– Знакомьтесь, господа, – процедила она сквозь зубы и представила мужчин.

Незнакомец оказался Трофимовым Борисом Михайловичем.

– Вы давно прибыли в Петербург, сударь? – осведомился полицейский.

– Вчера, – последовал краткий ответ.

– И позвольте узнать, где вы остановились?

Трофимов назвал гостиницу, где снял номер.

– А не скажете ли вы мне, где вы пребывали вчера поздно вечером?

– Сначала в номере, потом поехал сюда, оставил визитку, а затем в ресторан.

– А почему вы не остались в этом доме на весь вечер, с женщиной, ради которой, как я Понимаю, вы сюда и прибыли? Не потому ли, что хозяйка отсутствовала? – Сердюков не давал Трофимову опомниться и сыпал вопросами.

– Вряд ли уместно мое длительное пребывание в доме, где недавно умер хозяин. Я не хочу компрометировать вдову, к тому же она не одна в квартире. Тут проживают и дети покойного.

– Вот-вот! Кстати о детях! Я бы желал увидеть Павла Вениаминовича!

– Прямо сейчас? – неприязненно спросила Ольга Николаевна.

– Да, именно сейчас! Если он сладко спит, тогда, пожалуйста, разбудите его немедля, время не терпит!

– Это… – Извекова запнулась, – это невозможно.

Следователь видел, как она отчаянно пытается придумать что-либо на ходу. Вероятно, они не успели согласовать свои дальнейшие действия.

– Он отбыл на службу, – выдавила из себя Ольга, но по всему было видно, что солгала.

– Не умеете врать, госпожа Извекова, – довольно резко заметил Сердюков. – Впрочем, можно по полицейскому телеграфу сделать запрос и тотчас же получить ответ, прибыл ли на место инженер Извеков.

Так, говорите, когда он отбыл?

– Послушайте, сударь! – вмешался Трофимов. – Ваш тон и ваши требования неуместны! Объясните, по крайней мере, хотя бы причину вашего раннего визита?

Сердюков кивнул с удовлетворением.

Так, подыгрывает Извековой, значит, и он в курсе дела!

– Я, господа, прибыл сюда прямехонько с дачи покойного романиста. Ночью туда пробрались некие люди и похитили бумаги из кабинета писателя. В процессе погони преступник серьезно ранил моего товарища, который по причине своей травмы остался в доме и нуждается в медицинской помощи. Однако и нападавший пострадал. Мне пришлось выстрелить наугад, в темноту, я ранил его, но ему удалось скрыться.

Трофимов и Ольга Николаевна переглянулись.

– У Павла Вениаминовича ранена рука, не так ли, доктор? – Следователь смотрел Трофимову прямо в глаза. – Но ранен он нетяжело, иначе не смог бы так быстро убежать. Вы удачно прибыли, прямо с корабля на бал, вас сразу призвали помочь. А ведь иначе пришлось бы искать среди ночи врача, да еще объясняй, откуда пулевое ранение. К тому же доктор и в полицию может донести на своего пациента!

Я правильно излагаю, Ольга Николаевна?

Оля побледнела и не нашлась, что ответить. Только устало кивнула головой.

– Мама Оля, не говори ничего! – в комнату, держась за стену, вошел Павел.

Правая рука молодого человека была забинтована и подвязана. Молодой Извеков хмурился, его плотно сжатые губы свидетельствовали о том, что он явно превозмогает боль и усталость.

Сердюков окинул его цепким взглядом и остался доволен собой. Слава Богу, он действительно только ранил мальчишку.

– Сударь, мне очень жаль, что вы пострадали. Но, смею заметить, вы сами виноваты! Ваш удар чуть было не размозжил голову моему помощнику господину Сухневичу.

Павел не удостоил полицейского ответом, покачнулся и опустился на диван.

– Вы напрасно встали, Павел! – мягко укорил Трофимов. – Вы потеряли много крови, вам надо лежать.

– Я услышал голоса и поспешил сюда, – ответил раненый.

– И правильно сделали, – с воодушевлением воскликнул Сердюков. – Теперь, когда присутствуют все участники события, мы можем спокойно обсудить происшествие.

– Но с чего вы взяли, что именно мы были там? – продолжала неловко запираться Ольга.

Следователь слегка пожал плечами, мол, разве это не очевидно?

– Сударыня, чтобы окончательно прояснить картину, придется нам с вами говорить о некоей тайне, заключенной в похищенных бумагах. Как я полагаю, все действующие лица о ней осведомлены, иначе бы не принимали участия. Единственно, сомневаюсь на счет Веры Вениаминовны.

Не прикажете ли позвать вашу падчерицу?

Ольга Николаевна с силой дернула шнурок звонка. Вбежала, как угорелая, горничная, ее послали за девушкой. Следователь приготовился ждать долго, но, к его удивлению, Вера явилась тотчас же.

Она была бледна, измучена и явно не ложилась спать.

– Ты спала, Веруша? – осторожно спросила мачеха, пытаясь дать девушке понять, что происходит, и навести ее на правильный ответ.

– Нет, – протянула падчерица, тревожно оглядывая присутствующих. – У меня голова разболелась, – добавила она, заметив следователя.

Вера села рядом с братом, нежно погладив его по здоровому плечу. Стало быть, знает, что произошло, отметил про себя полицейский.

– Итак, господа, я начну, а вы меня поправите, если я ошибусь.

И Сердюков приступил к изложению своих мыслей.

– Сударыня, – он обратился к Ольге Николаевне, – вы, конечно, помните тот день, когда с вашего дозволения я перебирал бумаги вашего покойного супруга.

Честно говоря, я не знал, что искать, но интуиция подсказывала мне, что тут надо поработать. Вы справедливо заметили, что я не являюсь знатоком литературы, но некоторые вещи понятны даже такому далекому от писательского труда человеку, как я. Так, например, я обнаружил один и тот же текст, но написанный разными руками.

И потом, при ближайшем рассмотрении он оказался такой же, да не такой! Я поясню свою мысль. Вот мы имеем некое изображение, блеклое, непривлекательное. Но по нему прошлись умелой рукой, и оно заблистало новыми красками. Так и тут, текст был выправлен другим человеком.

Мною были найдены еще несколько листочков, написанных этой же рукой, где содержалась фабула одного, уже изданного и популярного романа вашего мужа. Кстати, именно этот листок тогда упал к вашим ногам, а потом исчез. Вот у меня и закралось сомнение в подлинном авторстве всех произведений господина Извекова. Справедливо задаться вопросом, кто был тот человек, который легкой и талантливой рукой правил неуклюжий текст? Выяснить это не составило труда. Стоило только посмотреть на почерк всех членов семьи. На глаза мне попались домашние расходы, записанные Тамарой Георгиевной Горской.

Итак, господа, я прихожу к выводу о том, что истинным автором шедевров был не Извеков, а его первая жена!

Сердюков сделал паузу. Присутствующие молчали. Вера, бледная и сосредоточенная, нервно теребила край шали, Павел угрюмо смотрел куда-то в стену, мимо следователя. Вдова поджимала губы и, кажется, боролась с подступавшими слезами.

– Когда упавший листок исчез, я окончательно убедился в том, что вы, Ольга Николаевна, знали об этом. Знали и хотели скрыть. Вероятно, кроме вас, знал еще и Павел, так как выразил желание помогать вам. Вы решили, что необходимо, пока не поздно, изъять опасные бумаги, изобличающие Вениамина Александровича, и с дачи, если они там есть. Поэтому вы тайком отправились вслед за нами с Сухневичем, дождались, пока я обнаружу нужные рукописи, и забрали их. То, что похититель бумаг так хорошо знает дом и спокойно ориентируется в ночном саду, наводило на мысль, что это может быть кто-то из членов семьи. Вы убегали быстро и ловко, но Сухневичу удалось вас схватить, и вы невольно вскрикнули, чем себя и выдали. Но кто сообщник? Сначала я даже грешил на господина Трофимова. Но потом решил, что вы вряд ли захотите посвящать кого-либо в такую неприятную тайну. Однако пришлось сказать и господину доктору, так как раненому Павлу понадобилась срочная помощь, когда вы примчались назад. Тут-то вы и обнаружили визитную карточку Бориса Михайловича, напрасно прождавшего вас весь вечер накануне. Он явился как раз кстати.

За ним послали, и он помог раненому Павлу. Но пришлось ввести его в курс событий. Я правильно излагаю последовательность событий, господа?

Трофимов кашлянул и вопросительно посмотрел на Ольгу.

– Да, господин Сердюков, к сожалению, все сказанное вами правда! – тяжело вздохнула Ольга Николаевна.

– Нет! Это невыносимо! – простонала Вера и вскочила.

– Вера, сядь, ради Бога! – строго сказала мачеха.

Девушка нехотя повиновалась.

– Да, вы правы, я действительно знала, – продолжила Извекова. – И узнала я это случайно, накануне смерти Кирилла, когда в первый раз оказалась в незапертом кабинете мужа, куда до этого никому доступа не было. Там я и обнаружила бумаги, из которых поняла, что многое, вернее, самое лучшее, что издавалось под именем Извекова, написано фактически не им, а Горской. Он тоже писал, по все, к чему не прикасалась ее рука, оказывалось бледным и невыразительным. Поэтому ее смерть была и его, в некотором смысле слова, смертью. После нее осталось несколько набросков, идей, которые он вполне успешно реализовал, «Увядание розы», например. Зачем он хранил такие опасные компрометирующие документы, спросите?

Я думаю, что он пытался понять ее манеру, слог, ухватить суть ее литературной правки. И надо сказать, ему это в определенной степени удавалось. Но его честолюбие, его гордость протестовали. Вениамин Александрович мучительно переживал свою бесталанность и поэтому так страшно пил. Именно поэтому так мало произведений стало выходить из-под его пера в последние годы – закончились идеи, наброски, оставленные Тамарой. А свое достойное не получалось. Когда я нашла эти листочки, я была потрясена, мне было и жалко его, и стыдно за него. Увы, я решилась похитить часть бумаг, наиболее старых по времени, чтобы не сразу обнаружилась пропажа, и использовать их в борьбе за развод.

Ольга Николаевна покраснела от признаний. Вера смотрела на нее с ненавистью.

– Муж не обнаружил пропажи, не до того ему было, и я увезла бумаги в Лондон.