На этом месте обомлевшая от неожиданной атаки Танька вняла наконец моему шипению и сигнальным жестам и, дождавшись, когда прокурор начал набирать в грудь очередную порцию воздуха, выпалила нужный и очень важный вопрос:

— Кто этот труп? — После чего телефонная трубка взорвалась таким фейерверком знакомых слов, что в глубине души даже шевельнулось что-то похожее на уважение к прокурору, столь близко находящемуся к своему народу.

Тишину, воцарившуюся после речи поистине народного прокурора, нарушил Фрэд.

— Надо ехать, — сказал он, тяжело вздохнув. — В противном случае мы с вами ничего не узнаем, в том числе и того, кого именно вам, девушки, следует опасаться… Я тебя отвезу, — добавил он, к моему глубокому возмущению, обращаясь к Таньке.

Ответить она не успела, потому что я немедленно запротестовала:

— Ни за что не останусь одна! У меня после сегодняшнего нервы не в порядке!..

Мой телохранитель вновь проявил удивительную покладистость:

— Ну что ж, поехали… Едем на Татьяниной машине вместе с Варькой, а на обратном пути заодно и ее прогуляем…

Мне стало ужасно стыдно: как же я могла забыть про мою несчастную, сто лет не гулянную псинку? К тому же уже довольно давно тихонько поскуливающую и заглядывающую мне в глазах немой мольбой… Ах я эгоистка!

Именно благодаря Варьке мы вынуждены были выполнить план, предложенный Фрэдом, в обратном порядке. Таньку отвезли к прокурорскому дому в самом центре, все на той же Демократической, изрядно мне сегодня поднадоевшей…

Сдав Татьяну с рук на руки здоровенному амбалу-консьержу, мы с Фрэдом немного постояли, попробовали в качестве развлечения вычислить прокурорские окна, но ничего у нас не получилось: окон на этаже было слишком много. После этого мы хотели было отправиться восвояси, как вдруг я вспомнила, что двери моей квартиры крепко заперты, а ключи остались у Татьяны, в ближайшие часы абсолютно недосягаемой…

— Господи, ну почему мне так не везет? — вопросила я с отчаянием темные, беззвездные небеса. — Ну почему именно сегодня я, идиотка проклятая, оставила на работе свои ключи?!

Фрэд даже не успел ничего понять из моего отчаянного вопля, как я вдруг вспомнила, что ключ от особнячка, который был в распоряжении редакции, мы по взаимной договоренности всегда оставляли в одном укромном местечке под крыльцом. Таким образом экономный Эфроимчик избегал лишних затрат на сторожа, сократив всю обслугу редакции до одной-единственной технички раз в неделю. Обычно мысль о чрезмерной прижимистости главного редактора вызывала у меня неизменное возмущение, но сегодня, как это ясно каждому, я ее горячо одобрила. Тем более что наша редакция находилась совсем недалеко от прокурорского дома… Подробно объяснив Фрэду, что случилось и как мы из этого положения выйдем, я бодро двинулась в сторону упомянутого особняка.

Вечер, несмотря на отсутствие звезд и даже луны, был чудесный: теплый, напоенный запахом только что расцветших лип и с той самой свежестью, которая так радует после знойного дня. Наш особнячок, как и положено в столь поздний час, взирал на мир чернильно-черными окнами. «Хорошо, что выключатель прямо у входа, — подумала я, — в такой темнотище и ноги переломать недолго…» Это была последняя здравая мысль, мелькнувшая в моей голове.

Потому что в следующую минуту я, к своему негодованию, обнаружила, что ключа в заветном месте нет!

— Может быть, ты не там смотрела? — сочувственно поинтересовался Фрэд, чем сильно разозлил меня: это я-то не там смотрела? Это я за пять лет не запомнила, где именно надо смотреть ключ?!

Я в сердцах пнула запертую дверь и… ухнула вместе с ней вниз по лестнице, ведущей в коридор… Следом за мной, восторженно лая, неслась Варька, очевидно решившая, что это наша с ней новая игра.

Потом Варька завизжала и, должно быть не углядев ступенек, кубарем скатилась вниз, наподдав мне чуть пониже спины… Мой истошный и, как позднее утверждал Фрэд, совершенно нечеловеческий вопль объяснялся тем, что приземлилась я на чье-то безвольно валявшееся в темноте тело! Клянусь, это было тело, поскольку мои руки, инстинктивно выставленные вперед, ткнулись справа в чей-то лоб и волосы, а слева в чей-то живот! Ни лоб, ни живот никак на мое падение не отреагировали, и, ничуть не сомневаясь, что я вновь валяюсь верхом на трупе, я орала и орала, не в силах остановиться.

Я продолжала орать даже тогда, когда Фрэд, каким-то чудом нащупав меня в темноте, выволок меня наверх, вновь спустился, чтобы приволочь Варьку, и во второй раз за наше короткое знакомство подхватил меня на руки, потому что стоять на собственных ногах я то ли не могла, то ли не хотела, норовя сесть прямо в пыль.

— Ну все, все… — успокаивал он меня вначале ласково и терпеливо, а потом заорал: — Тих-ха-а-а!..

И я, как ни странно, заткнулась, зато завелась, густо и басовито завыв, Варька… Позднее Федор Степанович признался, что и сам не знает, как ему все это удалось выдержать. Что касается меня, то я, совершенно позабыв о необходимости быть красивой, выла уже потихонечку, но с обильными слезами и всхлипами, время от времени интересуясь:

— Федечка, ну почему я?.. Почему я, именно я, должна все время падать на трупы?! Я их терпеть не могу, на дух не выношу мертвецов! Ну почему именно я, а?!

— Почему, почему… Не знаю я почему! Между прочим, если ты на них постоянно падаешь, могла бы уже и привыкнуть, а не впадать всякий раз в истерику!.. Лучше скажи, где тут у вас зажигается хоть какой-нибудь свет, надо вызывать милицию и врачей… Этот твой труп, по-моему, еще теплый. Может, человек еще жив… А ты тут воешь!..

Слова Фрэда, как ни странно, меня отрезвили. И я, икая, заикаясь и всхлипывая, собрала все свое мужество и сама ткнула рукой в выключатель.

В коридорчике освещения не было. Но дверь, ведущая в редакцию, оказалась распахнутой настежь. И после того как там, натужно пожужжав, зажглись лампы, их света вполне хватило, чтобы стала видна часть коридора. И я увидела, что у подножия лестнички, ведущей в комнату, лежит наша Любочка Вышинская… Она лежала, как-то жалко и нелепо скорчившись, словно плод в утробе матери. В тусклом свете, падавшем из дверей, было хорошо видно, что волосы над правым Любочкиным виском склеились в какую-то темную массу… «Кровь! — догадалась я. — Опять убийство!» И, кажется, на секунду все же потеряла сознание. Но упасть не успела: отвлек Фрэд, пнувший в этот момент Варьку, чтобы она перестала наконец выть. Выть Варька перестала, но вместо этого обиженно заскулила, а я от возмущения окончательно пришла в себя.

Фрэда рядом со мной уже не оказалось: мгновенно спустившись вниз, он склонился над несчастной Любочкой, то есть ее трупом… Какой ужас! И какое хладнокровие у моего телохранителя-единоборца!..

В этот момент Фрэд поднял голову, обернулся ко мне и отрывисто спросил каким-то казенно-суровым голосом:

— Где тут у вас телефон? Быстро! Она еще жива!..

Глава 14

Предположения

Домой мы с Фрэдом попали в восьмом часу утра. Лично я буквально засыпала на ходу, поскольку вздремнуть мне, как вы понимаете, не удалось. В отличие от этой иждивенки Татьяны, уже который день паразитирующей на мне, как пенициллиновый гриб на пшеничном батоне, забытом нерадивой хозяйкой.

Танька, видимо, сумела довольно быстро отделаться от прокурора, потому что встретила нас в одной ночной сорочке, почти прозрачной, позевывая и потягиваясь. Между прочим, в прихожую ее никто не звал, поскольку сумочку с ключом я на этот раз все же догадалась прихватить: неведомый убийца на мою собственность не позарился. Любочка оказалась жива. Во всяком случае, врач, приехавший по нашему вызову одновременно с ментами, заверил, что сделает все возможное, чтобы вернуть несчастную Вышинскую к жизни.

Все равно, когда ее наконец увезли, я вздохнула с облегчением. Бедная девушка находилась в бессознательном состоянии, а рана чуть выше правого виска была просто устрашающего вида. Возьми убийца на пару сантиметров ниже — и не миновать бы Любочке Вышинской присутствия на собственных похоронах… От одной мысли об этом я сразу простила Любочке все ее гадости.

Надо сказать, что мое облегчение, о котором я только что упомянула, было, к сожалению, очень кратким. И бесследно исчезло в ту минуту, когда я, проводив зареванным взглядом носилки с Любочкой, повернулась в другую сторону и… увидела знакомую физиономию капитана! Проследив за его преисполненным отвращения взглядом, я легко вычислила причину: капитан неотрывно, словно на привидение, пялился на мою ни в чем не повинную Варьку, клубочком свернувшуюся у ног Фрэда…

Да, воистину беда не приходит одна! Даже если бы Варька в прошлый раз не осквернила кабинет капитана, все равно в его глазах я выглядела бы подозреваемой номер один! Ментовская логика известна вообще всем, а любителям отвлекаться от реальной жизни детективами вроде меня и подавно! И если честно, разве не подозрительно на самом деле, второй раз выезжая на «особо тяжкое», заставать возле очередной жертвы все время одну и ту же девицу, якобы случайно оказавшуюся на месте преступления?!

Правда, если в прошлый раз я делила эту честь с невменяемой Танькой, то сегодня рядом со мной был спокойный и размеренный, как метроном, Фрэд. Но я-то была одна и та же! А что бы вы сами в таком случае подумали обо мне на месте белобрысого капитана, даже без Варькиного проступка?.. То-то и оно!..

Пока капитан медленно переводил на меня очень тяжелый взгляд, Фрэд встал и по собственной инициативе, подойдя к нему, предъявил какой-то документ в темных корочках с золотым тиснением. А я, вспомнив Танькины недавние инсинуации, очень пожалела, что нахожусь слишком далеко и не могу заглянуть моему телохранителю через плечо. Потому что, судя по реакции капитана, с трудом оторвавшего от меня взгляд и косо глянувшего в удостоверение Федора Степановича, документ этот был не только хороший, но прямо-таки выдающийся. Иначе с какой стати мой знакомый мент вдобавок к фиолетовому окрасу еще и мгновенно вспотел?.. После чего резво вскочил на ноги, что-то буркнул и снова сел на стул у коршуновского стола, за которым обосновался со своими бумажками. Неужели Фрэд настолько известная личность? Или он успел обучить восточным единоборствам непосредственное начальство капитана?.. Задумавшись над этими вопросами, я прослушала начало их разговора. А когда наконец прислушалась, то ничего уже не сумела понять.