– Она... она там, где ваши тения.

– Тения? – переспросил Остен, совершенно не представляя себе, что мальчик имеет в виду. – Ты можешь рассказать, как выглядит это место?

– Большой сарай с огромными трубами и инструментами, и...

– Изобретения! Там, где я храню свои изобретения! Это сарай на другом конце поместья.

Остен вскочил в седло.

– Тот человек сказал, что приведет к нам папу, – произнес Пип. – Боюсь, он уже там. Мы очень долго развязывали веревки.

Остен помрачнел.

– Энок, отвези Пипа в Рейвенскар. Не спускай с него глаз. Стреляй в каждого, кто посмеет приблизиться к нему, слышишь?

– С удовольствием, сэр, – пообещал Энок.

– Нет! – воскликнул Пип. – Подождите! Ханна просила меня сказать вам, что любит вас, что доверяет вам. Сказала, что вы обо мне позаботитесь и что мне не нужно бояться.

Она не боялась тюрьмы и ужасной смерти на виду у толпы. Не молила Остена поторопиться и спасти ее. Она беспокоилась лишь о Пипе и вверяла его заботам Остена.

– Теперь ты в безопасности, мальчик мой. Я не позволю тебя обидеть.

– Она сказала, чтобы я бежал. Сказала, что с ней все будет в порядке. Но если папа придет, а меня там не будет... – Глаза Пипа наполнились ужасом. – Мама пряталась, когда он на меня злился. Я залез в комод и не смог оттуда выбраться, а он бил ее. Ханну он тоже будет бить. Я не хочу, чтобы она умерла.

– Я привезу тебе ее целой и невредимой, клянусь. – С этими словами Остен повернул лошадь и, пригнувшись к ее шее, поскакал.


Ханна сжимала шило, пряча его в складках юбки. Ее била дрожь. Она не доставит Буду удовольствия, не покажет, как напугана. Он не увидит ничего, кроме презрения и насмешки.

Наверное, она умрет, но, может быть, ей удастся забрать этого мерзавца с собой.

Месяцами Мейсон Буд преследовал Ханну в ночных кошмарах. И вот сейчас она увидела его наяву. Золотые волосы с проседью блестели, словно бесовский ореол, зеленые глаза горели ненавистью.

– Моя дражайшая свояченица, – усмехнулся он, презрительно оглядывая ее.

Впервые Мейсон сбросил маску вежливости. Они так долго ненавидели друг друга, так долго были злейшими врагами. Только не показывали этого ради Элизабет, матери и сестер.

– Я надеялась, что в данный момент вы плывете на корабле в Америку, – насмешливо произнесла Ханна. – Я молилась, чтобы вы упали за борт. Должна признать, я получила огромное удовольствие, узнав, что вы исколесили всю Ирландию.

Мейсон напрягся.

– Вы заставили меня побегать. Но ваш друг медник был счастлив помочь мне, когда я... убедил его сделать это.

– Тайто?

Ханна вспомнила те несколько напряженных ночей, которые они провели у костра старика, вспомнила, как добр и великодушен он был, как помог им.

– С ним ничего не случилось?

– Думаете, мне было приятно бить старика? Но он заупрямился.

«Господи, должно быть, старик пострадал за свою доброту», – подумала Ханна.

– Ваш никудышный отец так и не преподал вам самый важный урок в жизни. В охоте важен результат. Даже если лиса на какое-то время сумела обхитрить охотника, идущего по следу, все равно ей от него не уйти.

– Никогда не думала, что у вас хватит смелости заняться таким опасным видом спорта. Одна лисичка против целой оравы людей со сворами собак? Да вы даже женщину с ребенком не смогли найти без посторонней помощи. Если бы не обратились к полицейским с Боу-стрит, все еще мотались бы по Англии.

– Я нашел бы вас, вне всякого сомнения.

– А где же ваш отряд? Не захотел участвовать в убийстве?

– Мистер Аттик? Я попросил его съездить за полицией, чтобы вас отвезли в тюрьму. – Буд самодовольно ухмыльнулся. – Это дело семейное, дорогуша. Я сказал ему, что хочу встретиться с вами с глазу на глаз. Возможно, он вор и лжец, но вряд ли захочет обагрить руки кровью.

– Он с радостью посмотрел бы, как меня повесят.

– Ну, только издалека. Кроме того, мне не хотелось, чтобы он услышал, как вы клевещете на меня. Может быть, я и не искал бы вас, но вы имели глупость угрожать моей чести и моему доброму имени.

– Вашей чести?! – с отвращением произнесла Ханна. – Вы убили собственную жену, и этого вполне достаточно, чтобы привести в ужас любого, кто об этом услышит.

– Я любил Элизабет! – взревел Буд. – Но вам этого не понять. Вы старая дева. На вас и взглянуть никто не захочет!

– Я знаю, что такое любовь, – заявила Ханна, вспомнив, как они с Остеном страстно ласкали друг друга. – Любовь не имеет ничего общего с насилием. А вы издевались над женой и сыном.

– О да. Вы вечно навязываете всем свое мнение. Всегда стояли между мной и Элизабет, совали нос не в свое дело. Даже перед нашей свадьбой!

Ханна старалась вызвать его ярость, чтобы он набросился на нее.

– Я умоляла ее не выходить за вас до той самой минуты, когда она встретилась с вами у алтаря.

– Но вам это не удалось. Она слишком сильно меня любила.

– Она боялась нарушить условности, чувствовала себя обязанной выйти замуж ради семьи. Она уступила давлению со стороны матери и сестер. Все говорили, что это великолепная партия.

– Она меня любила!

Ханна вспомнила блеск в глазах сестры, когда та в первый раз танцевала с Мейсоном, вспомнила, как расцветали розовым цветом ее щеки, когда кто-нибудь упоминал его имя. Первые романтические порывы девушки.

Самый сильный эликсир и самый опасный яд.

– Может быть, поначалу она и любила вас. Но когда я приехала в Буд-Холл несколько месяцев назад, то увидела в ее глазах только ненависть к вам. Она умоляла меня забрать Пипа и увезти подальше от вашего смертоносного дыхания.

На лице Мейсона появились отвращение и ярость.

– Мальчишка! Никчемный мальчишка! Вечно она нянчилась с ним. Я дал ей все. Дорогие платья, драгоценности, я даже отремонтировал тот ветхий домик, в котором вы жили! Мы были счастливы. Обожали друг друга. Вы хоть можете себе представить, как я был горд, ведя под руку такую красавицу? А когда я узнал, что у нас будет ребенок, то просто обезумел от счастья. Мне нужен был наследник, которому я мог бы передать титул и земли.

– Лиззи родила вам сына!

– Лучше бы он умер при рождении! Но нет же! Этот писклявый слабак выжил. Из-за него моя Элизабет изменилась. Только он кашлянет, она укладывает его в постель. Она перестала ходить со мной на балы и приемы. Не отходила от него.

– Она была хорошей матерью.

– Я нанял няньку, чтобы та сидела у постели ребенка.

Господи, так вот как это началось! Весь этот ужас, стоивший сестре жизни. Буд ревновал к собственному сыну?

– Вы избивали Элизабет, – с ненавистью произнесла Ханна. – В этом и выражалась ваша любовь?

– Я стыдился этого сына-слабака! Хотел сделать из мальчишки мужчину! Но она мешала мне. Любой на моем месте потерял бы терпение! Она знала, какой у меня характер!

Надо вывести его из себя. Спровоцировать. Если он ринется на нее, она сможет вонзить шило ему в грудь. Но если промахнется, Мейсон, не задумываясь, убьет ее.

– Она пыталась защитить свое дитя от вас. Вы издеваетесь над слабыми.

– Все это чушь! Элизабет, хоть и была слишком добросердечной, в глубине души понимала, что я правильно поступаю.

– Элизабет мне все рассказала, когда я приехала в Буд-Холл и нашла ее умирающей.

– Элизабет знала, что я сделал это для ее же блага и для блага мальчишки! Она любила меня так же, как я ее!

Ханна изо всех сил сжала шило.

– Она хотела забрать Пипа и сбежать от вас, чтобы вы их никогда не нашли! Но вы избили ее, прежде чем она смогла это сделать! Вы посадили Пипа на эту жуткую лошадь...

– Это ложь! – Злоба исказила лицо Буда.

– Неужели? Как же я узнала о том, что может лишить вас доброго имени? Лиззи мне все рассказала, а ваш грум подтвердил.

– Кто подтвердил?

– Пока вы валяли дурака с никчемными дружками, слуги полюбили Лиззи. Они знали, как вы с ней обращаетесь. Но не могли вас остановить! Прежде чем я ушла с Пипом, грум поклялся, что все это правда.

– Это просто нелепо!

– Вы годами выигрывали все скачки графства и считались непобедимым. Но встретили соперника, способного одержать верх над вами.

Он поджал губы и прищурился. На лице отразилась ярость.

– Вы рехнулись! – выпалил Мейсон.

– Нет, это вы рехнулись! Готовы пожертвовать всем, чтобы спасти свою дурацкую репутацию, напыщенный, трусливый дурак! Вы знали, что жеребенок горяч, но усадили на него Пипа. Жеребенок сбросил его, мальчик едва не убился и стал задыхаться. Грум подумал, что он умирает. Но это вас не остановило. В отчаянии грум послал за Лиззи. И когда Лиззи вмешалась, вы набросились на нее и избили!

Мейсон в бешенстве сжал кулаки.

– Я велел ей вернуться в дом.

– Почему? Боялись, что Лиззи догадается о том, что уже известно груму? Она догадалась! Вы хотели, чтобы лошадь покалечилась, и использовали для этого Пипа.

– Я заплатил за ту лошадь целое состояние! Она никогда не проигрывала скачки!

Подумать только, какой ужас, его расстроило то, что он покалечил лошадь и об этом могут узнать, а что избил жену до полусмерти, его мало заботило. Но еще более отвратительно, что такое же мнение существовало и в обществе. Избивать жену можно, а вот мошенничать на скачках – Боже упаси!

– Но лошадь должна была проиграть на следующий день, не так ли? Так что вам надо было найти способ спасти вашу смехотворную честь. И вы представили дело так, будто лошадь охромела из-за сына и ее пришлось пристрелить.

– У вас нет никаких доказательств этого, – нагло ухмыльнулся Буд. – Никто бы вам не поверил!

– Неужели? Вы пристрелили лошадь, не так ли? За день до скачек. Уж если вы догадались, что может победить другая лошадь, не думаете ли вы, что об этом мог догадаться и кто-то еще? Разве вся эта история не выглядит крайне подозрительно?

– У вас нет доказательств! – повторил Мейсон.