Хотя лично я за время работы в «Параллельных мирах» так и не увидела ни одного настоящего колдуна (на поверку все подряд оказывались мастерами пудрить мозги), но что касается Александрины, поговаривали, будто она и впрямь ведьма. При этом рассказывали, что журналистов чует за версту и не принимает даже в качестве клиентов. Кажется, то ли двое, то ли трое представителей конкурирующих фирм пытались проделать этот незамысловатый фокус и были с позором изгнаны, даже не удостоившись чести узреть физиономию знаменитости… Слухи могли при моем везении запросто оказаться правдой, и тогда… Но о том, что именно может произойти тогда, я решила лучше пока не думать. Мне еще предстояло раздобыть деньги для осуществления своего адского плана, а возможный источник для этого имелся один-единственный…

…Выйдя из кабинета Эфроима, я мгновенно ощутила изменения, произошедшие в атмосфере. Ничего удивительного: дверь в святая святых, так же как и весь занимаемый редакцией одноэтажный особняк, страдала хроническим сколиозом, пожалуй, еще с конца прошлого века. И сквозь широченную щель, образованную ею и когда-то прямым косяком, мой монолог был с огромным интересом выслушан коллегами. Комментарии не замедлили последовать. Как всегда, самым близким к истине оказался Василий. Поглядев на меня с сомнением, он сказал всего три слова:

— Не может быть…

И вернулся к прерванному занятию в отличие от подавляющего большинства присутствующих.

Ниночка, которой ее наивность позволяла оставаться такой же неиспорченной, какой она была в третьем классе средней школы, искренне восхитилась. Только очередная посетительница в супермини, как раз заполнявшая бланк объявления о прелестях и пользе шведского массажа, помешала ей тут же со слезами кинуться мне на шею.

Парапсихолог Николай Коршун, пишущий мрачные жутики на тему черной магии, ничего не сказал, лишь смерил меня злобным и завистливым взглядом.

Люба Вышинская, автор «Полезных магических советов», благодаря которым, по мнению Эфроима, мы пока все еще держимся на поверхности рыночной трясины, фальшиво улыбнулась и дернула плечиком. Выражение ее глазок разглядеть за толстенными концентрическими стеклами очков было просто невозможно.

— Ой, как я за тебя рада, — скороговоркой протараторила Любочка, — ой, как рада! Смотри только, чтоб она тебя не подвела, чтоб не подвела… Вдруг обманет, а? А?

— Да тормозни ты, — взмолился наш верстальщик и зав компьютерным цехом Сашка Соколов. Будучи человеком нетворческим, он единственный верил во все существующие суеверия и знал их почище всех магов и колдунов, вместе взятых. Ему, как главному источнику материалов о русских народных и зарубежных приметах, позволялось даже не отходя от рабочего места предаваться своей главной слабости — употреблению пива «Гиннес». Запас этого консервированного пойла у Сашки был рассчитан, по-моему, до трехтысячного года. Ободряюще улыбнувшись мне в качестве поощрения, Соколов вновь углубился в компьютер.

И только Лариска, моя любимая подруга, замечательная девка, владеющая к тому же необычайно проворным пером в любой сфере нашей тематики, среагировала должным образом. Лариска посмотрела на меня с искренней тревогой и заботой. Ей понадобилось всего мгновение, чтобы докопаться до истины. И тогда в глазах моей подруги вспыхнул ужас, а я испытала некоторое облегчение: вдвоем мы обязательно что-нибудь придумаем, и я наверняка выкручусь… Никогда еще я не была столь далека от истины, как в тот момент!

Глава 3

Две жены одного мужа

Когда туман небытия развеялся, я обнаружила, что комната была битком набита людьми в милицейской форме нового образца. В обморок я все-таки упала и теперь находилась в горизонтальном положении на чем-то мягком, но скользком и неудобном: до сих пор не знаю, чьи заботливые руки перенесли меня в Вилькин кабинет и водрузили на огромный кожаный диван.

Первым вернулся в реальность мой слух благодаря рекламе шоколада «Пипса» по телевизору, который почему-то работал на полную громкость в кабинете… Впрочем, то, что я нахожусь в кабинете, я поняла позже. Услышав название Вилькиной фирмы, я вспомнила все, что произошло, и открыла, наконец, глаза. Надо мной тут же склонилось чье-то прыщавое юношеское лицо.

— Товарищ капитан, она очухалась!..

Новая физиономия — на этот раз постарше и поприятнее предыдущей — оказалась в поле моего зрения, и я, мужественно разгоняя остатки клочковатой серости, все еще плававшей в мозгу, села.

— Как вы себя чувствуете? — У капитана оказался очень приятный, завораживающий баритон.

— Все в порядке, — пролепетала я не очень еще послушным языком и огляделась, как раз тут и обнаружив, что квартира полна народа и милиции.

Я облизнула пересохшие губы и спросила:

— Вы его нашли?..

— Кого? — Капитан протянул мне неведомо откуда взявшийся стакан воды.

— Труп, кого же еще?!

Кажется, я пришла в себя окончательно, поскольку почувствовала раздражение от его тупости. А заодно и оттого, что на сей раз он мне не ответил.

Опустошая стакан, я быстро оценила обстановку: в соседней комнате о чем-то негромко переговаривались сразу несколько мужских голосов. Какая-то серая тень промелькнула в открытых дверях, издалека, но при этом отчетливо донесся всплеск женских рыданий… Танька!

Мою попытку броситься на этот призывный звук капитан решительно пресек, заставив опуститься обратно на скользкий диван:

— Вы в состоянии ответить на несколько вопросов?

— Конечно! А вы?

Он как-то странно на меня посмотрел и ничего не сказал. Из смежной гостиной послышались тяжелые шаги сразу нескольких человек. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: наша с Танькой страшная находка наконец-то покидает пределы квартиры…

Пока я прислушивалась к этим неприятным звукам, в руках капитана, между прочим, довольно симпатичного белокурого мужчины с ласковыми, как у собаки, коричневыми глазами, появились блокнот и ручка.

— Ваше имя, отчество, фамилия?

— Голубева Елизавета Петровна, — ответила я машинально и почему-то добавила: — Двадцать пять лет.

Капитан вопросительно посмотрел на меня:

— Голубева?.. Вы что, родственница хозяевам квартиры?

— Глупости! — Я почему-то рассердилась. — Никакая я не родственница, я — жена!..

Мы немножко помолчали, после чего капитан спросил:

— Э-э-э… Чья, простите, жена?

— Вильяма Голубева, разумеется! — брякнула я и только после этого сообразила, что для недоумения, появившегося во взгляде следователя, имеются все основания: ведь судя по рыданиям, доносившимся со стороны кухни, Танька очухалась раньше меня и наверняка успела уже ответить на аналогичные вопросы… В частности, назваться раньше меня женой Вильки.

Между тем язык мой снова принялся, как тогда в кабинете Эфроима, нести помимо моей воли всякую чушь.

— Трупа, — подтвердила я, почему-то имея в виду Вильку. Должно быть, ночные поиски в кустах и последовавшие затем события спутались в моем мозгу в какой-то мертвый узел.

— Так вы, значит, знакомы с убитым? — простодушно обрадовался капитан.

— С чего вы взяли?! Первый раз вижу! То есть видела… Я говорю про Вильку… Вильяма Голубева! Я оставила его фамилию, понимаете? А девичья у меня была другая — Солнцева.

Капитан, до этого бледнокожий, как все светловолосые люди, на глазах начал багроветь.

— Послушайте… — В его голосе появились новые, неприятные интонации. — Я спросил, кем вы доводитесь хозяину квартиры, а вы…

— …А я ответила: женой!

— А кто же тогда Татьяна Викторовна Голубева?!

— Жена! — пояснила я этому тупице, внезапно вспотевшему от волнения и теперь вытирающему лоб скомканным носовым платком не первой свежести.

За спиной капитана мерзко хихикнул прыщавый:

— Товарищ капитан, это теперь так модно, «шведская семья» называется…

— Вы что, спятили?! — Моему возмущению не было предела. — С чего это вы взяли, что мы… Тьфу! Я, кажется, забыла сказать, что мы с Танькой… Короче, я — первая! А она — всего лишь вторая!

В кабинете повисла короткая тяжелая пауза.

— А-а-а… — сказал капитан и спрятал платок. — А Татьяна Викторовна утверждает, что вы — подружки. Школьные.

— Ну и что? — пожала я плечами. — Одно другому не мешает… Вам что же, никогда не приходилось сталкиваться с «треугольником»?

— С треугольником? — Капитан снова полез за платком. — С каким треугольником?

— С любовным! — отрезала я и снова задала свой вопрос: — Вы его нашли?

— Кого? — Капитан никак не мог понять, что происходит.

— Да Вильку же, Вильку!..

Менты молча переглянулись, после чего капитан вдруг спросил, как я себя чувствую. Видимо, результаты допроса его не устраивали. И я, вздохнув, в общих чертах поведала, правда с некоторыми купюрами, о событиях сегодняшней ночи. Купюры в основном касались Таньки. Я вдруг обнаружила, что мне совершенно не хочется подставлять под ментовскую гильотину свою ненавистную соперницу… И это — вопреки тому, что целых полтора года, то есть пятьсот сорок семь ночей подряд, я только тем и занималась, прежде чем уснуть, что строила планы мести коварной разлучнице, один изощреннее другого… Теперь же сама жизнь предоставила мне возможность реализовать, можно сказать, лучший из них, а я…

Словом, я не только не сказала капитану про то, что Танька возможная убийца нашего мужа, превратив ее наезд на Вильку в обыкновенную супружескую ссору, но и словно нечаянно назвала Танькину девичью фамилию… Ожидаемый эффект последовал немедленно.

— Столяренко? — Капитан вопросительно посмотрел на меня.

— Именно! — подтвердила я его страшную догадку. — Татьяна — родная и единственная дочь Виктора Петровича Столяренко, генерального прокурора города!..