Увлеклись и продолжили голосить уже во время процесса. Тетенька, которая всех регистрировала, даже растерялась, а потом рассердилась и сказала, если будем безобразничать, то она нас выгонит. Примолкли. Наконец наших молодых расписали. Вышли мы всей толпой на крыльцо, а там родственники в две шеренги построились и давай бросать в молодых семечками. Как оказалось, кто-то только что сбегал в магазин. Я не стал уточнять, что обсыпать молодоженов надобно хмелем, зерном и деньгами. Люди же как лучше хотели. За семечки нам тоже влетело: «Вы что же это мусорите возле государственного учреждения!»

Пришлось быстро ретироваться, и так глаза всем намозолили.

Увидел вереницу разномастных авто. Настю в одно из них уже посадили. Я схватил под локоть жену: «Сматываемся?»

— Что ты, Сереж, неудобно, — шепнула она, — они кафе сняли, там все рассчитано, будут стулья пустые… Давай недолго посидим и потихоньку уедем.

Я снова вздохнул и смирился. Нас затолкали в чей-то «жигуль». Кортеж двинулся. Десять лет назад по Москве еще удавалось проехать, не было смертельных пробок. Наш кортеж безнаказанно катил по городу, Настя высунулась из автомобильного люка и размахивала букетом. Фата летела по ветру, умопомрачительное зрелище, доложу я вам. Мы останавливались у достопримечательностей и памятников, все, как положено. Молодые выходили, возлагали, фотографировались. И снова катили, и снова молодая жена демонстрировала всей Москве свое интересное положение. Наконец прибыли в ресторан.

Я не сразу понял, куда нас завезли. На простонародном наречии — в тигули. Район — одни хрущобы. В торце одной из них — столовка. Внутри желтый кафельный пол, скособоченные столы буквой «П», голые окна и стены. Единственный туалет и… лучше бы я туда не заходил.

Не знаю, кому из родственников пришла в голову мысль снять именно это помещение. Возможно, оно досталось бесплатно, по знакомству или еще как-нибудь. Но поверьте мне, я никогда в жизни не находился в таком свинарнике. Точнее, в свинарнике мне бывать приходилось в босоногом детстве. Я видел и деревенские столовки, и привокзальные буфеты, и много подобных мест, но это…

Ну да, русскому человеку лишь бы налили да закусить дали, а там — все хорошо. Так и у нас. Уселись за столы. Покричали «горько», тосты произносили, выпивали, закусывали. Родственники осоловели. Все вроде довольны. Только Насте неймется. Подозвала нас к себе:

— А концерт будет?

Опять не уйти. Посоветовались, придумали номера. Даже сценку шуточную быстро отрепетировали.

А за окнами уже темно.

— Ну что, идем? — позвал я Аню.

Ушли потихоньку, никто и внимания не обратил.

Но на этом наши приключения не окончились. Мы не догадались спросить, в какую сторону нам идти, и вообще — где мы. На улице тихо, темно, фонари горят далеко не все. Ни тебе такси, никого и ничего. Скоро нас догнали Виктор со своей девушкой Машей, тоже сбежавшие со свадьбы. Посовещавшись, мы выбрали направление и минут за двадцать добрались до какого-то шоссе. Там нам удалось поймать машину, правда, не сразу. Домой мы попали ближе к часу ночи. По дороге почему-то ужасно проголодались, возле дома работал ночник, зашли и купили пельменей. Вчетвером мы умяли большую пачку, изрядно сдобрив пельмени майонезом. После свадебных разносолов эти магазинные пельмени почему-то показались особенно вкусными…

Русскому человеку если налили и закусить дали, то все хорошо.

* * *

Беременность Настя переносила тяжело. Точнее, вторую ее половину. Перед родами едва передвигалась, не смогла самостоятельно подняться по лестнице. Егор водил ее под руку. Но дома не сидела. В институт ездила, пугая преподавателей и студентов огромным животом. Я как-то встретил ее на защите у нашего общего знакомого. Честно говоря, испугался. Страшная, опухшая, лицо в пятнах, беременность ужасно не шла к ней. Рядом суетился Егор. Настя тяжело дышала, закатывала глаза, всем своим видом показывая, как ей плохо.

— Мать, ты какого сюда приперлась? — спросил я сочувственно. — Ты же вроде в декретном отпуске?

Обиделась. Егор взглянул на меня с осуждением. Ах я бревно бесчувственное! Женщина в таком положении, на сносях, можно сказать, преодолевая себя, приехала, чтоб поддержать коллегу, ведь это так для него важно! А я вместо того, чтоб проникнуться, задал бестактный вопрос.

Коллега-диссертант между тем с ужасом наблюдал за тяжелым передвижением Насти и старательно избегал ее, прячась в мужском туалете. Члены комиссии по-отечески журили героическую мамашу и советовали ей ехать домой. Куда там!

Я и сам в какой-то момент проникся. Точнее, во мне боролись две противоречивые мысли, одна из них настойчиво вопила: «Баба совсем с ума сошла! Гнать домой!» — другая возглашала: «Беременность не повод превращаться из женщины в курицу». Я так и не определился.

* * *

В другой раз мы встретились в гостях у Федора. Его жена Ольга тоже была беременна, но она в отличие от Насти переносила свое положение легко и просвещала неопытную Настю на предмет гимнастики для беременных. Ольга ждала второго ребенка. Они с Федором ходили на модные курсы и готовились рожать дома.

Настя немедленно загорелась этой идеей, записала адрес и телефон курсов, а еще они с Ольгой обсуждали возможную летнюю поездку куда-то в Анапу, где ежегодно собирались мамочки с младенцами, а неразрешившиеся от бремени приезжали для того, чтоб понести в море.

Я плохо представляю себе, как все это должно происходить. На мой взгляд, в палаточном городке, при отсутствии элементарных бытовых условий и жуткой антисанитарии, рисковать своим здоровьем и, главное, здоровьем и жизнью своего ребенка может только абсолютная идиотка. С другой стороны, наши прабабки и праматери рожали и в поле, и в бане, и где они только не рожали!

Вот, кстати, еще одна история из жизни моего приятеля-однокурсника, который провел несколько лет на Алтае. Я уже писал, служил он в лесничестве, а жил на кордоне, километрах в семидесяти от «центральной усадьбы». Как-то собрались они с товарищем ехать в «головной офис», а с ними попросилась местная жительница, мол, у нее дочка в селе, пришло время рожать, надо проведать, помочь, если что.

Сели на лошадок и поехали. Когда прибыли на место, выяснилось, что мамаша чуток опоздала. Дочка благополучно разродилась без посторонней помощи, «присев на корточки». В тот момент, когда путники входили в ее дом, она уже обмыла младенца, прибралась и варила суп.

Новоиспеченная бабушка, удостоверившись, что дочь и внук в полном порядке, не стала задерживаться в гостях, а поспешила вернуться к себе. Потому как лето, хозяйство большое, каждая пара рук на счету, а дома у нее другая дочка, да зять, да внуки…

Так и вернулись обратно, вместе с бабушкой. Она хоть и притомилась, но в дом вошла бодренько, увидела внука, подошла, засунула руку под подол его рубашонки, потом поднесла ее к носу, понюхала и кивнула. Родной запах. Она дома!

Так ведь то алтайка. Она всю жизнь привыкла тяжело трудиться, есть только плоды от рук своих, а всяких городских изысков в глаза не видела. К врачам никогда не обращалась, о современных заболеваниях слыхом не слыхивала. Не чета городским девчонкам, измученным искусственным вскармливанием, отравленным воздухом и водой из фильтра. На городскую микроб сядет, ей конец придет. Иммунная система не та, что у алтайской бабушки.

Но это лишь мои домыслы. Я не врач. К тому же если Настя женщина экзальтированная и увлекающаяся, то Ольгу таковой не назовешь. Она человек серьезный, плохого не посоветует. Оставалось надеяться, что Настин организм способен справиться с домашними родами. Потому что отговорить ее не было никакой возможности.

Настя родила своего первенца в январе. Рожала, естественно, дома, в ванне. И, если бы было тепло, непременно поехала рожать на море с группой беременных энтузиасток. Январские морозы помешали.

Помню, как, будучи в гостях у Насти, я в течение нескольких часов слушал подробнейший рассказ о том, как она разрешилась от бремени. Это было так красочно и увлекательно, что я сам почувствовал себя родильницей на сносях и, честное слово, родил бы, если бы жена не сжалилась и не увела меня на свежий воздух.

Жена сказала, что я очень впечатлительный.

— Что же с тобой будет, когда я соберусь рожать?

— Надеюсь, ты не станешь делать это в ванной? — на всякий случай уточнил я.

— Это уж как получится, — рассмеялась Аня. Сразу оговорюсь, нашего сына она рожала обычным способом, в роддоме.

Первый год совместной жизни

В первый год совместной жизни молодые имели ряд преимуществ перед опытными супружескими парами. Им не возбранялось принимать участие в сельских забавах и гуляниях. Молодая жена продолжала ходить на девичьи вечера. Параллельно она присутствовала на посиделках, которые устраивали для нее замужние родственницы со стороны мужа. Во время посиделок молодая жена могла лучше узнать семью мужа. Бабы болтали, а молодайка слушала да запоминала, если умная была.

Вообще, первый год семейной жизни молодуха жила припеваючи, привыкая к новой обстановке. Ее не привлекали к работе по дому, особо не утруждали. Если в течение первого года супруга сумела «понести», то бишь забеременеть, с ней вообще носились как с писаной торбой. Поскольку «жена не праздна». Кстати сказать, замужняя женщина вообще не должна оставаться «праздной», то есть небеременной.

Плодились и размножались люди исправно.

* * *

А у современной молодой жены какая работа? Не в деревне же, действительно, живем, и не в начале века. Воду носить не надо, печь топить — так нечего топить. Стирка — загрузил в машину и достал. Даже посуду уже никто руками не моет. Остаются разве только дети.