Бывало, в особенно жаркие часы, когда народ вяло валялся в жидкой тени, Настя исчезала, совершала одиночные вылазки, и из каждой такой вылазки она возвращалась с горящими глазами и новыми впечатлениями. Она познакомилась с серфингистами, с художниками, с археологами. Она училась кататься на доске под парусом, ныряла с аквалангом, все время что-то делала, пропадала, искала и находила.

Если честно, мы все были немножко в нее влюблены. Невозможно было не влюбиться, в Насте всего оказалось слишком, хватало на всех. Сознательно или бессознательно, она пользовалась этим.

И все было отлично, весело, правильно, лучше и желать нечего. Кроме разве что одного: Егор что-то захандрил. Вроде обгорел. Потом выяснилось, что у него горло болит. Ну, болит и болит. Особенно никто внимания не обратил, кроме моей жены. Она почему-то взялась опекать болящего, мазала его кремом, заставляла полоскать горло, носила в палатку еду.

— Что, неужели он не в состоянии доползти до костра и поесть? — поморщился я, наблюдая, как Аня накладывает в его миску гречневую кашу. Она взглянула на меня как будто даже с вызовом.

— Ты не понимаешь… — сказала и понесла кашу в Егорову палатку.

И что я должен был понять?

Она же ничего не объяснила, а мы, мужчины, извините, намеков не воспринимаем. Если надо что-то сказать, так вы скажите, только без выкрутасов и обвиняющих взглядов. Так, мол, и так… а то знаете ли, проснулся я как-то пораньше, на рассвете, вылез из палатки и спотыкаясь побрел до ветру, так сказать. Тут я их и увидел: Настя и Ворон спали обнявшись у потухшего кострища, укрытые одним спальником. Наш бард Витька Ворон, мечта всех экзальтированных девиц от четырнадцати и старше, не устоял перед Настиными чарами. Накануне вечером он исполнил у костра песню, посвященную Насте, «Ты мое лесное облачко…». Очень трогательно, я оценил. Настя, видимо, тоже.

Когда в палатку вернулся, жена меня поджидала, сна ни в одном глазу.

— Ну что, видел? — спросила нетерпеливо.

— Что?

— Не что, а кого! — поправила она меня. — Настю с Вороном видел?

— Видел… и что? — Мне хотелось спать, а не болтать о Насте и Вороне.

— Какой ты! — обиженно покачала головой Аня. — Какие вы все! Безжалостные!

— Ань, я что-то не пойму? Ты это сейчас к чему сказала?

— А к тому! — быстрым шепотом заговорила она. — Настя привезла с собой этого мальчика и бросила его, а сама с Витькой… А тот страдает!

— Кто страдает?

— Егор! — почти выкрикнула она.

— А-а… — Я шумно вздохнул, чтоб показать, как проникнулся сочувствием, и полез в спальник, доспать хотя бы часик, пока безжалостное солнце не выкатилось окончательно из-за горизонта. Я попытался уложить рядом Аню, и она даже улеглась, но вместо того, чтоб задремать, вздыхала, так натурально, можно сказать, с надрывом.

— Ань, ну что с тобой? — Я, честно говоря, рассердился.

— Сереж, надо же что-то предпринять, — с готовностью, как будто только и ждала моего вопроса, начала Аня.

— Анют, что делать? Ты о чем? Если о Насте, то тебе какое дело? Они сами разберутся.

— Но…

— Никаких «но»!

— Почему? — Она так искренне удивилась, пришлось объяснять.

— Потому. В эти отношения лучше не соваться, наживешь врагов. Ты же мне сама жаловалась, как попала под раздачу от этой парочки… как их?

— Перепелкины, — Аня вздохнула. И объяснила, оправдываясь: — Так ведь его жена уже знала обо всем, ей кто-то сказал. Я просто подтвердила.

С Перепелкиным Аня училась в вузе, парень очень рано женился, лет в двадцать, наверно, и все-таки поступил в университет на дневное отделение. Так вот, его жена жила где-то с ребенком и родителями и приезжала, как только выдавалось свободное время. А у него общага, девочки, свобода… Одним словом, парень жил в свое удовольствие. И все обо всем знали, но молчали, чего лезть в чужие дела… Перепелкин чувствовал себя абсолютно безнаказанным и в общаге завел себе еще одну жену. Конечно, рано или поздно слухи должны были дойти до законной супруги, они и дошли. Так вышло, что моя Аня просто попала в ненужное время в ненужное место. Другая ушла бы от ответа: «ничего не знаю и знать не хочу».

— Сережа, она же меня буквально к стенке прижала, «у Владика другая, я все знаю!», — рассказывала мне жена.

— И что? Мало ли что она знает. А ты не знаешь.

Аня надулась. Перепелкины назвали ее сплетницей. Потому что Аня по глупости, или по наивности, подтвердила госпоже Перепелкиной факт, известный всему универу, что ее благоверный спит еще с одной девушкой. Аня ужасно переживала: как же так? Она никогда не разносила чужих сплетен и слухов и вообще не болтала лишнего, а тут ее несправедливо обидели, и за что? А за то: муж и жена — одна сатана. Они поругались, потом помирились и стали искать виноватых. Нашли, естественно, Аню.

Кажется, я ее убедил. И мы даже подремали еще немного. Вмешиваться Аня не стала. Но в палатку к Егору бегала, ухаживала, жалела, и наконец ей удалось выманить страдальца оттуда. Выглядел он довольно бледно. Пытался хорохориться, но заметно грустил. Настя как будто вовсе перестала его замечать, а если Егор робко обращался к ней, отворачивалась, злилась.

Мне оставалось только пожалеть парня. Влюбился не в ту девушку. А она действительно была не его девушкой, и дело даже не в разнице в возрасте, просто — не его, и все. Может, оно и к лучшему, сейчас переболеет и забудет.

Не переболел.

Точнее, Егор внешне вполне выздоровел и даже попытался доказать нам всем, что у него к Насте ничего нет. Изо всех сил попытался. Я оценил. Потому что Настя на все его попытки не реагировала. Никак. Словно он перестал для нее существовать.

Уехал Егор раньше остальных.

Вскоре мы о нем и думать забыли.

Никогда не вмешивайтесь в семейные разборки — будете виноватыми.

Муж и жена — одна сатана. ©

* * *

Настя жила в маленькой однушке на окраине Москвы. Родители снимали. В связи с невозможностью совместного проживания… Не знаю, что уж там между ними произошло. Сама Настя о родителях говорила только хорошее, в гости ездила, они тоже приезжали, но общение сводилось к обмену любезностями, передаче денег и простым вопросам: «Как ты (вы)? Как дела?»

Видимо, ее энергетика, этот неконтролируемый взрыв, плохо воспринимался в обычной, бытовой повседневности. Одно дело, когда такой человек, как Настя, развлекает тебя где-нибудь на отдыхе, и совсем другое, если он живет с тобой бок о бок в обычной городской квартире.

Я это понял довольно скоро. Вернувшись домой, Настя и Виктор вроде бы попытались жить вместе. Но не продержались и месяца. Причем дело окончилось чуть ли не скандалом.

Хотя сначала все складывалось как нельзя лучше.

Тут надо добавить: у Насти в квартире постоянно тусовался народ, разновозрастный, разномастный, но однозначно все творческие люди. У нее останавливались безработные провинциальные актеры, прибывшие в столицу в надежде устроиться в какой-нибудь театр, музыканты, художники, к ней запросто забегали подростки из молодежного центра, где она подрабатывала внештатным педагогом.

Тот август не был исключением. Как только мы вернулись с моря, Саша Локтев притащил к Насте на постой «очень хороших ребят» — своих земляков, а он сам был родом из маленького районного городка. Ребята приехали на заработки. Причем с работой мы им помогли. Но целый месяц они тусовались у Насти, до тех пор пока не определились с жильем. Ребята прибыли вдвоем, плюс Витя, осевший у Насти, да сам Саша, почти прописавшийся. Как-то решили мы с Федором проведать Настю. Дело было утром. Дверь почему-то оказалась открытой. Вошли… В комнате от балкона до противоположной стены спали люди. Человек шесть как минимум. Мы потоптались в прихожей, не зная, что предпринять. Один из спящих приподнял голову, спальник сполз, и мы узнали Настю.

— Ребят… — сонным голосом произнесла она, — это вы… проходите на кухню…

Мы прошли. Сели на импровизированные стулья. Мебели как таковой у Насти не было. На кухне, например, имелся потертый пуфик, вращающийся стул от фортепиано и шезлонг.

— Включите чайник! — донеслось до нас. — Я сейчас!

В ванной зашумела вода. Закипел чайник — главный атрибут Настиной кухни. Настя жила на бесконечном растворимом кофе. И своих гостей потчевала им же.

Наконец появилась и она сама, с влажными после умывания волосами, невыспавшаяся, но бодрая.

— Мы только что из Питера, — сообщила, наливая себе кипятку в большую кружку.

В ответ на наши удивленные взгляды, коротко объяснила:

— Буквально одним днем смотались. Представляете, ребята ни разу в жизни не были в Питере. Вот я и решила им показать. Здорово, да? Главное, мы стопом ходили. Очень забавно. — Она широко улыбнулась. — Правда, в Питере у нас все деньги украли. Но мы сами виноваты, уснули на скамейке в парке. Нас и обчистили. Зато потом мы пели в электричках! Санька придумал. У них с Вороном здорово получилось…

В этом была она вся. Спонтанный порыв, сиюминутное решение и немедленная реализация. Настя много читала, часто говорила очень правильные вещи и тут же пыталась проверить на себе усвоенное. Как будто примеряла чужие мысли, но то ли одежка была не по размеру, то ли Настя не верила тому, что говорила, то ли ей не хватало сил поверить…

В другой раз мы заехали вечером. Но не успели выйти из машины, как из темноты к нам шагнула Настя, в длинной юбке, тяжелых ботинках, куртке, хотя было еще довольно тепло, середина августа.

Выглядела Настя несколько смущенной, как будто мы застали ее за чем-то неприличным.

— Блин, — негромко выругалась она, — ребята, вы не поднимались еще?

— Нет, мы только подъехали, но если мы не вовремя, то…

— Нет, — она досадливо поморщилась, — наоборот. Вы, это… Скажите, что сейчас меня привезли, ладно?