тому времени он уже окончательно созрел для того, чтобы подставить вместо твоей шеи свою. Потому и потащил вас с бабушкой в Москву.

— Он многому научил меня. Когда я лежала с кляпом во рту в том шалаше на острове, где вы меня нашли, я думала почему-то о том, что люди делятся на злых, добрых и тех, в ком намешано и то, и другое.

Апухтин молча похлопал меня по плечу.

— Те, в ком добро со злом пополам, могут стать как преступниками, так и праведниками. Это зависит… Словом, это от многого зависит. Но прежде всего от того, в каком окружении они окажутся.

Апухтин, похоже, слушал меня с большим интересом.

— Мне было невероятно страшно и так хотелось к маме. Хотя мне все время казалось, что все это неправда и не со мной. Глушков, мне кажется, тоже из тех, кого можно переделать.

— Глушков трус и безвольный человек. И еще он страшный эгоист. Такие часто становятся преступниками, а точнее, выразителями преступной воли. К тому же за его душу никто не боролся.

В моей голове вертелся еще один вопрос. Самый важный. Самый страшный.

Апухтин допил чай и отодвинул чашку. Я испугалась, что он сейчас уйдет, и мой вопрос останется без ответа.

— А Козлик… что с ним сделают, когда он выпишется из больницы? — неожиданно громким голосом спросила я.

Апухтин засунул руки в карманы своих джинсов и подмигнул Каролине. Та моментально спрыгнула с табуретки и завертелась возле его ног.

— Козлик заслуживает хорошей порки, а еще больше…

— Доверия, — угадала я. — Он такой чистый и… Вы, наверное, думаете, что он… что мы с ним… я уверена, мои родители так думают.

Я смешалась вконец и спрятала лицо в ладонях.

— Я так не думаю, Марина, — услыхала я голос Апухтина.

— Он даже ни разу не поцеловал меня так, как мужчина целует женщину, — шептала я. — А мне очень этого хотелось. Я… приходила к нему ночью. Мы лежали рядом, и он гладил меня по голове. Еще рассказывал всякие забавные истории. Может, я не нравлюсь ему как женщина?..

— Мне кажется, ты ему не просто нравишься.

— Серьезно? Но почему, когда я сказала Козлику, что люблю его, он рассмеялся и покрутил пальцем у моего виска. Разве любить могут только сумасшедшие?

Апухтин усмехнулся и встал.

— Только не говорите, что я еще настоящий ребенок.

— Ты уже вполне взрослый и сложившийся человек, Марина.

— Тогда почему Козлик отверг мою любовь?

Теперь я смотрела на Апухтина так, словно от него зависело мое будущее.

— Он сохранил ее. Тем, что не захотел превратить в пошлую, грязную интрижку. К тому же он считает себя недостойным твоей любви.

— Какие глупости! Скажите ему… Нет, я сама ему все скажу. Когда я смогу попасть к нему в больницу?

Апухтин смотрел на меня с интересом и, кажется, с одобрением.

— Твои родители наверняка будут возражать.

— Они все поймут. Потом. Ведь вы понимаете меня, правда?

Он медленно кивнул.

— Пожалуйста, помогите мне увидеться с Козликом.

— Заеду за тобой завтра в девять тридцать, — сказал Апухтин и протянул мне руку. — Мне кажется, он тебе очень обрадуется.



Загадочная красавица Лариса жаждет и ищет романтической любви, но ни один мужчина не может стать принцем ее мечты, никто из них не может понять ее… наконец настоящее чувство находит ее в Ирландии, в старом замке на берегу моря, куда девушка приехала погостить. Но сердце Ларисы неспокойно, что-то мешает ей до конца поверить своему счастью…