— Да, да, конечно, монсеньор. Приходите, дочь моя, в другой раз. Когда моя совесть, то есть святой Глеб, будет спать.

Снова загудел колокол. Я шла под жарким солнцем, ощущая затылком равномерные толчки горячего воздуха от его ударов. Я обернулась посередине луга. Василий и Глеб шли вдоль монастырской стены. Они были в хламидах и простоволосые. Глеб шел вторым. Он оглянулся, но не на меня, а так, вокруг. И вдруг ускорил шаги.


— Во флигеле полно мышей. И вообще там раньше прислуга жила. Ты что, на самом деле боишься, что я могу тебя изнасиловать?

Он произнес это слово с особым вкусом и почти по слогам. Почему-то показалось, будто Боб представил себя в роли страдательного лица.

— Береженого Бог бережет. Да и мой двойник на потолке так громко храпит.

Я решила не говорить Бобу о том, что познакомилась с монахами. Соответственно и о рассказе Василия. Во флигеле были низкие обитые вагонкой потолки и такие же стены. И никаких зеркал с кровавым прошлым.

— Ладно, поступай как знаешь, — Боб нахмурился. — Прислуга, я думаю, тоже бегала тайком к монахам. Разумеется, это шутка. — Боб улыбнулся мне примирительно. — Я бы и сам к ним сбегал, кабы не эта чертова каторга. Ну да, наверняка где-то поблизости есть и женский монастырь, верно? Слушай, у меня идея: а что если нам смотаться на тот берег на пару? Я так давно не сидел на веслах. Помнишь, когда-то я учил вас с Нонкой грести? Сколько же вам тогда было?.. Лет по одиннадцать-двенадцать, не больше. Ты была так похожа на мальчика, и я называл тебя моим пажем. — Боб вздохнул и отвернулся. — Вернуть бы те времена… — едва слышно пробормотал он.


Я сидела лицом к солнцу, нижний край которого только что коснулся линии горизонта, и сладко щурилась. От воды тянуло прохладой и илом, в ивах щелкал соловей. Боб греб сильными рывками. Он то и дело улыбался и показывал мне язык. В тот вечер он казался необычайно оживленным.

— Разведем на берегу костер, испечем картошки. Ты позвонишь маме и скажешь, что у тебя все в порядке. У тебя все в порядке, верно, Чайка?

Он вдруг поднял правую ногу и положил ее мне на колени. Я была в джинсах и рубашке с длинным рукавом — комары в тех краях просто свирепые. Я непроизвольно двинула коленкой и сбросила его ногу. Он громко рассмеялся.

— Недотрога. Ох, как же ты нравишься мне, Чайка. А известно ли тебе, что многие бабы из моего далеко не плебейского окружения отдали бы большие деньги за то, чтобы очутиться со мной в одной лодке?

— Знаю. Считай, в ней, кроме нас, сидит еще и твоя Франсуаза.

Он наклонился и брызнул в меня водой.

— Злюка. Уж лучше мы посадим в нее монаха, к которому ты каждый день плаваешь на свидание.

— Я плаваю каждый день к разным. Тебе придется нанять баржу.

— Я бы очень хотел, чтоб у нас завязались романтические отношения. Ты меня здорово возбуждаешь.

Боб сказал это на полном серьезе и с обольстительной интонацией в голосе, на которую я невольно среагировала. Боб замечательно смотрелся на фоне волжского заката.

— Мы же с тобой решили лелеять культ чистой дружбы, — не слишком уверенно сказала я.

— Брось, Чайка. Ни одна душа в мире не догадается о том, что было между нами. Если захочешь, потом мы сами забудем, разлетимся в разные стороны. Я не собираюсь вынуждать тебя хранить мне верность.

— А если я сама захочу ее хранить?

— Не притворяйся. Ты такая сексуальная женщина. Верность — это не только скука, а еще и самая гнусная ложь на свете.

Я была в корне не согласна с Бобом, хоть и успела испытать на собственной шкуре боль, которую причиняет максимализм в любви. Увы, он так же неизлечим, как и СПИД.

— Чайка, не будь занудой. — Нос лодки ткнулся в прибрежный ил. Боб достал из-под сиденья корзинку с едой и пивом, встал, галантно протянул мне руку. — Ты ведь сама хочешь попробовать еще раз, верно?

Мы долго плавали нагишом в теплой воде. Над нами синел огромный усеянный звездами купол, в зарослях почмокивали соловьи. Прикосновения Боба были нежными и ненавязчивыми…

— Давно я никого так не хотел… Господи, как здорово. Ты удивительная. Чайка, дорогая, как хорошо, что я догадался позвонить тебе.

Моя голова была пустой и необыкновенно легкой. В Бобе было то, что я так давно и напрасно искала в мужчинах — он умел отдаваться ласке. Именно отдаваться, а не брать, как это делают грубые и даже не очень грубые самцы. Боб вел себя как настоящий мужчина, но мне казалось, что какая-то часть его существа растворяется вместе со мной в ласке.

— А ты не хотела. Мы бы так много потеряли…

Я наконец стала выходить из воды, намереваясь одеться. В это время в костре громко треснуло, в воздух устремился целый фейерверк ярких искр. Мне показалось, что мои глаза встретились с глазами какого-то человека, стоявшего на берегу. Я не разглядела, кто это был — искры потухли, и ночь сразу показалась еще темней. Я услышала торопливые шаги, удалявшиеся в сторону зарослей. Мне стало стыдно своей наготы, и я поспешила натянуть джинсы и рубашку. Странно, но я не испытывала к Бобу особой нежности — обычно я так и липну к тому, с кем занимаюсь любовью. Дурацкая привычка анализировать все на свете и раньше здорово портила мне существование. Вместо того, чтоб наслаждаться соловьиной ночью в компании почти идеального мужчины, я ломала голову над тем, к чему может привести наш роман.

Одно я знала безусловно: мне не хотелось быть возле Боба каждую минуту. Мне в тот момент хотелось расстаться с ним как можно скорей. И это вопреки тому, что всего несколько минут назад мне было с ним волшебно хорошо.

Когда мы переправлялись домой, сытые, осоловевшие и здорово покусанные комарами, Боб неожиданно сказал:

— А небо такое, словно исполнилась чья-то мечта о счастье. Чайка, как ты представляешь себе счастье?

— Чтобы дух и плоть были заодно. Но это, уверена, из области ненаучной фантастики.

— Меня тоже гнетет этот вечный разлад между душой и телом. Неужели это удел всех русских? Признаться, я не слыхал, чтоб те же американцы всерьез задумывались над этой проблемой. — Он вздохнул. — Но почему мы в каждом нашем движении, в каждом порыве должны усматривать какой-то особенный — высший — смысл? Ведь вокруг нас царит настоящий хаос. Или ты веришь в то, что без ведома Творца даже волос с головы не упадет? Скажи, Чайка, ты веришь в это?

Я пожала плечами. Если честно, мне очень хотелось в это верить. Сейчас как никогда.


Я услыхала сквозь сон, как злобно залаяли собаки, вскочила и завернулась в купальный халат.

Василий стоял возле лестницы, ведущей на веранду со стороны обрыва. Он был в рваных джинсах и майке без рукавов. Казалось, ему было совершенно наплевать на мечущихся вокруг него разъяренных собак.

— Привет, — сказал он и улыбнулся мне во весь рот. — Ну и долго же вы дрыхнете. Хозяин далеко?

Я обратила внимание на то, что он держал пластмассовый пакет с изображением Алексис из «Династии». Там, судя по очертаниям, лежала его монашеская хламида. На тощей шее Василия нелепо болтался большой желтый крест на обыкновенной веревке.

— Он… занят, — сказала я, потуже запахиваясь в халат.

— Хотел бы я знать — чем? — Василий смотрел на меня дерзко. — Правда, я бы тоже не сидел сложа руки и все остальное, если бы возле меня оказалась такая сексапильная деваха.

— Что тебе нужно? — не слишком любезно осведомилась я.

— Я хотел спросить, не нужно ли чего вам. Готов предоставить самый широкий ассортимент услуг.

В этот момент появился Боб. Он был в бейсболке и пестрых трикотажных шортах. Словно гулял по набережной где-нибудь в Гонолулу или Малибу.

— Наше с кисточкой. — Василий отвесил глубокий поклон. — Мы с вашей женой давнишние друзья.

— Кто этот человек, Лора?

Боб изобразил на своем красивом холеном лице некое подобие барского презрения.

— Наверное, монах. — Я пожала плечами. — Он пока не соизволил представиться.

— Но ведь мы с тобой познакомились еще вчера. И ты пригласила меня в гости.

— Это правда, Лора? — тоном ревнивого супруга спросил Боб.

— Какая тебе разница? Впрочем, разбирайтесь тут сами. Я пошла спать.

— Постой. — Боб схватил меня за локоть. — Ты на самом деле знакома с этим человеком?

Боб смотрел на меня укоризненно и с любопытством.

— Предположим. Но я не собиралась звать его в гости. Он все выдумал.

— Ясно. — Боб произнес это таким тоном, словно знал безошибочно, что мы с Василием любовники. — И что вы от нас хотите, молодой человек?

— Я пришел предложить свои услуги. Очень недорого. Дешевле, чем это стоит на самом деле.

— Что вы умеете делать?

Мне показалось, Боб спросил это не без интереса.

— Все, что угодно… — Василий озорно стрельнул глазами в мою сторону и даже подмигнул мне. — Я монах по необходимости, а не по призванию. К тому же у меня нет никаких комплексов.

У меня руки чесались заехать Василию по морде. Я с трудом сдержала себя. Между тем Боб повел себя более чем странно.

— Хорошо, — сказал он. — Пошли со мной в дом. Тут есть одно дело. Лора, может, сваришь нам кофе?

Они появились на кухне минут через пятнадцать.

— Василий поможет мне сколачивать рамы. У меня в спальне просела дверь. Этот Михаил такой лодырь, — говорил он, не глядя в мою сторону.

Я обратила внимание, что Боб возбужден. В тот момент я не придала этому обстоятельству никакого значения.


— Знаешь, у них там святостью и не пахнет, — говорил Боб, когда мы не спеша обедали на кухне. День выдался очень жарким, к тому же я, очевидно, перегрелась на солнце. Словом, и аппетит, и тонус были у меня на нуле.

— Этот парнишка напоминает мне паршивую овцу. Я бы не стала судить по нему обо всем стаде.