— Тоже верно, — соглашаюсь с ним, пытаясь принять серьезный вид. — С ними все понятно, а у тебя какие недостатки?

Смелый и отважный Макс вдруг смущается, краснея до самой макушки.

— Ну… — задумчиво ковыряет дырочку на джинсах, — аллергия у меня. На пыль вроде. Невыносимый, говорят. И еще у меня этот, как его… синдром дефицита внимания и гиперактивности, правда, фиг знает, что это такое.

— Так это мелочи. Ерунда. Про меня в детстве точно так же говорили.

— Да? Прям так и говорили? — оживляется Максим.

— Точно так же. Даже хуже, — уверяю я.

— Да ладно, — мальчишка въедливо смотрит мне в лицо, — сказки мне не рассказывай. Ты все равно меня не возьмешь.

— Почему это?

— Да потому что я не один, у меня сестренка есть. Я без нее никуда. А двоих мало кто хочет. Особенно меня. Мне уже говорили, что из-за моего поведения никто меня не возьмет.

— Я возьму.

— И Аришку?

— Так твою сестренку зовут?

— Ага. Аришка. Она маленькая совсем, ей всего три года.

— Значит, и Аришку возьмем.

Лицо мальчишки просияло, но лишь на краткий миг. Улыбка быстро сходит с лица, исчезает, как закатное солнце за горизонтом, оставляя в глазах только слабый отсвет.

— Врешь ты все! — Подскакивает он с лавки и убегает.

Почему нет? Может быть, это и есть та самая «любовь с первого взгляда». Может быть, именно так и должно быть. Я хочу мальчишку, Настя — девочку. С Максимом мы познакомились, теперь надо взглянуть на Аришу.

Быстро прохожу по знакомым коридорам, уже чувствуя себя частью этих стен, этих дверей и всей этой обстановки. Сегодня все кажется не таким уж безнадежно пугающим. Настя тоже более расслаблена. Когда вхожу в кабинет, она с Любовью Денисовной весело о чем-то болтает, и обе они смеются.

— Можно нам сегодня с детьми пообщаться? — интересуюсь с порога.

— Порядок, конечно, немного другой, — будто бы сомневаясь, откликается Любовь Денисовна, — но, думаю, часть формальностей мы можем обойти. Без крайностей.

— Разумеется, — заверяю, понимая, о каких она говорит крайностях.

Я и пошел напрямую к ней, дабы избавить нас с Настей от сотен звонков и походов в опеку, двух сотен разочарований, потому что уже досконально изучил порядок и всю процедуру. Да, я собираюсь нагло воспользоваться своим служебным положением.

— Сейчас детей заведут с улицы, и мы пройдем в игровую комнату.

— Я имею в виду конкретного ребенка. Максима.

— Какого Максима?

— С которым мы столкнулись вчера. Я хочу увидеть того мальчика с мячом. Кондратьев, кажется?

— Почему он?

— Почему нет?

— Понимаете, — мнется с прямым ответом Любовь Денисовна, — он сложный ребенок. Очень. У него куча диагнозов. Гиперактивный, неусидчивый…

В следующие минут десять на нас сыпятся неутешительные прогнозы. Настя удивленно молчит, но, как ни странно, ее молчание меня успокаивает.

— Кроме того, у него есть младшая сестренка, и он очень к ней привязан. В редких случаях мы разделяем детей…

— Вот и познакомьте нас с обоими. С Максимом и его сестренкой, — сказать это получается чуть резче, чем мне хотелось. Но я не люблю, когда меня принимают за идиота. Всегда думал, что в состоянии сделать собственные выводы.

— Я очень хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я из самых лучших побуждений…

— Мы вас понимаем, — улыбаюсь я, отвечая за себя и Настю. — И все прекрасно осознаем.

— Хорошо, — вздыхает Любовь Денисовна устало, как человек исчерпавший все аргументы, и просит привести ребят.

В кабинет мальчишка шагает несмело. На лбу написано, что с удовольствием дал бы дёру, но воспитатель крепко удерживает его за руку. Мне становится от души жаль его, он ведь не допускает и мысли, что его не ругать будут. Что для него есть какие-то хорошие новости. Что-то другое, нежели очередное порицание.

— Иди сюда, — показываю на место рядом с собой.

Он усаживает туда Аришу, а сам пристраивается на самый краешек. Сестренка у него улыбчивая и очень хорошенькая. Красивая девочка с такими же огромными голубыми глазами, как у Максима, и светлыми кучерявыми волосами.

Любовь Денисовна задает стандартные вопросы. Но того Макса, с которым я беседовал на лавочке несколькими минутами раньше, нет. Сейчас передо мной зажатый и скрытный мальчик. Разговаривать не хочет, на вопросы отвечает односложно — ничего не выпытаешь. И смотрит только на сестренку, ни на кого больше.

Хороший он мальчишка. Просто ему нужен взрослый, который его не бросит.

Глава 27

…у меня лимит на сердечные страдания…

Настя


— Настя!

Я удивленно оборачиваюсь. Встреча с родственниками никогда не сулила ничего хорошего, а тут папа собственной персоной является. В такой час! На парковке у моей работы!

Нет, не к добру это. Точно не к добру.

— Что ты здесь делаешь? Только не говори, что мимо проезжал, соскучился и захотел меня увидеть от большой отцовской любви, — резкий тон немного выбивает его из колеи. Зато меньше потеряем времени на светские беседы. У меня его крайне мало. Дел по горло, да и желания беседовать нет.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Нужно было сначала позвонить.

— Может, через твоего помощника о встрече договариваться? — усмехается он.

— Представь себе. Ты не входишь в тот узкий круг людей, которые могут ввалиться ко мне в гости без приглашения.

— Хотя бы пять минут ты мне уделишь? — снова спрашивает отец.

— И ни минутой больше, — киваю, направляясь к своей машине.

Пять минут — лишь для того, чтобы папенька отстал. Чего бы он ни хотел, от меня он этого не добьется.

— У мамы большие неприятности.

— Да что ты, — еле как сдержалась, чуть не сказала «здорово!».

Каюсь, внутри что-то потеплело от этой новости. Есть же Бог на свете. Отец ждет, что я начну беспокоиться и расспрашивать, натолкну его на дальнейший разговор, но я молчу. Сам все расскажет. Судя по морщинистому лицу и поношенной рубашке, приходится ему несладко. Видать, конкретно мамочка вляпалась.

— В общем, — он раздраженно вздыхает, — она сбила мотоциклиста… молодой пацан… насмерть. Вернее, он в нее врезался, но виноватой почему-то считают ее… в непредумышленном убийстве…

— Ну еще бы, она никогда и ни в чем не виновата, — мне становится не по себе. Жалко. Молодого пацана и его родителей.

— Будто ты не знаешь, как они носятся!

— В чем проблема? Дай взятку — отмажут. У нас за убийство в ДТП редко кого сажают, максимум условку дают. Ничего страшного.

— Во-первых, не отмажут, пацан мажор какой-то, во-вторых, у меня столько денег нет.

— У Демьяна попроси, — вхожу во вкус и начинаю откровенно издеваться. Понимаю же, чего отец ко мне пришел. Ему мой муж нужен. Ему нужен прокурор.

Боже мой, какая ирония!

— У него тоже нет, сестричка твоя постаралась.

— Ага, — смеюсь, — Поля молодец. Так и у меня денег нет, чего ты ко мне пришел?

Отец молчит и все больше злится. Я с садистским удовольствием жду нижайшую просьбу. Жду, чтобы посмотреть, повернется ли у него язык, просить помощи у Никиты.

— Твой муж мог бы помочь, — безлико произносит он, наверное, про себя в сотый раз нас проклиная.

— Нет не может. Он подобных услуг не оказывает.

— Вспомни, что я для тебя сделал!

— О, да. Я этого вовек не забуду. Даже если бы хотела, у меня не получится, — снимаю машину с сигнализации и сажусь за руль. Папа, придерживая дверцу, бросает мне в лицо последние аргументы.

— Это я тебя на эту работу устроил. Если бы не я, ты бы сюда не попала. Теперь как сыр в масле катаешься…

— Ты что-то перепутал, папа. Я сюда не попала бы из-за твоей отсидки. Ты не меня устроил, ты за свой грешок заплатил. Даже не думай, что я у тебя в долгу. Со мной этот номер не пройдет. Это самое малое, что ты вообще должен был для меня сделать.

— И ты просто так уедешь?

— Почему просто так? Я уеду немного взбешенной твоей наглостью. — Я наконец захлопываю дверцу авто.

— Допустишь, чтобы твоя мать села в тюрьму?

— А что я могу поделать?

— Она не выдержит там и полгода! А если ее лет на пять упекут?

— Что ж, сочувствую. По крайней мере, у нее еще есть время привыкнуть к этой мысли.

— У тебя нет сердца!

— Сердце есть. Просто у меня лимит на сердечные страдания. Ты хоть сам оценил всю иронию ситуации? Нет? А я — да. Забавно все-таки, что со своей проблемой ты прибежал именно ко мне. Разговор окончен.

— Тогда забудь, что у тебя есть отец! С этой минуты у тебя его нет!

— О, папа, — улыбаюсь, качая головой. — Только с этой минуты? Мне кажется, у меня его никогда не было.

Понятно, что сама попытка вызвать во мне чувство вины смехотворна, вот только ситуация совсем не смешная. Опасная. Ведь теперь речь не только обо мне, но и о детях. Документы оформлены, через несколько дней забираем их домой, а тут такое.

В сентябре Максим пойдет в первый класс, а Ариша в садик. Мы старались сделать все как можно быстрее, чтобы за лето ребята привыкли к месту, где будут жить, — к квартире, к району. Очень боюсь, что история с мамашей всем навредит, хотя паниковать рано. Даже подумать страшно. Дети только-только начали нам доверять. Сначала мы навещали их каждый день в течение двух недель, потом нам разрешили брать их на выходные. Мы в кино и театры, посещали цирк и парк развлечений, общались, разговаривали, постепенно друг к другу привыкая. Оказывается, в детдоме Максим и Ариша живут около двух лет. Сначала потеряли папу, потом маму, и близких родственников, которые могли о них заботиться, не нашлось. Трагедия, которых в нашей жизни много. У этих малышей за плечами своя страшная история. С Аришей нет особых проблем. Когда мы видимся, малышка не отходит от меня ни на шаг. Она очень общительная, ласковая и довольно смышленая девчушка, а вот Максим больше тянется к Никите. Меня почему-то сторонится, можно сказать, относится ко мне весьма враждебно. Но я не давлю на него, не навязываюсь и не стараюсь насильно понравиться. Максим жил в семье, у него были мама и папа, он знает, что значит любить, знает, что значит привязанность и близкие отношения. Дети все чувствуют, он тоже поймет, что я в его жизни навсегда. Просто ему нужно больше времени.