— Может быть, для первой попытки мы найдем более цивилизованное место?

— Согласен. — Отпускает меня, я поправляю платье, теперь еще больше уверившись, что с нарядом не прогадала.

Мы пробираемся в одну из спален и заваливаемся на кровать. Я расстегиваю на нем ремень, он стягивает с меня белье. Обхватываю его ногами, и время останавливается.

— Ты бесстыдник, — выдыхаю, двигаясь с ним в одном ритме.

— Нет, всего лишь жертва твоей красоты. Я хочу веселиться, а не думать весь вечер только о том, как снять с тебя трусы.

Я бы засмеялась, если б не накрывший с головой оргазм. Каждый раз, испытывая удовольствие, жалею о прошлом. Каждый раз думаю, что все эти годы мы могли быть рядом и любить друг друга. Я не могу не думать о том, сколько мы потеряли, и не представляю, что заставит меня измениться.

— Только не ори, — шепчет Ник, накрывая губами мой рот. Легонько кусаю его губы, чувствуя, как последняя волна удовольствия бежит по позвоночнику. Чувствуя его удовольствие тоже…

Когда наше дыхание успокаивается, меня почему-то разбирает смех. Леднёв откидывается на спину и тоже довольно смеется.

— Гости ждут, — теперь он напоминает мне.

— Подождут…

***

Я сказала Никите, что шанс забеременеть есть, хотя сама не верю в это. Мне уже знаком вкус разочарования, когда ждешь две полоски на тесте, но не получаешь желаемого. Когда я поняла, что душевных отношений с мужчинами у меня не складывается, решила родить, как говорится, для себя. Ради себя. Чтобы не сойти с ума от ощущения внутренней несостоятельности. Не получилось. Теперь ради Леднёва я готова пройти эти несколько кругов ада еще раз. И еще раз. Но потом я прекращу все, чтобы не убить наши отношения. Пока все хорошо, хотя уже есть понимание, что за физическим удовольствием от секса стоит кое-что еще.

День выдается пасмурным. Еще с утра я пообещала себе, что никуда из дома не вылезу, но обещание нарушила. Звонок сестры меняет все планы.

— Я не хочу, чтобы ты с ней встречалась, — говорит Никита, понимая, что я все равно сделаю по-своему.

Он оберегает меня, только и всего. Не хочет, чтобы я видела свою беременную сестру. Боится, что расстроюсь. Но беременная сестра не перестанет существовать, потому что я ее не вижу. Естественно, встретиться мы договариваемся на нейтральной территории. К ней ехать желания не имею, к себе приглашать не хочу. Посидим в ближайшей от моего дома кофейне и разойдемся.

Честно говоря, меня просто разрывает от любопытства, зачем я ей понадобилась. Голос у Польки был грустный, но какая-то решимость в нем чувствовалась. Ожидания мои оправдываются. Присесть не успеваю, как Поля выдает:

— Я на развод подала. Правда, Дёма еще не знает. Хочу уехать, пока никто не узнал.

— Куда? — Стягиваю с шеи шарф и даже не пытаюсь скрыть своего ошеломления. Пусть сестра порадуется, что ей удалось меня удивить.

— В Турцию поеду. У меня подружка там живет, поможет обосноваться. Я уже все узнала, даже садик присмотрела, куда ребенка отдам.

— На что ты жить будешь?

— Как на что? Дёмка какие-то махинации проворачивал, поэтому бизнес на меня переписал, у него только доверенность, я ее отзову. Квартира тоже моя.

— Вот это новость… — Пока делаю заказ, пытаюсь осмыслить услышанное. — А от меня ты чего хочешь?

Полина смущается и тяжело вздыхает.

— Чтобы ты помогла мне кое-какие дела сделать. Надо за квартирой моей присмотреть. Хочу в аренду ее сдать.

— Мать попроси.

— Она не знает, что я уезжаю. И если я попрошу квартиру сдать в аренду, то денег не увижу.

Оказывается, и у Польки есть свои обиды на мать.

— То есть, надо проследить, чтобы Дёмка вовремя из квартиры убрался?

— Ага. Поможешь?

— С радостью. Выкину его на улицу, как только скажешь.

Полька сияет улыбкой. Не могу не отметить, что беременность сделала ее еще более привлекательной.

— Я хочу сама ребенка воспитывать. Помню, как ты сказала, что, если хочу родить здорового и жить нормальной жизнью, то надо сгребать муженька и бежать подальше от мамочки.

— И ты решила, что муженек тебе уже не нужен.

— А зачем? Мы месяцами сексом не занимаемся. Да, господи… Ты прекрасно знаешь, что он на мне женился, чтобы поближе к тебе быть, а я думала, что заставлю его себя полюбить. А сейчас ребенок… что он ему даст? О чем разговаривать будет? Нам с ним поговорить не о чем, о чем он будет с сыном разговаривать? Надеяться, что все изменится, я тоже не буду. Поняла теперь, что это бесполезно. Ему ничего не нужно. Думала, забеременею, будет на руках меня носить, а ему по барабану. Будто я ему уже десять родила.

— Ребенок-то хоть от Дёмы? — Опускаю взгляд на округлившийся живот. Кажется, он слишком большой для ее срока.

— Да. Удивительно прям, — ухмыляется она.

— Может, одумается Дёмка-то? Я замужем, у него точно никакой надежды нет. Да и никогда не было.

— Мне уже не надо. Надоело. Я потеряла к нему интерес. Мне с ним скучно. Всю жизнь слушаю, что со мной что-то не так. И не хочу, чтобы моему сыну… или дочке… это навязывали. Чтобы он тоже считал, что я идиотка. Хочу быть хорошей мамой. И чтобы ребенок меня любил.

— Не страшно тебе все менять именно сейчас?

— Немножко, — тихо признается Полина. — Сейчас или никогда. Сколько можно, у меня больше сил нет это терпеть.

— Может быть, ты и права. Только будь осторожнее.

— Хорошо. Можно я тебе буду звонить?

— Обязательно. А то я буду переживать.

— Правда будешь?

— Буду, — отвечаю после паузы. — Буду, — сжимаю ее горячую руку. Не помню, когда мы говорили друг другу такие слова.

Полька отворачивается к окну, стараясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

Она делает вид, что не плачет. Я делаю вид, что не замечаю, как у нее повлажнели глаза.

Глава 25

…смысл жизни обусловлен лишь нашей верой,

и мы создаем его сами…

Настя


Порой я ненавижу себя за то, что разбудила в Никите необоснованные надежды. Порой я даже впадаю в отчаяние, что не могу дать ему того, чего он, безусловно, заслуживает, — полноценной семьи. Когда погружаюсь в подобные размышления, то теряю всякий смысл, хотя точно знаю, что смысл жизни обусловлен лишь нашей верой, и мы создаем его сами.

Полька благополучно родила девочку. Теперь заваливает меня умилительными фото и видео слюнявого, уже ползающего младенца. Думала, что при наших не очень теплых в прошлом отношениях с сестрой, отношение к ее ребенку будет такое же прохладное. Но, признаюсь, мое каменное сердце дрогнуло. Первую фотку увидела и прослезилась. Вторую увидела — тоже прослезилась, причем, совсем не от жалости к себе, а от другого щемящего чувства. Люблю эту малышку, хоть она и далеко от меня. Я б от сестры не вылезала, если б она жила в Москве. Но просить вернуться не буду. Это ее выбор, и я вижу, что там ей хорошо. Она веселая, довольная, устроилась, как и планировала. Мы ни разу не говорили о наших разногласиях, может быть, мы об этом больше никогда не заговорим, но сейчас мне нравится, как мы общаемся. Не спрашиваю, поддерживает ли Полина связь с бывшим мужем, мне это неинтересно. Наверное, все глухо, иначе бы она что-нибудь сказала. Про родителей тоже ни слова. Не хочу о них слышать. Моя жизнь и так напоминает полосу препятствий. Часть из них создана моей семейкой.

Нет, я не завидую Полине. Она стала мамой. «Мама» — слово, которое мне так мучительно хочется услышать, но пока что в своих попытках забеременеть я неизменно терплю неудачу. Каждая неудачная попытка забеременеть возвращает нас к прошлому, к причине, почему все именно так, отчего все эти проблемы. Сейчас мы с Ником вместе, но прошлое никуда не ушло и не уйдет. Оно напоминает о себе каждый месяц, строго по расписанию. Врачи дают утешительные прогнозы и выкачивают из нас деньги, но я чувствую, как время утекает сквозь пальцы. Не хочу ждать чуда годами и очнуться в пятьдесят. Даже в сорок не хочу. Леднёв не показывает своего разочарования, внешне у нас все гладко, мы уверяем друг друга, что все хорошо, и с удовольствием делаем то, что там прописали врачи — занимаемся сексом. Еще не звучат взаимные упреки, но я боюсь, когда-нибудь мы дойдем и до этого. Уже что-то давит на плечи. Давит, душит и лишает всякой радости. Я медленно схожу с ума, превращаясь в недо-мамочку. Мне везде мерещатся дети и беременные, я натыкаюсь на них в супермаркетах, на улицах, на парковках, в бутиках и салонах красоты. Кажется, фертильные женщины захватили этот мир.

Возможно, во мне говорит эгоизм, но сама мысль о суррогатной матери мне претит. Что-то внутри меня бунтует против такого. Как будто я нарушаю какой-то биологический порядок. Может быть, я слишком старомодна, но какая есть. И я рада, что Никита не настаивает на этом варианте, он даже этого не предлагал, а значит, не рассматривал. Иначе бы я знала. Взять малыша на воспитание, дать какому-то брошенному ребенку семью, тепло, по мне, человечнее и естественнее. В последнее время именно об этом и подумываю. Не всем дано ощутить радость вынашивания собственного ребенка, может, пора мне с этим смириться. Не делать из себя вечно бегущего за мечтой психа, не пытаться вернуть то, что у нас отняли, а приберечь силы для чего-то большего и создать что-то новое, свое.