Кимберли Кейтс - Утренняя песня

Ее положение... Его дамы... Господи! Она бросила страницу на диванчик, от унижения у нее запылали щеки.

– Я не его женщина. Произошла какая-то ошибка.

– Неужели? Должен признать, я был несколько смущен, когда впервые узнал об отношении хозяина к вам. Но теперь все ясно. Ко времени своего возвращения в Рейвенскар-Хаус мистер Данте распорядился поместить мальчика в комнату радом с вашей, переднюю переоборудуют под детскую и перенесут туда игрушки. Вы будете жить в комнате одна, и это платье должно быть сшито в соответствии с его пожеланиями.

– Мистер Аттик, меня наняли помощницей к хозяину. Я должна помогать ему записывать ноты. Вот и все.

– Бросьте, мисс Грейстон. Поздновато разыгрывать невинность, не так ли? У вас есть внебрачный ребенок. И мистер Данте вправе надеяться, что вы не откажетесь разделить с ним ложе.

Ханна почувствовала себя обнаженной под этим осуждающим взглядом.

– Просто не верится, что мистер Данте мог подумать...

Она не договорила. Это было слишком унизительно.

Вне всякого сомнения, он привык брать любую женщину, какую хотел. И он был уверен, что она не девственница. Она внутренне содрогнулась, почувствовав себя оскорбленной.

Неужели он полагал, что она так дешево себя ценит? Что продаст свое тело за красивое платье и дорогие игрушки для Пипа?

– Мисс Грейстон, я нахожусь рядом с мистером Данте с тех пор, как он был ребенком, и я сопровождал его в путешествиях после его разрыва с отцом. Я понимаю его, как никто другой в мире. Поэтому позвольте мне взять на себя смелость и все вам объяснить. Совершенно ясно, чего от вас хочет мистер Данте. Должно быть, жизнь в деревне наскучила ему. Он не единственный джентльмен, который хотел бы развлечься в постели со служанкой.

– Вы ошибаетесь! Он не мог...

– Меня совершенно не касается, что происходит в постели моего хозяина, мадам. Однако разрешите вас предостеречь. Я не делаю исключений ни для кого, кто осмелился бы попытаться извлечь выгоду из его великодушия. Я советовал бы вам не проявлять властности и жадности.

– Мне ничего этого не надо! Ни этого платья, ни игрушек для Пипа!

– Вы можете обсудить ваши... желания с мистером Данте, когда тот вернется. Всех остальных не касаются вспышки вашего темперамента. Наши рабочие места зависят от того, насколько точно мы выполняем приказы мистера Данте, мадам. А когда он вернется в Рейвенскар, все будет сделано согласно его распоряжениям. Вы же не хотите, чтобы служанки из-за вас потеряли работу?

Она оказалась в ловушке. Она не могла допустить, чтобы Бекка и другие служанки пострадали из-за нее.

И все же она не позволит ему так оскорбить себя. Ей придется противостоять этой катастрофе, как и всем другим, неожиданно возникавшим в ее жизни, с поднятой головой и чувством собственного достоинства.

– Хорошо, – проговорила она, спокойно взглянув в глаза Аттику. – Мы сошьем платье так, как того хочет хозяин.

Когда оно будет готово, она швырнет его в лицо Остену Данте.

Данте направил Огнеборца по дороге в Рейвенскар, не в силах освободиться от охватившей его тревоги.

С каждым шагом жеребца нетерпение Данте росло. Он словно чего-то ждал.

Данте помнил это ощущение с самого детства, когда пальцы были в чернилах, когда спина болела от последней порки, а живот был набит невкусной школьной едой, которую он с трудом проглотил, прежде чем покинуть священные коридоры Итона.

Пьяный от мальчишеского ликования, он высунул голову из окна дорожной кареты, присланной за ним дедом, ветер ерошил его волосы и холодил щеки, когда он смотрел, как незнакомый пейзаж озаряется солнечными лучами и сменяется холмами и долами столь любимого им Дербишира.

Чем ближе он подъезжал к дому, тем медленнее, казалось, скакали лошади; тогда мальчик выпрыгнул из кареты и бросился через пустошь, поросшую вереском, чтобы добраться побыстрее.

Карета должна была подъехать прямо к главному дому, где его ждал дед, приготовивший подарок – новую лошадь, новую собаку или новое ружье, – что-то из того, что, по мнению старика, может вызвать у мальчика восхищение. Но экипаж всегда подстерегало множество мелких разбойников в юбочках. Сестры – Летти и малышка Мэдлин – будут пританцовывать от нетерпения перед кирпичным домиком у ворот усадьбы семейства Данте. Матушка поднимется с любимой скамьи под дубом и, сияя улыбкой, заключит его в объятия. Он будет счастлив, но виду не покажет из мальчишеского упрямства. Он продемонстрирует им сокровища, которые удалось собрать за годы учебы, – изящные образы прошлого, вдавленные в камень, яйца птиц и блестящее перо ворона.

Он почувствовал, что у него сдавило грудь от волнения. Вот на что были похожи эти переживания – на возвращение домой...

Но почему вдруг у него появились такие ощущения?

Потому что он купил игрушки и одежду для Пипа? Отчасти – да. Но если быть честным, волновало его совсем другое.

Отрез голубого муслина, тонкого, мягкого, способного очаровать любую женщину.

Он покупал материю на бриджи для Пипа, когда увидел этот муслин – великолепный подарок для Ханны – и не смог устоять.

Он приказал торговцу прибавить это к заказу. Зачем? Он и сам не знал. Возможно, хотел облегчить совесть, после того как нанял Хокли для наведения справок о личной жизни Ханны.

Если так, то поездка прошла замечательно. В последующие дни он почти забыл о полицейском, уверенный в том, что у Ханны нет проблем с законом. А именно это и собирался выяснять Хокли.

Остен не подозревал, что покупка сюрприза для Ханны доставит ему удовольствие, какого он уже давно не испытывал. Но к удовольствию примешались и мрачные предчувствия.

Он и фасон выбрал, просмотрев журнал мод и пропустив вычурные платья, отделанные оборками и кружевами, остановился на простом, очень изящном платье, которое подчеркнет неброскую красоту Ханны.

Данте представил себе ее реакцию в тот момент, когда Аттик будет передавать подарки.

Ханна, несомненно, будет ошеломлена и ощетинится.

С того момента, как он задумал купить Пипу вещи, он понимал, что Ханна, с ее понятием о чести, воспротивится. Но он сумеет ее переубедить.

С того времени, когда он был мальчишкой с липкими руками, таскавшим у повара куски от головы сахара, он умел мастерски очаровывать людей и добиваться от них желаемого. Но обаяние на Ханну не подействует.

Приказы – единственное средство, чтобы сломить ее сопротивление. Приказы, посланные из Лондона. От имени хозяина поместья Рейвенскар.

Ханна, конечно, разозлится, но к моменту его возвращения поутихнет. Ведь пройдут целые три недели. Тем более что в глубине души ей захочется принять его подарок. Впервые в жизни Остен страстно желал угодить леди. Он в первый раз отважился...

Скоро он узнает, что думает Ханна по поводу платья. Из опыта общения с ней он знал, что она не будет ни ахать, ни охать, не будет смущаться, а скажет со всей откровенностью, что думает о его подарке, понравится это ему или нет.

Данте направил Огнеборца за поворот, жеребец заторопился, почуяв запах конюшни. Рейвенскар-Хаус смутно вырисовывался на фоне серого неба, белые колонны сияли в сумерках, а в окнах мерцало пламя свечей.

У Данте учащенно забилось сердце, и он еще ниже склонился к шее лошади, испытывая такое же сильное желание скорее добраться до места, как и животное.

Скоро он увидит, какие эмоции отразятся на лице Ханны, и она не сможет их скрыть, как бы сильно ни старалась. Но сначала он сбросит одежду, покрытую дорожной пылью, и избавится от щетины. Прикажет слуге приготовить ванну и бритву. Покончив с этим, он позовет Ханну в Розовую гостиную.

Что она скажет? Как себя поведет? Это невозможно было предвидеть.

Терпение Данте было на пределе.

Этого момента Ханна ждала три недели. Время лишь усилило ее возмущение и укрепило решимость.

Оскорбленная до глубины души, она держала в руках только что сшитое платье.

«Мистер Данте ждет вас в Розовой гостиной, – сказал ухмыляющийся лакей. – Он приказал вам надеть голубое платье».

Ей хотелось ответить: «Передайте мистеру Данте, чтобы убирался ко всем чертям».

Но она предпочла личное общение с великим и могучим хозяином.

Ханна сошла вниз, предвкушая сражение. Сердце предательски екнуло, стоило ей увидеть Остена в дверном проеме Розовой гостиной. Черные бриджи облегали мускулистые бедра. Булавка с сапфиром блестела на шейном платке, подвязанном под чисто выбритым подбородком. Черные волосы, откинутые с высокого лба, блестели, словно вороново крыло под солнцем.

Его взгляд был полон самодовольства. На чувственных губах играла улыбка.

Остен Данте не сомневался, что бедная Ханна будет благодарна за то, что ее приглашают к нему в постель и используют как обычную проститутку. Он играл в эту игру уже не раз.

Как только он увидел ее, его лицо расцвело от удовольствия, но он тут же помрачнел, заметив измятую материю у нее в руках.

Он нахмурился.

– Разве платье не готово? Я думал, что отдал распоряжения...

При виде его смущения Ханна еще больше разозлилась.

– Не стоит беспокоиться. Оно готово, сэр. Ваш приказ выполнен.

Она бросила ему платье. Он поймал его. Синие глаза сверкнули.

– Вам, наверное, не понравился цвет?

Тень разочарования мелькнула в его глазах.

– Если вы предпочитаете другой, можно выписать из Лондона.

– Покорнейше благодарю вас, сэр! Не утруждайте себя заботой обо мне, – ледяным тоном произнесла она.

– О какой заботе вы говорите?

Он замешкался, но когда наконец понял смысл сказанного, его глаза округлились. Он уныло улыбнулся.

– Ханна, сожалею, если задел вашу гордость. Пожалуйста, примите платье в знак того, что я прощен. Все эти однообразные коричневые и серые цвета действовали на мой творческий процесс угнетающе. Вторгались в мою музыку. – Он улыбнулся с подкупающей теплотой. – Мы же не хотим, чтобы я писал только погребальные песни.